Не нужно думать, что те процессы в Армении, которые движутся «по нисходящей», являются самобытными. Духовностью в лучшем смысле этого слова сегодня не могут похвастаться ни Россия, где сатанисты жгут церкви, ни страны «закатывающейся» Европы.
ОДНАКО У ВСЕХ ВСЕ ЕЩЕ СОХРАНЯЮТСЯ УНИКАЛЬНЫЕ ЧЕРТЫ даже в процессах регресса и падений, связанные с особенностями менталитета и истории. Знаменитое исследование Михаила Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» должно быть актуализировано культурологами, политологами, имиджмейкерами, спичрайтерами. Потому что сегодня больше всего востребован политик и журналист — игроки. Виктор Черномырдин создал свою харизму на косноязычии, трансформируя его в мыслеформы. Сергей Лавров также предпочитает официозу и коммьюнике троллинг, порой с соленым словцом.
Сам Михаил Бахтин ссылался на русского литературоведа Алексея Веселовского, который увидел в фигуре Рабле, кому-то казавшейся непотребной, циничной, веселого мальчика, выпущенного из курной избы, олицетворявшего коллективное народное темное и тайное, на городскую площадь.
Впрочем, доказательства от противного сегодня демонстрирует Армения. Народное ее почти никогда не было темным, не связывалось с постыдными и вытесненными желаниями, а носило черты здорового, ясного, солнечного начала.
Впрочем, то, что попытки карнавализации политических процессов будут проводиться, было слишком очевидно. Несмотря на героизм, порой экзальтированность, армянский характер один из немногих в мире, который может рассматриваться как «раблезианский», но с большими поправками. Армяне с древности любят театр, шутку, жестикуляцию, искусство миманса. Однако христианство именно здесь табуировало то, что не смогло в Европе. Утрировал тему великий Борхес в рассказе «Сообщение Броуди». Он описал вырождающийся народ иеху: чтобы привлечь к себе внимание, вчерашние люди кидают друг в друга грязью.
Как мы понимаем, с культом плодородия это уже не связано.
Говоря современным языком, Бахтин выровнял карму средневекового человека, то, что считалось пошлостью, мир увидел в другом свете: связанной с обрядово-зрелищными формами, жанрами фамильярно-площадной речи. Бахтин часто повторяет слово «амбивалентность». Эта двойственность народной культуры таит в себе не только скрытую до поры до времени вторую запретную жизнь. Она искушает применить ее и в буднях. Она, как оказалось, смогла формировать в современном обществе такие зоны, где вольный, когда-то «пасхальный смех» или традиция бросать в толпу экскрементами в «праздники дураков» сегодня применяется как лакмусовая бумага. И проявляет отрицание уважения к личности, к духовности народа, пытаясь представить карнавализацию вместо культивируемых веками норм общественного устройства.
КАРНАВАЛИЗАЦИЯ В ЛЮБОЙ СТРАНЕ, БУДЬ ТО АРМЕНИЯ, РОССИЯ ИЛИ ИСПАНИЯ, будет всегда иметь характер тайного оружия, направленного в самую сердцевину народа. Иначе чем объяснить появление таких причудливых персонажей, как новый глава ВАК в нацистской форме, он «пошутил», приравняв евреев к фашистам? И это в стране, где за четыре года войны было призвано более 500 тысяч армян, где в 1941 году население республики составляло менее 1 миллиона 400 тысяч человек.
Да, в Армении никогда не смеялись, не кощунствовали над смертью. Вы не найдете здесь той фетишизации, что есть, например, в Мексике с ее ацтекскими культами. Ее история с несколькими волнами этнических чисток не располагает к такому защитному механизму психики.
Бахтин писал о том, что карнавал не созерцают, в нем живут, и живут все, по идее своей он всенароден. Вот один из ключей к тем явлениям, которые так настораживают и оскорбляют тех армян, кто не знает, как очистить житейское поле от масок и прозвищ, придать жесткую, прагматичную форму тем трансформациям, что идут сегодня.
В конце концов, карнавал — это вторая жизнь народа, а когда она вытесняет первую, унижает ее и уничтожает, действительно становится страшно. Как было бы страшно средневековому французу, который, вернувшись с праздника домой, попросил у матери похлебку, а она, обернувшись к нему, предстала бы в образе ведьмы или развратной герцогини.
Карнавализация жизни переворачивает ценности. Зрелища, праздники, игрища, где господствует вольный фамильярный контакт, где человек перерождается для новых, чисто человеческих отношений, без иерархии, в реальности делает противоположный эффект: он разъединяет людей, наносит болезненные психологические травмы. И если карнавал освящает неравенство, то площадная реальность сегодняшней Армении, напротив, ведет к желанию резко ограничить себя, круг своих единомышленников. Но не сливаться с теми, кто монополизировал слово «жоховурд».
Валерия ОЛЮНИНА
ОДНАКО У ВСЕХ ВСЕ ЕЩЕ СОХРАНЯЮТСЯ УНИКАЛЬНЫЕ ЧЕРТЫ даже в процессах регресса и падений, связанные с особенностями менталитета и истории. Знаменитое исследование Михаила Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» должно быть актуализировано культурологами, политологами, имиджмейкерами, спичрайтерами. Потому что сегодня больше всего востребован политик и журналист — игроки. Виктор Черномырдин создал свою харизму на косноязычии, трансформируя его в мыслеформы. Сергей Лавров также предпочитает официозу и коммьюнике троллинг, порой с соленым словцом.
Сам Михаил Бахтин ссылался на русского литературоведа Алексея Веселовского, который увидел в фигуре Рабле, кому-то казавшейся непотребной, циничной, веселого мальчика, выпущенного из курной избы, олицетворявшего коллективное народное темное и тайное, на городскую площадь.
Впрочем, доказательства от противного сегодня демонстрирует Армения. Народное ее почти никогда не было темным, не связывалось с постыдными и вытесненными желаниями, а носило черты здорового, ясного, солнечного начала.
Впрочем, то, что попытки карнавализации политических процессов будут проводиться, было слишком очевидно. Несмотря на героизм, порой экзальтированность, армянский характер один из немногих в мире, который может рассматриваться как «раблезианский», но с большими поправками. Армяне с древности любят театр, шутку, жестикуляцию, искусство миманса. Однако христианство именно здесь табуировало то, что не смогло в Европе. Утрировал тему великий Борхес в рассказе «Сообщение Броуди». Он описал вырождающийся народ иеху: чтобы привлечь к себе внимание, вчерашние люди кидают друг в друга грязью.
Как мы понимаем, с культом плодородия это уже не связано.
Говоря современным языком, Бахтин выровнял карму средневекового человека, то, что считалось пошлостью, мир увидел в другом свете: связанной с обрядово-зрелищными формами, жанрами фамильярно-площадной речи. Бахтин часто повторяет слово «амбивалентность». Эта двойственность народной культуры таит в себе не только скрытую до поры до времени вторую запретную жизнь. Она искушает применить ее и в буднях. Она, как оказалось, смогла формировать в современном обществе такие зоны, где вольный, когда-то «пасхальный смех» или традиция бросать в толпу экскрементами в «праздники дураков» сегодня применяется как лакмусовая бумага. И проявляет отрицание уважения к личности, к духовности народа, пытаясь представить карнавализацию вместо культивируемых веками норм общественного устройства.
КАРНАВАЛИЗАЦИЯ В ЛЮБОЙ СТРАНЕ, БУДЬ ТО АРМЕНИЯ, РОССИЯ ИЛИ ИСПАНИЯ, будет всегда иметь характер тайного оружия, направленного в самую сердцевину народа. Иначе чем объяснить появление таких причудливых персонажей, как новый глава ВАК в нацистской форме, он «пошутил», приравняв евреев к фашистам? И это в стране, где за четыре года войны было призвано более 500 тысяч армян, где в 1941 году население республики составляло менее 1 миллиона 400 тысяч человек.
Да, в Армении никогда не смеялись, не кощунствовали над смертью. Вы не найдете здесь той фетишизации, что есть, например, в Мексике с ее ацтекскими культами. Ее история с несколькими волнами этнических чисток не располагает к такому защитному механизму психики.
Бахтин писал о том, что карнавал не созерцают, в нем живут, и живут все, по идее своей он всенароден. Вот один из ключей к тем явлениям, которые так настораживают и оскорбляют тех армян, кто не знает, как очистить житейское поле от масок и прозвищ, придать жесткую, прагматичную форму тем трансформациям, что идут сегодня.
В конце концов, карнавал — это вторая жизнь народа, а когда она вытесняет первую, унижает ее и уничтожает, действительно становится страшно. Как было бы страшно средневековому французу, который, вернувшись с праздника домой, попросил у матери похлебку, а она, обернувшись к нему, предстала бы в образе ведьмы или развратной герцогини.
Карнавализация жизни переворачивает ценности. Зрелища, праздники, игрища, где господствует вольный фамильярный контакт, где человек перерождается для новых, чисто человеческих отношений, без иерархии, в реальности делает противоположный эффект: он разъединяет людей, наносит болезненные психологические травмы. И если карнавал освящает неравенство, то площадная реальность сегодняшней Армении, напротив, ведет к желанию резко ограничить себя, круг своих единомышленников. Но не сливаться с теми, кто монополизировал слово «жоховурд».
Валерия ОЛЮНИНА
