Когда я слушаю музыку Лазаря Мартиросовича Сарьяна, меня словно что-то подталкивает следить за ней как-то особенно зримо — словно за кистью, вырисовывающей на холсте точные, выверенные внутренней интуицией линии образов природы. Невольно сопоставляешь картины отца и музыку сына, ищешь в музыке сарьяновское отражение. Родившись в мире красок и картин, уже с младенчества вдохнув терпкий аромат красок, став внимательным наблюдателем долгой и терпеливой работы отца над картиной, всегда стоявшей на мольберте, он рано научился созерцать — картину, дерево в саду, цветы и фрукты, разложенные на столе, да и простые вещи, — находя в них живое, творческое начало. Это он перенял от отца и на протяжении всей жизни развивал в себе эту особенность натуры, удивляя окружающих тонким и вдумчивым вниманием к самым простым, обыденным явлениям жизни.
«… Папа привык просыпаться рано, прислушиваться к пению птичек, созерцать рождение нового дня. Он был чуток к прекрасному и всегда обращал внимание на изумительные мелочи окружающей жизни», — вспоминает его дочь Софья Сарьян. А летом, на отдыхе в Доме творчества, он учил своих детей вглядываться в небо, мысленно погружаться в этот необъятный мир Космоса, глядящий на ночной Дилижан миллиардами огромных горящих звезд, заражая их мыслью о том, что Земля — не единственная колыбель жизни во Вселенной и что придут времена… Да, он учил их мечтать, стремиться в завтра, жить в перспективе грядущего и в то же время проживать мгновение с чувством радости, не теряя способности удивляться.
Конечно, первым творческим позывом Лазаря Сарьяна в отрочестве было стремление изобразить мир в красках на холсте, как это делал его великий отец. Однако не поощряемый отцом, который прекрасно знал, как трудно будет сыну завоевывать свое место в живописи на фоне его известности, юный Лазарь Сарьян легко оставил свое увлечение и обратился к музыке. Но опыт зримости остался. Он-то и сотворил феномен музыкального языка Лазаря Сарьяна. Все, кто внимательно погружался в музыку Лазаря Сарьяна, отмечали ее живописность, ее тембровую красочность, ее импрессионистичность, умение схватить момент сильного зрительного впечатления и затем, в отличие от живописи, развить, разработать его во времени.
В своих первых больших произведениях — Симфонической поэме (1950), «Картинках для симфонического оркестра …» (1956), Симфоническом панно «Армения» по мотивам полотен М.Сарьяна»(1966) — Лазарь Сарьян, казалось, музыкально иллюстрировал картины отца-художника. И это было совершенно естественно. Он, как это было принято в искусстве старых мастеров, шел вслед за Мастером, постепенно обретая собственное лицо. Школа — она была единой, школа Мартироса Сарьяна, но средства выразительности были разными.
Такая тесная связь живописи и музыки вообще характерна для армянской культуры. Она настолько интенсивна, что, порой находя аналогии, трудно сказать, где первоистоки темы, образа — в живописи или в музыке. Вардкес Суренянц, Акоп Коджоян, Мартирос Сарьян, Ованес Зардарян и другие художники оказались значимы не только в развитии национальной живописи, но и в развитии музыки, обогащая ее тематику, тембровую палитру, формируя ее стилистику. Наконец, они учили всматриваться в натуру, понимать знаки природы, отличать самобытные черты армянской жизни. Думается, что в огромной степени впечатление от картин армянских живописцев и, в частности, Мартироса Сарьяна, стимулировало в армянской музыке развитие импрессионистического направления, так изысканно и тонко трансформированное у Спендиарова в его «Эриванских этюдах», в партитуре его оперы «Алмаст», и далее так ярко и самобытно воплотившееся в музыке Лазаря Сарьяна.
Как же развернулась линия жизни, какие дороги открывались перед молодым юношей, выросшим под сенью вечнозеленого искусства великого живописца? Война… Вот когда жизнь круто, в одночасье меняет маршрут миллионов молодых людей. Среди них был и Лазарь Сарьян. Будучи студентом композиторского отделения музыкального училища им. Гнесиных, он ушел в армию в 1939 году. Война 41-го застала его на самой границе под Львовом, на учебных стрельбищах. В первые же дни войны, всего-то 19-ти лет от роду, он пережил вместе со своими столь же неопытными молодыми товарищами трагическое отступление. Это было самое страшное по безнадежности переживание. Он не любил вспоминать о первых днях войны и сразу переходил на людей: «Какие были люди в 7-м зенитно-пулеметном полку, да и в других полках его родного корпуса противовоздушной обороны! Генерал Васильков — умница, интеллигент, горячий поклонник искусства. Комиссар Грибенюк. Его помощник, секретарь комсомольской организации полка Бендерский… Лейтенант Салов… А девчонки какие!» — записывает его рассказ корреспондент Лиана Генина.
Война войной, но музыка, песни, стихи и танцы были нужны на войне, как родниковая вода. Баян нашли случайно в каком-то заброшенном клубе, и молодому солдату Лазарю Сарьяну, о музыкальных способностях которого знал уже весь полк, пришлось стать баянистом. С тех пор баян был постоянно рядом с его зениткой. Так он прошел первые три года войны. А в феврале 44-го в Москве состоялся смотр художественной самодеятельности Юго-Западного фронта, где Лазарь Сарьян выступал как автор музыкальных монтажей, песен, баянист и получил вместе со своей музыкально-поэтической командой первую премию и боевые награды. «Я потом, уже много лет спустя понял: от нашей самодеятельности пахло порохом», — говорил он. Ансамбль постоянно был на фронте, выступал на боевых позициях, и, главное, эта музыкально-поэтическая команда, как и множество подобных им, жила сегодняшним днем — песни и стихи писались прямо по следам военных событий…».
Точно так же, по следам военных событий жил и его отец Мартирос Сарьян, остро, глубоко, патриотично воспринимая войну, болея всем сердцем за сына и многих его друзей, ставших ему родными. Тут уже шли другие уроки жизни… Мартирос Сарьян встретился с сыном в феврале 1944 года в Москве, куда прилетел, узнав, что он будет там, а спустя два месяца — в освобожденном уже Киеве, будучи приглашенным на форум украинских художников. Он действовал по принципу: пусти дитя по свету, а сам иди по следу, и этот чадолюбивый урок воплотился в жизни Лазаря Сарьяна не только в семье, но и в его педагогической деятельности.
Пройдя сразу же после войны прекрасную школу Московской консерватории вначале в классе Дмитрия Шостаковича, затем у Анатолия Александрова, Виссариона Шебалина, Лазарь Сарьян впоследствии стал чутким наставником и заботливым покровителем своих учеников, строя какие-то особые взаимоотношения, основанные на полном доверии, на глубоком интеллектуальном общении. Он и дальше зорко следил за ними, часто не подавая виду. Его очень заботило новое время, наступившее сразу после развала СССР. Страна, за которую он воевал на фронте, идеалы которой отстаивал в жизни и в творчестве, перестала существовать.
С каким интересом и горячим сочувствием он следил за стремительным развитием событий на политическом фронте! Лучшие люди 90-х были бесконечно близки ему по духу, по составу крови — Сахаров, Лихачев, Чингиз Айтматов. Характерно, что одним из первых в Армении Лазарь Сарьян прочел роман Айтматова «И дольше века длится день…», ставший его любимой книгой. Эта эпическая повесть вневременного масштаба, в которой трагически зазвучала тема забвения высоких идеалов нравственности и встал перед глазами образ страшного беспамятства — манкуртства, глубоко перекликалась с его собственными переживаниями и тревогами. А ведь и его музыка с какого-то момента словно предугадывала такие времена.
Как разнится палитра красок и настроения его, истинно сарьяновских, солнечных сочинений — Картинок для симфонического оркестра, Торжественной увертюры для симфонического оркестра, Адажио и танца для струнного оркестра, Симфонического панно «Армения», «Арии и Токкаты» для скрипки и фортепиано, романтического, парящего в вышине Концерта для скрипки с оркестром, блестяще исполненного Рубеном Агароняном и симфоническим оркестром Армфилармонии под управлением Д.Ханджяна на концертах съезда композиторов Армении в 1973 году, и … сумрачный, тревожный мир Симфонии (1982), тяготеющей к воспоминаниям с трагической нотой ностальгии, или суровая немногословность струнного Квартета N 2, напряженная вдумчивость Трех постлюдий для фортепиано, затаенная в себе музыка Сонаты для виолончели и фортепиано (1989г.), в которой, по словам первой ее исполнительницы Медеи Абрамян, есть «недоступность, как бы взгляд со стороны»…
Художники-интеллектуалы к концу ХХ века обрели особую ясность прозрений. Они стремились что-то предотвратить… В последних своих произведениях Лазарь Сарьян «рисовал» драматический мир своего современника, его распавшееся время. Именно эта тема пресеченного времени, искореженного процесса развития страны, общества, в котором он жил, обрела в его творчестве глубоко осмысленную философскую концепцию, кстати, получившую развитие и продолжение в произведениях его ученика Рубена Саркисяна.
Одним из реальных его шагов в направлении консолидации общества стала в эти годы интенсивная связь с однополчанами. Она возникла спонтанно, востребованная самим временем. Боевая дружба расширяла свои географические координаты, зазвучала общественно значимо. 15 июля 1982 года в Большом зале Кемеровской филармонии состоялся авторский концерт народного артиста Армянской ССР, лауреата Государственной премии Армении композитора Лазаря Сарьяна, посвященный 45-летию Победы. На концерте присутствовали его боевые друзья и среди них — «девчонки из Кемерово», «девушки-кузбассовки» — отважные зенитчицы. Еще один концерт, опять же в Кемерово, прошел в 1990-м… Письма, телеграммы, встречи с боевыми товарищами яркими эмоциональными красками украшали вторую половину его жизни.
26 лет Лазарь Сарьян находился на посту ректора Ереванской консерватории. Трудно представить, как могло вместить в себя время, отведенное ему свыше, всю его многогранную деятельность — творчество, руководство консерваторией, педагогическую работу, участие в разных всесоюзных и международных музыкальных форумах, а также общение с поклонниками и исследователями искусства Мартироса Сарьяна, приходящими к нему в дом. Он часто вспоминал слова отца: брось все это, пиши… Может, подошло время для чего-то более важного, чем административная работа? Во всяком случае, в 1986 году Лазарь Сарьян ушел с поста ректора.
Это было сложное время. А между тем большой и шумный дом Сарьянов с пятью его детьми и появившимися внуками, независимо ни от чего в конце 80-х, олицетворял собой жизнь в ее вечном цветении, разнообразии характеров, независимом внутреннем кровотоке во многом благодаря его второй жене и верной подруге Аракси Сарьян, матери двух его дочерей — Лусик и Софик.
Стоит ли говорить о трагическом событии, порой внезапно венчающем жизнь человека? Но без финальных аккордов нет и произведения жизни. В 1991 году, в декабре, нелепый трагический случай — автомобильная авария — оборвала жизнь его любимой дочери Лусик, талантливой пианистки, по словам матери, вобравшей в себя все лучшее из сарьяновского дома.
Мужество… Только оно и пригодилось ему. В вечерних сумерках жизни творчество для Лазаря Сарьяна стало истинным прибежищем духа. Он создал свое лучшее произведение — Пассакалию для симфонического оркестра, посвященную дочери Лусинэ. Нет сомнения — в этом произведении им услышана гармония высших сфер, открывающаяся лишь прозрению.
