Один из интереснейших периодов развития армянского искусства, совпавший с последними сорока годами прошлого века, отмечен сосуществованием самых разных стилей и методов. Разнообразие принципов оказалось явлением вполне обоснованным. Любая творческая личность в эти годы смело искала способы выражения небывалой раскованности чувств и мыслей. Это была какая-то радостная, безудержная жажда сказать сразу обо всем, что волновало тогда послевоенное поколение художников, пришедшее на смену старым мастерам. Лучшие из этих молодых были исполнены высоких идеалов, воплощаемых искренне и с неожиданно бурным пробуждением творческих возможностей. Искусство каждого из тех, кто оказался в этом мощном русле, отличалось осознанием внутренней свободы для выражения текущего разнообразия жизни.
ОДИН ИЗ ТАКИХ ХУДОЖНИКОВ ЭДМОНД ЗАКАРЯН. В 1962 году он окончил Ленинградское училище им. Мухиной, где готовили художников-монументалистов. Эдмонд на всю жизнь сохранил в своих работах особенности этого вида живописи, то есть умение говорить просто и интересно о вещах больших и малых. Как и его сверстники и коллеги, он вдохновлялся противоречивой и бурной окружающей действительностью. Став в итоге камерным художником, он со свойственным монументалистам мышлением и наложением краски сумел выразить свое отношение к жизни с помощью традиционных жанров, к которым прибегают художники всех времен. Это родные пейзажи, которые в работах Э. Закаряна приоткрывают то, что недоступно простым зрительным способностям, натюрморты с предметами домашнего обихода, всегда находящимися под рукой, увиденные глазами то добросердечного человека, то безжалостного интеллектуала, наконец, портреты самых близких людей, родных, друзей, а чаще всего — автопортреты.
В пейзажах, как и во всех других жанрах, высоко ценится умение художника поведать о взаимоотношениях человека и природы. Эдмонд Закарян воспринимает пейзаж Армении как арену неких мощных противоборствующих природных сил, которые иногда, в момент паузы, проявляют чудеса величественного сосуществования. И тогда картины природы перестают быть ее копией. В пейзаже четко ощущается напряжение, порождаемое масштабами ландшафта. Горы со снежными вершинами повторяются в очертаниях облаков, не менее твердых, чем как бы отражающиеся в них цепи гор. Деревья, в которых тонут дома, — это островки зелено-красного от заката пространства, обладающего той же крепостью, что и горы, и потому дома кажутся надежно защищенными массивами этих деревьев. В основе такого видения армянской природы лежит единая концепция понимания окружающего мира как могучего, надежного, сверхпрочного чуда. Брутальность интонации обладает благородством, идущим от самого автора, которому чужд легко достижимый лиризм. Он упрятан вглубь и оттого волнует, тревожит и доставляет трудно объяснимое наслаждение.
НАТЮРМОРТ ДЛЯ ЭДМОНДА ЗАКАРЯНА — еще одна возможность рассказать о сложности мира. Передача разнообразия окружающих предметов, постижение структурных основ видимого мира, бесконечной изменчивости форм — эта задача не для спокойного созерцания. В каждой вещи, охваченной взором художника, проступает какая-то устойчивая, надежная основательность далеко не бытового характера. Содержание предмета с прочностью, весомостью, равновесием всех параметров, взаимоотношением объемов и граней в итоге приводит к тому, что Э. Закарян строит свои натюрморты по принципам не только классического искусства. Ведь он начинал, когда свобода в выборе живописных решений и смелых духовных исканий неудержимо проникала во все жанры. В этих исполненных реалистической натуральности натюрмортах поражает какая-то странная бессолнечность, даже скорее ровная, ясная, лунная, голубовато-серебристая освещенность. Отсюда возникает особая поэтичность настроения, в котором чувственное восприятие неотделимо от интеллектуального.
Автор никогда не спешит, продолжая оттачивать образный язык на ограниченном подборе предметов, в подходе к которым нет субъективности, а есть лишь уважение к этим банальным, неброским, а порой и ненужным уже вещам. Погруженные в темноватые ограниченные пространства, они согреваются устало льющимся светом и освещаются вспышками неведомого пламени — то ли очага, то ли камина. В этой погашенности красок есть особый трудноуловимый свет, который словно с трудом просачивается через маленькое окно, медленно расплывается и, обволакивая предметы, придает его натюрмортам беспокойность, тревожность, вызывает чувство сдержанного душевного смятения. Эдмонду Закаряну удалось приоткрыть поэзию жесткой строгости, в которой очень тонко и благородно соединились суровая романтика и рационализм.
ПОРТРЕТЫ НАПИСАНЫ ВСЕ ТОЙ ЖЕ РУКОЙ ХУДОЖНИКА, привыкшего мыслить формами монументального искусства. Выбирая для этого жанра близких и родных людей, он вовсе не меняет свою художественную систему и не ищет новые изобразительные средства. Отсюда и проистекает очевидное пренебрежение психологической многосложностью характера. Автор проявляет удивительную чуткость и меткость в поисках типичности. Вот он пишет своих дочерей. Их лица светятся и сияют, брови удивленно приподняты, в голубых глазах таятся искреннее детское простодушие и пытливость. Художник воплощает их состояния с помощью все тех же плотных, кроющих мазков, сжато передающих полновесность форм, не теряя при этом самой главной характеристики — обаяния детской живости, их ежеминутного жадного любопытства к жизни.
Он неоднократно пишет жену, разворачивая целую галерею ее образов: от реалистического, индивидуального до универсально-имперсонального, обладающего в свою очередь иными глубинами. Серия этих работ — размышления художника, ведущие от восприятия отдельной личности к ее растворению в некой женской общности. Внутренне безмятежные, его героини исполнены великолепного покоя. Их движения неторопливы, размеренны и наводят на мысль об истинной, а не наигранной архаике. Рядом с несколько тяжеловатыми, по-античному пластичными фигурами можно увидеть и остро, ломко решенные силуэты, но все они несут в себе отпечаток основного качества — их живая плоть остается естественной.
Логичным продолжением такого мышления для Эдмонда Закаряна стало обращение к работам, где отрабатывались художественные особенности его живописного метода, — свободная манера мазка, передача сложных фактурных нюансов, материальная убедительность с помощью красочного слоя. Все толкало его к абстрактным композициям, которые в итоге складывались в некое подобие реального мира. И не просто реального, а живого и подчиненного тем же законам, что и жизнь вообще. И до самой своей смерти Эдмонд Закарян не терял этого напряженного внимания к жизни. Он сам очертил для себя эти строгие рамки, внутри которых, не отступая от своих принципов, творил сдержанное, мужественное и по-своему утонченное искусство.
Menu
