Конечно, в новой мастерской, вдали от центра города было гораздо меньше посетителей, чем прежде. Раньше его мастерская была местом паломничества. К нему приходили писатели, поэты, ученые, люди самых разных профессий. Нередко неожиданно, без предупреждения в мастерскую вваливалась ватага загулявших гостей города. Весело поприветствовав хозяина, они шумно рассаживались, разглядывая картины на стенах. Здесь бурлила самая что ни есть полноценная жизнь со своими радостями и бедами, с радужными надеждами и крахом этих надежд. Не случайно у него была огромная портретная галерея — сотни лиц, отражающих его великую жадность к людям.
Но с годами Карен полюбил тишину мастерской, потому и выбрал далекий край города. «Чтоб не мешали, — объяснял он. — Я люблю быть с самим собой, а получается, что ты невольно перед кем-то позируешь». Действительно, просмотрев все, созданное художником в последние 10-15 лет, убеждаешься: для этой работы требовались тишина и сосредоточенность. Его исполненному размышлений искусству не свойственна импульсивность, именно поэтому вдохновение нуждалось в рабочем спокойствии мастерской.
Девяностые годы — один из плодотворных периодов его жизни. После перенесенной операции на сердце Карен создал сотни полотен и каких! Пронизанных солнцем, вихрем человеческих чувств, огнедышащих! И все же, как и раньше, он смотрел на мир все тем же взором философа, за внешним спокойствием которого таилась восторженная натура юноши. Внутренний мир Карена был полон напряжения, энергии, которые переходили в его живопись, где есть нечто большее, чем находки и удачи. В ней — личность художника, все глубинное, сокровенное, личностное.
У Карена были ясные и четкие взгляды на искусство, на традиции и современность. Эти взгляды он и воплощал в своих картинах. В отличие от многих художников, которые, как правило, не рассуждают, у Карена был глубоко осознанный подход к решению каждой задачи, которая вставала перед ним в той или иной работе. Для меня всегда было загадкой, как ему удается согласовать на холсте момент импровизации и аналитичность.
На протяжении всего творческого пути Карен увлекался новыми замыслами, людьми, в которых вглядывался по-художнически зорко и пытливо. Эта увлеченность — в каждой его работе, графическом полотне, многочисленных пейзажах, собранных в его мастерской. Рядом с Сильвой Капутикян, словно озабоченный судьбами всего человечества, портреты публициста Грачья Матевосяна, художника Садояна, чуть поодаль — два прекрасных женских портрета, олицетворяющие молодость и красоту, удивительный по колориту натюрморт…
Надо ли говорить, какое достоинство в этих людях, чьи лица предстают в экспрессии смбатяновских красок, в той темпераментности почерка, которая обнажена у художника везде и во всем? Психологическая характеристика может быть драматична, остра, она может звучать певуче, лирически, но в любом случае выступает изначальная красота человека. Камерные по форме, лирические по содержанию женские портреты выражают размышления художника о личности, о печалях и радостях, волнующих его современниц. А сколько живого чувства, движения в библейском образе «Рахаб»! Можно подумать, что художник взял этот образ прямо из жизни, что ему не пришлось даже заботиться о форме, что родилась она сама собой. И только художнику известно, как высока цена мастерства, которым достигается такая простота и естественность. Эта естественность и позволяет причислить картину к лучшим творениям художника.
К.Смбатян был действительно современным художником — внутренне современным. Он обладал органическим чувством времени, поэзии, правды. Поэтому его произведения были наполнены яркостью новизны, острым чувством темы, абсолютной искренностью. Этими качествами обладают и работы карабахского цикла, занимающие особое место в его творчестве. В портреты азатамартиков он вкладывает величие души и страсть патриота, и они обретают ту терпкую остроту, без которой художник становится копиистом. В этом цикле Карен больше романтик, чем реалист. Он невольно исповедуется в своих работах, и они одни — свидетели его тревог, волнений и восторга.
В мире, полном противоречий, художник находил устойчивые опоры в гуманистических ценностях народной жизни, в открытиях великих армянских миниатюристов, в духовных исканиях художников своего поколения. Увлекавшийся творчеством Сарьяна, Гайфеджяна, Кочара, он знал цену эксперименту — дерзкие замыслы всегда двигали искусство вперед. Его душа реагировала на бесчисленные впечатления, которые дарила жизнь. Не все они проросли цветами творчества, но были особые встречи, созвучные его представлениям о красоте. Таким источникам живописных открытий стала природа Армении. Она показала, как непосредственно может отразиться в творчестве мастера острое чувство наслаждения чувственной прелестью родной земли. Экспрессивные по форме и цвету картины-обобщения доказывают, что в произведениях художника неразрывно связаны эмоция и рациональное использование факта. Его пейзажную серию нельзя рассматривать как репортаж. Она результат синтеза увиденного, концентрация впечатлений.
Карен отказывался от чисто внешних, ставших ходульными примет страны, и из знакомых многим пейзажей создавал подлинные символы. Сам стиль его искусства с особой ритмикой, линией, цветом, сочетанием объемности и плоскостности, строгости и экспрессии оказался близок характеру страны. Глядя на его пейзажи, ощущаешь звуки родного города, сложную полифонию вечно прекрасной природы Армении. И как бы драматично ни воспринимался ход времени, он оставляет надежду и дает почувствовать полнокровность жизни.
Все, что накоплено в мастерской Карена и составляет мир, вдохновлявший художника, есть размышления о человеческой жизни, исполненные с великолепным мастерством и образующие некий сплав художественной выразительности. Все это — музыка, порожденная кистью. Музыка прежде всего. Потому что Карен Смбатян и музыка Армении навечно слиты. И это чувство обостряет наше восприятие его полотен, их сокровенной загадки.
Сейчас, с течением времени, картины К.Смбатяна, полные и драматизма, и юмора, по-новому открывают свой непростой и глубокий смысл. Стоит только вглядеться — и вас подхватит волна захватывающей, поражающей своей полярностью жизни. Вас, как некогда и их создателя, окружат искатели правды и фантазеры, мечтатели и чудаки, наивные мыслями и чистые сердцем. Вам встретится немало и грустного, но еще больше смешного, и откроется целый мир, где солнечные и печальные краски смешались, создавая совершенно особую удивительную гамму. И потому этот мир останется с нами надолго. Потому что он уникален, как всегда уникально настоящее искусство. А еще потому, что в этом мире, каким бы жестоким он ни представал, никогда не гаснет свет добра и надежды.
