Свои первые шаги в музыке Сона Барсегян сделала в музыкальной десятилетке им. Чайковского, а первый профессиональный успех пришел к ней в юном возрасте, когда она получила массу призов на международных конкурсах в Тбилиси, Риме, Дубае. А в 2003 году Всеармянский благотворительный фонд вручил ей специальный приз "Путь в будущее". Стипендиантка фонда Спивакова, ученица Сергея Сараджева, обладательница второй премии и специального приза конкурса им. Хачатуряна и еще нескольких призов престижных конкурсов молодых исполнителей она завоевала признание публики в России, Литве, США, Польше, Италии, Австралии, Германии… В качестве солистки филармонического оркестра Сона исполняла произведения Баха, Моцарта, Шостаковича, Рахманинова, Хачатуряна и Бабаджаняна. В 2009 году из рук президента страны она получила награду — "Молодежный приз за достижения в исполнении классической музыки".
Все это говорит о том, что перед нами уже состоявшийся профессионал, будущее которого видится лишь в розовом свете. Но так ли это? Смогут ли в нынешней Армении молодые талантливые артисты реализовать свой потенциал? Что беспокоит музыкальную молодежь? Вот об этом мы и говорили с пианисткой Соной Барсегян.
— К сожалению, как и многие мои сокурсники, молодые музыканты, я плохо представляю себе свое будущее в Армении. Судите сами: каждый год консерваторию заканчивает до сотни музыкантов. Где им всем потом работать? У нас 2-3 оркестра, исполняющих классическую музыку, столько же эстрадно-симфонических оркестров, вот, пожалуй, и все. Музыканты объединяются в трио, квартеты, квинтеты, пытаются создать что-то новое. Но где потом это все они могут представить? Приходится играть для своих друзей, сокурсников, на каких-то редких сборных концертах. А что дальше? Кто-то продолжает работать над собой, день и ночь занимаясь и репетируя. Но опять-таки — зачем? Где он будет показывать свое мастерство? Многие мои друзья, коллеги находятся в достаточно тяжелом психологическом состоянии. Особенно же это касается молодых ребят. Ведь они думают о семье, о том, как будут ее содержать. Вот и получается, что единственный выход для молодого талантливого музыканта — это выехать за пределы страны.
— Может, ограничить прием в консерваторию? Зачем нам столько музыкантов, если им негде показать свое мастерство? Скажем, оставить на каждом факультете не 10 мест, а 3-5. И тогда мы не будем иметь секретарш, продавщиц, барменов с консерваторскими дипломами.
— Ну это слишком прямолинейный подход. Как отсечь такую массу желающих поступить в консерваторию? Увеличить количество вступительных экзаменов? Но кто сказал, что человек, который хорошо сдаст вступительный экзамен, обязательно будет и хорошим музыкантом? Например, я знаю массу людей, которые поступили в консерваторию только потому, что родители хотели видеть своего ребенка на сцене. Эти студенты прекрасно подготовлены, нормально учатся, но в душе они не музыканты и, скорее всего, при первой же возможности поменяют свою профессию. Кроме того, если уменьшить количество мест в консерватории, это увеличит нагрузку на другие институты, и та же картина будет с другими профессиями. Проблему надо решать по существу.
— Допустим, количество мест в консерватории не сокращаем. Каждый год она выпускает десятки музыкантов, среди которых есть очень хорошие, есть средненькие, а есть и вовсе посредственные. Хорошие уедут за границу, средненькие пойдут работать в школу, детские колледжи и детские садики. А что делать посредственным?
— Многие ребята уходят в рабис, играют на свадьбах и, кстати, зарабатывают неплохие деньги. Кто-то уходит в джаз и попсу и там им, конечно, нужны бывают их знания, полученные в консерватории. Я знаю девушек, которые играют классику и романтические мелодии в холлах гостиниц, дорогих ресторанах и казино. И в принципе в этом нет ничего плохого — это тоже работа по специальности. Я даже в какой-то момент тоже подумывала о подобной практике. Правда, тут есть опасность на всю жизнь остаться в подобном статусе, привыкнуть к такому положению, не работать над собой: ведь в ресторане вряд ли кто-то следит за твоей техникой, звуком, глубиной. И все же в выступлениях в ресторане, клубе нет ничего зазорного и, конечно, если у музыканта нет другой возможности заработать себе на жизнь, почему бы и нет?
— А как ты относишься к коммерциализации классической музыки? Ведь сейчас очень модными стали дуэты оперных див с джазовыми музыкантами, классических балерин с рокерами…
— Это способ зарабатывания денег. Всем надо жить. И опять-таки в принципе в этом нет ничего дурного. Симбиоз жанров часто дает прекрасные результаты, это служит популяризации классики, привлекает к ней дополнительных слушателей. Органичное слияние, взаимопроникновение жанров пойдет только на пользу и тем и другим. И с такой точки зрения, безусловно, это хорошо. Другое дело, как и кто это делает. Если это продуманный, со вкусом и тактично сделанный проект, то полагаю, что эффект будет положительным. А бывает, что идет чистая спекуляция, сляпанный кое-как музыкальный проект, когда жанровые стилистики никак не перекликаются между собой, нет взаимосвязи, одно искусственно приклеено к другому и в итоге получается нечто безобразное. Кроме того, с этим нельзя перебарщивать. Когда какой-нибудь известный классический музыкант готовит проект с рок-гитаристом, в первый раз это будет смотреться и слушаться с большим интересом. В пятый раз, когда будет лишь меняться фигура музыканта другого жанра, станет ясно, что из идеи стараются выжать все до последней капли, и тогда это будет уже противно. Лично я бы не хотела участвовать в шоу, когда классический артист играет какое-то серьезное, пусть и легкое по восприятию произведение, а вокруг, скажем, показывают фокусы. Хотя зарекаться тоже не стоит. Все зависит от уровня создаваемого проекта и условий.
— Когда говорят "классическая музыка", то почему-то всегда имеют в виду Моцарта или Бетховена. Но ведь еще есть современная классика, модерн. Может быть, за счет нее увеличить круг слушателей музыки и создать новое поле для деятельности музыкантов?
— Я считаю, что сегодняшний слушатель больше нуждается в музыке Моцарта и Бетховена и воспринимает ее лучше, чем произведения наших современников, потому что музыка классиков легче находит путь к нашим сердцам и душам.
— Говорить с музыкантом и не спросить его об отношении к музыкантам, играющим рабис, просто невозможно…
— Плохо, когда человек, получивший классическое образование, уходит в рабис. Но опять-таки, во-первых, надо учитывать условия, из-за которых происходит с ним эта метаморфоза, во-вторых, рабис — тоже музыка, а чтобы его играть, нужны какие-то навыки. Лично я этого не принимаю, но и не осуждаю тех ребят, которые это делают. Меня бы больше расстроило, если бы этот музыкант пошел, скажем, торговать на ярмарке, ушел бы из профессии совсем. А так он в профессии, просто это другое, весьма специфическое крыло музыкального искусства. Я знаю музыкантов, которые добились успеха, ушли из классической музыки в рок, джаз и рабис. А есть и такие, которые так и не смогли перебороть себя и поменять жанр, не "предали" классику и в результате остались не у дел… Не рока, ни джаза, ни классики.
— Раньше, когда я спрашивал классических музыкантов, пойдут ли они в случае необходимости играть рабис или в ресторан, то ответ звучал приблизительно так: "Мы лучше будем пол мыть в том же ресторане, но музыку не предадим!". Как мне показалось, у тебя, как у представителя молодого поколения, взгляды на подобный вопрос слегка изменились.
— Видите ли, я тоже знаю таких людей. Но времена меняются, меняются взгляды на жизнь и творчество людей, имеющих отношение к музыке. Все движется, причем, как мне кажется, меняется все очень быстро. Поэтому не следует зарекаться. Все может случиться в жизни. Но если вы спрашиваете лично меня, то рабис я постараюсь никогда не играть.
