В небольшом зале на третьем этаже Союза художников Армении, где, по традиции, организуются небольшие выставки, недавно экспонировались гобелены Марины Мамян. Зал действительно тесноват и непригляден, но развешанные на стенах работы сразу заставляли настроиться на совсем иное понимание стиля и вкуса, на иное, совершенно самобытное и вполне сложившееся мышление художницы. Ее гобелены — это безворсовое ткачество из цветной шерсти и шелка, дополненное другими текстильными материалами.
Как любой художник в любом произведении искусства, так и Марина Мамян в гобелене стремится к верному отображению действительности с помощью средств, доступных этому искусству. Язык, выбранный художницей, — это язык чистых форм, один из многочисленных языков гобелена, которым она стремится овладеть и сделать его эстетически совершенным. И ей это удается, судя по тем работам, в которые Марина "одела" стены этого более чем скромного зала, что сделало их неузнаваемыми и значительными. Эти, несмотря на небольшие размеры, гобелены выглядели монументальными и составляли со стенами сложное единство, неожиданно раздвигая их и создавая иллюзию некамерного пространства.
При обзоре выставки приходишь к очевидному выводу о том, что гобелены М.Мамян, как ни странно, ближе всего стоят к нашим традиционным коврам, с их совершенно откристаллизовавшейся структурой и художественным совершенством, своей завораживающей и волнующей непресыщенностью некоторых элементов. Но странное дело: как ковры, так и гобелены Марины Мамян обладают волнующей силой, твердой верой в то, что в них, в коврах, сокрыта некая суть, содержащая знание о мире. И рассказывается это уникальным языком, склонным к аналитичности и поэтичности.
Острое своеобразие языка Марины Мамян заключено в ее понимании линейности как метода трактовки внешнего мира, который при этом не лишен и пространственно-цветовой плоти. Линии в гобеленах художницы почти всегда освобождены от передачи объема и массы и потому получают свободное бытие, то самое, которое, имея неминуемо абстрактный характер, оборачивается ритмической структурой, способной бить по нервам, но быть удивительно нежной, то загадочной, то напряженной или величественной. В пластической геометричности витает дух трезвого анализа какой-то музыкальной математики.
.jpg)
Вот точно и четко прочеканенные и лишенные округлости спирали в четырех квадратных гобеленах "Земля", а вот гобелены "Солнце" с игрой перестраиваемых конфигураций красных линий на черном фоне. Эти линии, словно силовые волны пронизывающие Вселенную, в гобелене "Луна" становятся холодно-синими. А вот триптих "Между черным и белым" с его благородной строгостью, где черный квадрат земли и светлый — неба замысливаются как день и ночь, а между ними расположен гобелен, олицетворяющий то, что умещается между началом и концом. Художница нашла на редкость тонкое цветовое и фактурное воплощение этих идей. Поверхность среднего гобелена этого триптиха вибрирует и мерцает, она полна неуловимой динамики и толковой цветовой ясности. А диагональная ритмика ломаной белой линии на черном фоне и, наоборот, черных линий на белом фоне — этот бескомпромиссный антагонизм с виртуозной техничностью растворяется в третьем гобелене, который оборачивается ликующей, почти баховской фугой.
Но не все гобелены Марины Мамян говорят поэтически тяжелым языком ритмических стихий. Язык художницы становится прозрачно ясным, когда источником вдохновения становится сама армянская земля с ее открытой природной конструктивностью. Гобелены "Армянские мотивы", "Напоенные солнцем" обретают пространственность, пересеченную мощными волнами горных цепей, словно это застывшее каменное море — то раскаленное докрасна солнцем, то остывающее в ночи холодной сине-зеленой бесприютностью.
…А теперь о недавно закрывшейся республиканской выставке, посвященной страшной катастрофе в истории армянского народа. В ней приняли участие почти все наши крупные художники. Отдавая дань их гражданскому мужеству, скажем, что для раскрытия темы не было никаких ограничений и были открыты все пути, однако и по прошествии почти века разум отказывается принять это зло, ощущая свое бессилие перед чудовищностью содеянного. Вероятно, в этом кроется причина того, что невозможно откликнуться на выставку как на рядовую: не тот случай, когда можно анализировать и разбирать по косточкам работы на тему, от которой до сих пор кровоточат и душа, и сердце.
Но вот Маринину работу "Дер Зор" отметить хочется. Она не стала изображать чудовищных монстров, терзающих людей и землю. Она показала, как зло пролилось на нашу родину кровавым дождем, оросившим ее смертоносной влагой, и она обезлюдела и застыла среди вселенского молчания. Запредельность содеянного не знает прощения. Марина Мамян сумела ответить на трагедию, напомнив о самой страшной дороге в истории человечества.
Своеобразный язык гобеленов Марины Мамян, свежий и действенный, ответвился от привычной линии и органично соединил в себе дисциплинированность и свободу, насыщенность и разряженность цветовых зон, плавность или напряженность линий с их четкой ритмикой и уже доказал, что ей доступны серьезные темы, решение которых всегда индивидуально. И этим интересно.
