. . . он играет, как умеет", — завершит каждый ученическую фразу — объявление в салунах Дикого Запада, — призывающую лихих американских ковбоев пожалеть музыкантов. По мнению известного русского писателя Виктора Ерофеева, его роман "Хороший Сталин" — "это книга, похожая на пианино, на котором каждый читатель может сыграть собственную мелодию". Роман недавно вышел в издательстве "Арег" в прекрасном армянском переводе Самвела Гаспаряна. Книги Ерофеева изданы в 27 странах. Теперь вот "Хороший Сталин" вышел на армянском, я прочитал его именно в переводе и оказался перед сложной задачей — написать о том, что прочитал.
Начну с комплиментов, хотя знаю, что писатель в них не нуждается. На Ерофеева я случайно наткнулся в редкие свободные минуты на телеэкране российского канала "Культура" в передаче "Апокриф", где сразу бросились в глаза умение нестандартно мыслить, остро полемизировать и уважать чужую точку зрения. С этими исходными симпатиями я взялся за "Сталина" и долго тешил себя надеждой, что вот вчитаюсь и пойму, почему эта книга считается бестселлером, и она станет бестселлером и для меня, оказавшись достойным детищем уже понравившегося мне телеэкранного Ерофеева. Однако где-то на одной трети повествования я понял, что любовью к "Сталину" не проникнусь и даже не сумею толком объяснить — почему. Но попытаюсь все же.
Роман этот — по сути дневник писателя, и хотя Ерофеев утверждает, что все герои придуманы, в том числе реальные люди и автор, позвольте в этом усомниться. Терпеливый читатель окунется поначалу в мир детских воспоминаний автора, продерется с ним сквозь череду временных перепадов (взад-вперед) , несколько недоумевая, почему роман называется "Хороший Сталин". Вождь всех времен и народов — вовсе не главная фигура и ему уделено мало внимания. Суть отношения к Сталину сформирована в следующем: если для Запада и большинства русской интеллигенции Сталин — плох, то миллионы русских не верят, что он кого-то притеснял и мучил. Народ создал хорошего Сталина, спасителя и отца народа.
Не хочется спорить с Ерофеевым, хотя говорить за весь народ не стоило бы. Повторяю, Сталин тут персонаж второстепенный. На всех крупных планах — автор: Витя, Виктор Ерофеев, под своим именем и фамилией. Достаточно рельефно и исчерпывающе описаны родители: дипломат-отец и переводчица-мать. Еще подальше и поскромнее возникают другие бездействующие лица. Автор упоминает их в основном в статическом ракурсе. Все они появляются, чтобы наложить штрих-штришок на авторском пути от мальчика до мужа, приближающегося, а потом отдаляющегося во времени от главного дела жизни — издания рукописного (отпечатанного на машинке) альманаха "Метрополь" в январе 1979 года. Писатели Василий Аксенов, Андрей Битов, Виктор Ерофеев, Фазиль Искандер и Евгений Попов выпустили без разрешения сборник, в котором были представлены работы 23 советских писателей. Дальше пошли гонения, исключение из Союза писателей, свободолюбивый до мозга костей Запад поднял шум, американские писатели резко осудили оргвыводы СП, тот принялся маневрировать, обещая простить "блудных сыновей". Естественно, на определенных условиях. Но Ерофеева с Поповым не восстановили. Насчет остальных — не знаю. Подзабыл, а в книге не сказано. Подчеркнуто только, что Аксенов нарушил уговор пятерых — ни в коем случае не уезжать на Запад. Еще как уехал. А Ерофеев, воздадим должное его принципиальности, уезжать не стремился. Правда, его чуть не выпроводили, как Солженицына, но в последний момент сверху дали отбой, и Виктор Владимирович оказался в диссидентской табели о рангах калибром поменьше.
Итак, "Сталин" — это путь автора к "Метрополю" и дальше — в наше время. Это роман о том, почему автор выбрал то, что выбрал. К чему он пришел сегодня — не совсем понятно. Что он думает о получившейся в итоге сегодняшней России — тоже отчетливо не проглядывается. Видимо, такая задача не ставилась. Так какая же ставилась?
Мне трудно судить об этом своим убогим умом. Убогим я самоназываюсь, добровольно усаживаясь на свой шесток в системе ерофеевских координат, где Гоголь, к примеру, назван "по сути, слабоумным". Так что, куда уж мне права качать? Не буду. Скажу об одном общем, сложившемся у меня представлении об авторском подходе на примере одной параллели.
Очень многие из тех, кто покинул Республику Армения, описывают положение в ней (вчера и сегодня) в самых черных красках. Более того, кричат об отсутствии и невозможности какой-либо перспективы. Это помогает им обосновать свой выбор, свою позицию. Так легче жить на первых порах, а на вторых — в гробу они видели, кто устроился, Армению. . .
Ерофеев, покинувший СССР и предавший его (по собственному признанию) еще в 50-е годы, когда отец был направлен на работу в посольство в Париже, не может найти ничего хорошего в СССР. Уточню, что номинально Ерофеев не уезжал из СССР, но начиная с парижского детства навсегда полюбил то, что существовало за "железным занавесом", и с отчуждением, переходящим во враждебность, воспринимал советское бытие.
Уверен, что у него сегодня в среднем и старшем поколении найдется немало единомышленников. Таких же искренних, как он, и флюгеров, которые не только в компартию вступали, но и руководили партиями, а потом оказалось, что они не верили в коммунистическую идею.
Повторяю, Ерофеев искренен. Уже тем, что мог прекрасно (как те флюгеры) устроить сызмальства свою жизнь и теперь, приближаясь к 60-ти, преспокойно наследовать какое-нибудь теплое дипломатическое местечко в ныне уже независимой России. Но он очертя голову кинулся в затею с "Метрополем" и надолго испортил себе жизнь.
Однако в том же старшем и среднем поколении найдется по меньшей мере столько же противников Ерофеева. О молодых я умалчиваю, потому что в СССР они провели лишь детство, взрослыми не были, а судить по сегодняшнему информационному потоку об СССР — не стоит, не корректно. Уж очень на фильмы ужасов смахивает, а больше — на комиксы. К сожалению, эта тенденция видна и в "Хорошем Сталине".
Отмечу, кстати, одну деталь, связанную с выходом романа на армянском. Книга эта — 3-я в серии "Арега" "Библиотека современной литературы", издана на средства Института открытого общества (в просторечии — "дядя Сорос") , который и дает согласие на издание именно этой, а не другой книги. Интересно, дали бы они деньги на перевод сочинений Геннадия Зюганова или сборника стихов Анатолия Лукьянова?
"Хороший Сталин" — плох для меня, хотя написан сочными красками, с непринужденной легкостью, выдающей мастера "великого и могучего" языка. Плох, потому что автор впадает в противоположную от Советов и коммунизма идеологическую крайность и смотрит через розовые очки туда, откуда весь XX век изрыгались проклятия на его Родину, "империю зла". И сейчас продолжают предавать анафеме несуществующее государство, превознося прелести либерализма и его высокие нравственные устои, характеризующиеся хотя бы повышением рейтинга президента Клинтона после огласки его орало-амуров с пани Моникой или методичным истреблением сотен беззащитных ливанских детей, женщин, стариков, несомненно, "адекватным" пленению двух капралов из армии "голубых кровей".
Кстати, о "голубых". Их вроде Ерофеев не очень жалует. И славно. Зато пределов проникновения в область описания секса для него не существует — не каждый гинеколог так отважно циничен. А результат в "Сталине" и в еще одной, переведенной в том же "Ареге" (опять "дядя Сорос". . .) повести — нулевой. Такой, каким определял Хемингуэй состояние после постели с нелюбимой: холод и пустота. Любви нет. Или почти нет.
Когда не любишь — смотришь иначе. Часто несправедливо. Можно не любить свою страну, раз уж Запад (изобилие, качество жизни, заманчивая свобода. . .) находится в другом измерении. Но нельзя ненавидеть Родину до того, чтобы писать, что у всех советских женщин из-под юбки пахло валерианкой, а советскими деньгами (размеры) вполне можно было подтереться взрослому человеку. . .
Может быть, кому-то подобные суждения, рассыпанные в "Хорошем Сталине", понравятся. Но я тоже родом из СССР, видел там много хорошего и плевать в колодец не буду.
Автору "Сталина" посчастливилось живьем общаться, видеть Пикассо, Арагона, Молотова, Ростроповича, Монтана и многих других героев уходящего, ушедшего времени. Многое из подмеченного им интересно, неожиданно, точно. А многое — спорно и провокационно.
Приведу последний политический штрих. Ерофеев резко осуждает ввод советских танков в Прагу в августе 1968 года — задавили волю народа. Верно, соглашался я, читая, и спрашивал мысленно: а что вы, Виктор Владимирович, скажете о сентябре 1973 года о чилийских танках узурпатора Пиночета, убившего законно избранного президента Альенде? Через несколько страниц Ерофеев честно признался ("мне") , что он тогда приветствовал свержение и смерть Альенде. . .
Я же говорю, Ерофеев — искренен и поэтому обезоруживает, когда в чем-то прав, а в чем-то искренне неправ. И во всем этом читателю лучше, правильнее разобраться самому. Купить книжку, почитать, подумать. И держать ее подальше от детей.
Мне же остается определиться со стрельбой в пианиста. Конечно же, этот пианист — я, а не Ерофеев. Куда мне со своим свиным рылом в калашный ряд Ерофеева, вице-президента Европейского культурного клуба, члена российского ПЕН-клуба. . . Я даже в тэн-клуб не входил в начале армянских 90-х годов. Не было у нас дома ни печки, ни тэна, когда мы все замерзали в аодовские первые зимы. Не сообразил "левый" свет провести, как записные демократы, но злости на страну не затаил.
А еще раньше не хватило ума, "задрав штаны, бежать за "Метрополем" и диссидентами. Скажете, испугался? Промолчу. И как не жалел ни о чем, так и не буду жалеть и прошлое ворошить.
Я, я — пианист. Не сумел сыграть мелодию в заданной "Сталином" идеологической тональности, хотя в детстве обладал неплохими музыкальными способностями. Но детство ушло, а музыканта из меня не вышло.
Ерофеев тоже, кстати, пишет, что многим (Ростропович и проч.) его пальцы казались музыкальными. Но музыкального слуха у мальчика не было. Очень жаль, что не обнаружилось. Может, тогда мне не довелось бы писать нехорошие вещи про "Хорошего Сталина" и отдуваться бы пришлось музыкальным критикам.
Menu
