1 мая — День солидарности трудящихся всего мира. Смысл великий, однако… если следовать букве этого великого смысла, то нам, наверное, было бы правильнее с 30 апреля перепрыгнуть сразу на 2 мая. Ни трудящихся у нас нет, ни солидарности, ни борьбы. Нет, люди-труженики, конечно же, есть, но вопрос, к сожалению, в том, что категория «трудящийся» имеет конкретный общественно-политический характер, так вот у нас нет этого характера.
Например, Лех Валенса — человек с характером, не уважать его невозможно. Кто-то сегодня строит умные и, может быть, не всегда безосновательные суждения о поддержке, оказанной его движению самим Папой Римским и костелами, кто-то рассматривает деятельность Валенсы как предтечу цветных революций, кто-то говорит что-то другое, но все эти суждения меркнут перед характером электрика Гданьской судоверфи, лидера отверженных, основателя неподконтрольного государству профсоюза с первомайским названием «Солидарность».
Сын плотника был заключен в тюрьму в конце 1981 года, когда режим Ярузельского объявил вне закона и его самого, и возглавляемое им движение за права трудящихся. Нобелевская премия мира, врученная ему «демократическим» комитетом Норвежской Королевской академии, абсолютно не сбила его с пролетарского равновесия (что значит характер!). Уже позднее он легализовал и «Солидарность», и все остальные опечатанные профсоюзы, в конце концов одержал победу на президентских выборах 1990 года, а позже продемонстрировал умение проигрывать: после неудачи в 1995 году Валенса очень достойно и красиво уступил власть Квасневскому и… вернулся на свою бывшую работу электрика на судоверфи.
Нет, проигрыш не сделал его «обижником» или аскетом. Он любил и уважал своего избирателя и соратника точно так же, как умел это делать в годы опальной молодости. Недавно же заявил: «Люди, которые когда-то боролись за независимость Польши, не могут согласиться с тем, что происходит сейчас. Мы не боролись для таких типов, как Качиньские, Леппер или Гертых». Валенса — всегда ответственный человек. И вот когда я говорю о характере трудящихся, то имею в виду и валенсовский характер, перед которым даже самая колоритная революция меркнет и теряет цвета.
Ровно год назад Тер-Петросян выступил на первомайском митинге и совсем не случайно начал речь с поздравительных слов: «Дорогие соотечественники, прежде всего хотел бы в вашем лице поздравить весь наш народ с международным праздником солидарности трудящихся, особая актуальность которого обусловлена неутешительными реалиями сегодняшней Армении». Откровенный и оттого еще более циничный намек на «Солидарность», а также на себя любимого, как на Валенсу, а также на мартовский позор, как на борьбу трудящихся масс. Проблема, однако, не в нем, ведь каков средний уровень гражданской сознательности, таковы и формы проявления протеста.
Трансформация сумбурного неповиновения (тем более под предводительством нацеленного лишь на власть случайного человека) в самостоятельное профсоюзное движение – вот главнейшая задача сегодняшнего дня армянской истории. Профессиональные союзы при условии грамотной организации работы могут дать шанс новорожденной буржуазии стать армянской, без чего всякий прогресс немыслим. Функционирование профсоюзов в обозримом будущем может способствовать кристаллизации партий, многие партийные пузыри лопнут, некоторые возвратятся в политическое русло.
Политическая жизнь страны в таком случае вступит в более адекватную колею, так как в лице профсоюзов общество приобретет альтернативные структуры, а партии, обреченные на ведение преимущественно идейно-политической борьбы за власть, вынуждены будут отказаться от своей демагогической составляющей. Результатом этого должно стать жизненно важное для Армении кардинальное уменьшение количества партий за счет повышения их же качества. Этим (и только) обеспечивается национальный тыл, гарантирующий успех на фронтах дипломатии, экономических преобразований и даже — войны.
Я не знаю, сколько конкретно социально-экономических укладов сегодня существует в маленькой Армении, однако несомненно то, что в радиусе двух десятков километров у нас всегда можно обнаружить черты, присущие едва ли не всем формациям. Признаки, свойственные первобытному хозяйству, легко распознаются в аграрных, особенно в высокогорных районах, где труженик в поте лица молится и уповает на одну лишь погоду. На государство он уже давно не надеется, но справедливости ради следует сказать, что имеет на то все основания. Есть в республике и места, где преобладает рабовладельческая форма хозяйствования – настолько нещадно эксплуатируется там человеческий труд. В более «развитых» ареалах господствует феодальный уклад с акцентом на натуральное хозяйство. Продукты в таких областях производятся не для продажи, а для собственного потребления или товарообмена. Ну и так далее…
Я действительно не знаю, сколько именно социально-экономических укладов сегодня параллельно существуют в маленькой Армении, но прекрасно знаю, что разделительные межи пролегают не только по периметру наших границ, но и внутри страны. Сферы экономики, политической и социальной жизни, судебной системы, культуры, кадрового вопроса… все они знают свои траншеи и окопы, в которых залегает прислужливая охрана высокочтимых боссов, собственно оттуда и берется на мушку живая мишень. На этих «стратегических» перекрестках, на этих меркантильных рубежах кровного интереса есть и свои пограничники, зорко стерегущие каждый сантиметр влияния хозяина – будь то живописное ущелье или севанский прибрежный участок, будь то сенокосы и пашни, область, село, префектура, монопольный бизнес…
Знают эти сферы и свои надежные подземелья, где в уютных блиндажах и занавешенных дзотах коротают драгоценное время сами хозяева.
Именно этот контингент людей и является главным оппонентом армянской государственности. Ведь во всех своих проявлениях он воспринимается в качестве живого символа национального суверенитета, а значит — алчного, злого, убогого и… преходящего. Ни одна внешняя угроза, ни Турция с Азербайджаном не в состоянии поколебать устои нашей государственности в той степени, в какой мы сами. Сегодня мы знаем наизусть о том, что, где и когда сказали Гюль или Алиев, тот или иной посредник, но мы не хотим знать, кто искусственно определяет вопиющую политику ценообразования, кто регулирует рынок и как, например, получается, что за пятнадцать зловонных квадратных метров под лысой сосной на севанском берегу нужно платить втрое больше, чем за комфортабельный номер в той же Анталье, где, между прочим, пальмы и средиземноморский пляж. И почему после этого хозяин в блиндаже говорит про Киликию — мы тоже не знаем.
А ведь ориентированный исключительно на сверхприбыль (философия временщика!) контингент угрожает идее армянской государственности гораздо сильнее, нежели противник по обе стороны границы.
«Новые рабочие места»… с некоторых пор это словосочетание представляется исключительно в позитивном цвете, хотя недооценить их важность невозможно. Однако, это понятие как бы предполагает полное отсутствие фактора борьбы за свои права, полное отсутствие такой общественно-политической категории, как «трудящийся». В своем армянском переложении оно даже закабаляет, стесняет, шантажирует, недвусмысленно указывает на армию безработных, ассоциируется с термином «крепостной». Видимо, нужно менять формулировку. При немой форме производственных отношений говорить о солидарности трудящихся, конечно, очень рано, так что с надеждой, но пока со 2 мая…
Например, Лех Валенса — человек с характером, не уважать его невозможно. Кто-то сегодня строит умные и, может быть, не всегда безосновательные суждения о поддержке, оказанной его движению самим Папой Римским и костелами, кто-то рассматривает деятельность Валенсы как предтечу цветных революций, кто-то говорит что-то другое, но все эти суждения меркнут перед характером электрика Гданьской судоверфи, лидера отверженных, основателя неподконтрольного государству профсоюза с первомайским названием «Солидарность».
Сын плотника был заключен в тюрьму в конце 1981 года, когда режим Ярузельского объявил вне закона и его самого, и возглавляемое им движение за права трудящихся. Нобелевская премия мира, врученная ему «демократическим» комитетом Норвежской Королевской академии, абсолютно не сбила его с пролетарского равновесия (что значит характер!). Уже позднее он легализовал и «Солидарность», и все остальные опечатанные профсоюзы, в конце концов одержал победу на президентских выборах 1990 года, а позже продемонстрировал умение проигрывать: после неудачи в 1995 году Валенса очень достойно и красиво уступил власть Квасневскому и… вернулся на свою бывшую работу электрика на судоверфи.
Нет, проигрыш не сделал его «обижником» или аскетом. Он любил и уважал своего избирателя и соратника точно так же, как умел это делать в годы опальной молодости. Недавно же заявил: «Люди, которые когда-то боролись за независимость Польши, не могут согласиться с тем, что происходит сейчас. Мы не боролись для таких типов, как Качиньские, Леппер или Гертых». Валенса — всегда ответственный человек. И вот когда я говорю о характере трудящихся, то имею в виду и валенсовский характер, перед которым даже самая колоритная революция меркнет и теряет цвета.
Ровно год назад Тер-Петросян выступил на первомайском митинге и совсем не случайно начал речь с поздравительных слов: «Дорогие соотечественники, прежде всего хотел бы в вашем лице поздравить весь наш народ с международным праздником солидарности трудящихся, особая актуальность которого обусловлена неутешительными реалиями сегодняшней Армении». Откровенный и оттого еще более циничный намек на «Солидарность», а также на себя любимого, как на Валенсу, а также на мартовский позор, как на борьбу трудящихся масс. Проблема, однако, не в нем, ведь каков средний уровень гражданской сознательности, таковы и формы проявления протеста.
Трансформация сумбурного неповиновения (тем более под предводительством нацеленного лишь на власть случайного человека) в самостоятельное профсоюзное движение – вот главнейшая задача сегодняшнего дня армянской истории. Профессиональные союзы при условии грамотной организации работы могут дать шанс новорожденной буржуазии стать армянской, без чего всякий прогресс немыслим. Функционирование профсоюзов в обозримом будущем может способствовать кристаллизации партий, многие партийные пузыри лопнут, некоторые возвратятся в политическое русло.
Политическая жизнь страны в таком случае вступит в более адекватную колею, так как в лице профсоюзов общество приобретет альтернативные структуры, а партии, обреченные на ведение преимущественно идейно-политической борьбы за власть, вынуждены будут отказаться от своей демагогической составляющей. Результатом этого должно стать жизненно важное для Армении кардинальное уменьшение количества партий за счет повышения их же качества. Этим (и только) обеспечивается национальный тыл, гарантирующий успех на фронтах дипломатии, экономических преобразований и даже — войны.
Я не знаю, сколько конкретно социально-экономических укладов сегодня существует в маленькой Армении, однако несомненно то, что в радиусе двух десятков километров у нас всегда можно обнаружить черты, присущие едва ли не всем формациям. Признаки, свойственные первобытному хозяйству, легко распознаются в аграрных, особенно в высокогорных районах, где труженик в поте лица молится и уповает на одну лишь погоду. На государство он уже давно не надеется, но справедливости ради следует сказать, что имеет на то все основания. Есть в республике и места, где преобладает рабовладельческая форма хозяйствования – настолько нещадно эксплуатируется там человеческий труд. В более «развитых» ареалах господствует феодальный уклад с акцентом на натуральное хозяйство. Продукты в таких областях производятся не для продажи, а для собственного потребления или товарообмена. Ну и так далее…
Я действительно не знаю, сколько именно социально-экономических укладов сегодня параллельно существуют в маленькой Армении, но прекрасно знаю, что разделительные межи пролегают не только по периметру наших границ, но и внутри страны. Сферы экономики, политической и социальной жизни, судебной системы, культуры, кадрового вопроса… все они знают свои траншеи и окопы, в которых залегает прислужливая охрана высокочтимых боссов, собственно оттуда и берется на мушку живая мишень. На этих «стратегических» перекрестках, на этих меркантильных рубежах кровного интереса есть и свои пограничники, зорко стерегущие каждый сантиметр влияния хозяина – будь то живописное ущелье или севанский прибрежный участок, будь то сенокосы и пашни, область, село, префектура, монопольный бизнес…
Знают эти сферы и свои надежные подземелья, где в уютных блиндажах и занавешенных дзотах коротают драгоценное время сами хозяева.
Именно этот контингент людей и является главным оппонентом армянской государственности. Ведь во всех своих проявлениях он воспринимается в качестве живого символа национального суверенитета, а значит — алчного, злого, убогого и… преходящего. Ни одна внешняя угроза, ни Турция с Азербайджаном не в состоянии поколебать устои нашей государственности в той степени, в какой мы сами. Сегодня мы знаем наизусть о том, что, где и когда сказали Гюль или Алиев, тот или иной посредник, но мы не хотим знать, кто искусственно определяет вопиющую политику ценообразования, кто регулирует рынок и как, например, получается, что за пятнадцать зловонных квадратных метров под лысой сосной на севанском берегу нужно платить втрое больше, чем за комфортабельный номер в той же Анталье, где, между прочим, пальмы и средиземноморский пляж. И почему после этого хозяин в блиндаже говорит про Киликию — мы тоже не знаем.
А ведь ориентированный исключительно на сверхприбыль (философия временщика!) контингент угрожает идее армянской государственности гораздо сильнее, нежели противник по обе стороны границы.
«Новые рабочие места»… с некоторых пор это словосочетание представляется исключительно в позитивном цвете, хотя недооценить их важность невозможно. Однако, это понятие как бы предполагает полное отсутствие фактора борьбы за свои права, полное отсутствие такой общественно-политической категории, как «трудящийся». В своем армянском переложении оно даже закабаляет, стесняет, шантажирует, недвусмысленно указывает на армию безработных, ассоциируется с термином «крепостной». Видимо, нужно менять формулировку. При немой форме производственных отношений говорить о солидарности трудящихся, конечно, очень рано, так что с надеждой, но пока со 2 мая…