"Теперь не то… Кино становится все более инфантильным, фильмы — все более анонимными. Авторская индивидуальность утеряна", — обронил, глядя на публику сквозь знаменитые темные очки, знаменитый Питер Богданович на демонстрируемой пару недель назад кинопередаче канала "Культура". С этим неопровержимым тезисом обратимся к очередному "абрикосовому" дню, который тезис этот подтверждал не гипотетически, а иллюстративно. "Под сенью небес" уже навечно кинобога Микеланджело Антониони и "Старая любовница" претендующей на кинобогиню новейшей формации Катрин Бреа.
По пути заметим, что очевидная инфантилизация кино очевиднее всего сказывается в особом роде "детской зависимости" от зрителя – он может наказать, оставить без сладкого, бросить в одиночестве, когда другие уйдут веселиться, она в свою очередь приводит к нарастанию и канонизации инфантильных призраков. Феномен этот известен психологам. В нашем случае, вероятно, именно он образует самое глубокое различие между тем, что было, и тем, что имеем. От великого кино исходили соблазн и вызов-предложение; нынешнее так или иначе обслуживает спрос. Стоило посмотреть Антониони и Бреа с интервалом в полчаса, чтобы убедиться – мельчаем, мельчаем…
Если соблюдать последовательность, показ "Под сенью небес", предваряемый встречей с моложавой вдовой мэтра Энрикой Антониони, шел после "Старой любовницы". В Красном зале кинотеатра "Москва" яблоку было негде упасть. Синьора Энрика была мила, о последних годах Антониони говорила без душераздирающего придыхания. Уже будучи в инвалидной коляске, великий режиссер старался хоть в какой-то мере заниматься творчеством – рисовал что-то на белом листе, а затем верная жена-сиделка раскрашивала рисунки гуашью. Пока очаровательная Энрика рассказывала, вспомнилась другая жена – жена-муза Моника Витти, пришедшее вместе с ней "Затмение"… Так что ретроспекция фильмов Микеланджело Антониони в воображении началась раньше, чем на экране. А потом была картина "Под сенью небес" с их пронзительной авторской индивидуальностью, натолкнувшая на невеселые мысли. Поскольку увиденная за два часа до этого "Старая любовница" заставила лишь удивленно пожимать плечами.
На пресс-конференциях, предшествующих "Золотому абрикосу", Арутюн Хачатрян говорил о фильме и личном визите Катрин Бреа как об одном из самых больших достижений организаторов фестиваля. Мол, организаторы специально выбрали этого режиссера, чтобы ереванский зритель мог воочию убедиться, что фильмы Бреа вовсе не полупорнографические опусы, в чем ее обвиняют одни, а высокое искусство кинематографиста-демиурга, что утверждают другие. Кстати, на втором тезисе от своего личного имени президент "Абрикоса" вовсе не настаивал, так – есть мнение…
Посмотрев пять не первых минут картины – из-за сверхплотной программы фестиваля опять не успела к самому началу – я, грешным делом, подумала, что нам демонстрируют очередную версию "Опасных связей" Шадерла де Лакло. Тут очаровательная старушка — она так и осталась одним из немногих ярких впечатлений от картины – заметила: "Мы из лаклоевской эпохи". Так, осечка — второго "Вальмона" Милоша Формана не будет. Точно не будет.
Бреа сочинила историю в традиции французского куртуазного романа позапрошлого века, но перед употреблением как бы промыла ее душистым киномылом: нюансы исчезли, благородные морщины разгладились. Перед свадьбой жених с реноме Казановы исповедуется бабушке своей невесты. Десять лет бурного романа со знойной испанкой. Аполлонообразный молодой мужчина встретил отнюдь не прекрасную собой, но крутую Карменситу. Карменсита в ту пору была замужем за старым английским баронетом и Аполлона сначала в упор не замечала. "Чем меньше мужчину мы любим, тем больше нравимся ему…" Свежо!..
Вот герой лежит раненный пулей ревнивого англичанина, а она со звериным рыком облизывает кровь вокруг его раны. Это у доньи такие мощные основные инстинкты. Вот на крупном плане хирург долго выковыривает из разорванной кровавой плоти пулю. И тут же кухарка столь же долго и крупнокалиберно перерезает горло курице, сцеживая в миску алую кровь. Жаждем, жаждем мы дикости… Десять лет мучительной связи. Разрыв. Женитьба Аполлона на скромной и прекрасной собой синеокой красавице… Но старая любовница не ржавеет. Зато в финале молодая беременная супруга переполняется эмансипацией и уже с гордостью рассказывает, что уж ее-то муж имеет любовницу открыто, а не как-то там исподтишка.
Вообще-то про финал я узнала у добрых и терпеливых людей, усидевших до самого конца. Их, правда, было большинство — тех, кому приятно иметь дело с разного рода смесями, взвесями и микстурами. "Вальмон" с добавлением "Горькой луны" Поланского. Но ни тебе ярких образов, ни блестящей актерской игры, ни тонких нюансов и штучных лиц персонажей, ни изысканных интерьеров, ни бурных сцен страсти… Словом, ни порнографии, ни высокого искусства. Скорее вариация на заигранную тему костюмированной бурной страсти, вполне мейнстримная дань той самой детской зависимости от зрителя – любителя гламура. Причем при недостаточной выраженности авторского начала частицы мейнстрима в микстуре оказываются всегда крупнее, весомее и плотнее оседают на пленке.
Когда смолкли аплодисменты, на сцену вышла сама Катрин Бреа и сказала, что старается снимать фильмы, которые понятны всем. Цель мадам режиссера была достигнута – "всем" понравилось. У "не всех" же в голове все курсировала мысль, что прежде, чтобы занять достойное место в серьезной режиссерской обойме, состоящей в абсолютном большинстве из мужчин, не стремящихся поддерживать гендерный баланс, надо было не просто зваться Лилианой Кавани, но еще и снять "Ночного портье"…
Словом, кажется, пора сделать паузу в увлечении кинобогами "Золотого абрикоса" и обратить свой взор к тем, кто пока находится в статусе киночеловеков. В следующем фестивальном обозрении так и поступим.