Каждая эпоха формирует и выдвигает свой идеал личности. Это банальное и никем не оспариваемое утверждение становится настоящей проблемой, как только задается вопрос: а как, собственно, этот идеал "работает"? И уже совсем не просто понять, каков "герой нашего времени" и чем он отличается от "героев" других эпох?
Попытки разобраться с этим самым "идеалом" легче всего делать, начав издалека — скажем, со времен античности. Монументально-прекрасный "герой" возвышается и вдохновляет всю западную цивилизацию начиная с гомеровских времен — Ахилл, Гектор, Агамемнон, немного позднее — Тесей, Персей, Ясон и воплощение абсолютного "героя" — Геракл. Лозунг эпохи — "В здоровом теле — здоровый дух", от слабого, нездорового и некрасивого человека ничего хорошего не ожидается, а в Спарте от "брака" просто избавляются, выкидывая "неудачных" младенцев. "Идеал" требовал от человека стремления к совершенству, а еще лучше — некоего "подвига", героического деяния, в котором проявлялись его физические и волевые качества.
Контрапунктом античного идеала стал идеал раннехристианский, нашедший свое наиболее полное воплощение в представлении о святости. "Здоровое тело" не только перестало быть необходимым условием наличия "здорового духа", но стало считаться серьезной помехой для достижения цели — приближения к идеалу святости. Аскеза в крайних формах, зачастую отказ от элементарных гигиенических процедур, отшельничество, самоистязание, ограничение самых необходимых телесных потребностей — все это в итоге приводило к видениям, "вещим" снам и другим проявлениям измененного состояния сознания. Разумеется, такое состояние психики и в те времена не было "нормой", если иметь в виду норму как некую среднестатистическую величину. Цели — "святости", состояния единения с богом достигали лишь немногие, однако люди, пребывающие в измененных состояниях сознания — аскеты, отшельники, блаженные и т. д. , никоим образом не воспринимались обществом как психически нездоровые, напротив — они были примерами, образцами, которым следовало подражать.
Многочисленные посты, запреты и ограничения того или иного пищевого продукта вовсе не имели целью "очистить организм от шлаков", как нередко считает современное общественное мнение. Напротив, такой распространенный современный подход к посту — не что иное, как рационализация, свидетельствующая о колоссальном разрыве между современным и средневековым сознанием. Источники — житийная литература, богословские и исторические труды — однозначно указывают, что практика постов, как и других видов полной или частичной аскезы, была направлена на ослабление, "умерщвление" плоти, но никоим образом не на оздоровление и укрепление организма.
Представление о том, что, чем "слабее тело, тем выше дух", можно обнаружить и в более поздней литературе — в частности, об этом говорит Ф. М. Достоевский устами Свидригайлова, но примечательно, что уже в виде предположения. Иными словами, тезис, который в средние века был аксиомой, в XIX веке становится предположением, еще век спустя подвергается переосмыслению, рационалистически выворачивается наизнанку, а сама практика "умерщвления плоти" толкуется как "полезная для организма".
В XX веке психологическая "норма" менялась особенно часто и круто. Вряд ли "благородная ярость" революционера, которая "вскипает, как волна", могла бы считаться приемлемой в обществе потребления. Особенно жесткие требования выдвигают, как всегда, тоталитарные режимы. Чрезвычайно сходные облики "строителя коммунизма" и "истинного арийца" практически не оставляют никаких возможностей для индивидуальных проявлений. Идеал тоталитарного общества предполагает жизнелюбие, оптимизм, преданность, стремление к высшей цели, готовность к самопожертвованию ради ее достижения. Вновь актуализируется античный лозунг "В здоровом теле — здоровый дух", зримое воплощение которого — парад физкультурников. Понятия психическое "здоровье" и "нездоровье" поляризуются, малейшее отклонение от идеала классифицируется как "нездоровье", рефлексия трактуется как упадничество и "лечится" на собраниях коллектива. В свете таких представлений не случайно психиатрические лечебницы превращаются в исправительные заведения. Дело не только в изуверской и злонамеренной расправе над инакомыслящими, сама такая практика логически вытекает из чрезмерно жесткого представления о "норме", связанного с утвержденным и принятым обществом идеалом.
Сегодня, в эпоху глобализации, формируется новый идеал. Пока его черты не затвердели окончательно, но уже считываются довольно отчетливо. Прежде всего обращает на себя внимание такая черта новообразуемого идеала, как "уверенность в себе". Она отличается от привычной "самоуверенности" тем, что сменилась полярность: если последняя воспринимается как качество отрицательной модальности, то "уверенность в себе" — безусловно желаемая черта.
Опросы среди молодежи показывают, что подавляющее большинство (73%) называет "уверенность в себе" самым необходимым качеством, недостаток которого субъективно ощущается наиболее остро. Фраза "Я ощущаю уверенность в себе" в связи с приобретением того или иного товара активно используется в рекламе, где ее произносят красивые персонажи, чей вид говорит о достигнутом жизненном успехе. Отсюда следует, что сомнение в своих силах, неуверенность в своей правоте, в своей способности контролировать ситуацию (то есть состояние, естественное для разумного человека) , субъективно отторгаются, воспринимаются как нечто "неправильное", требующее исправления и помощи специалиста. Практика подтверждает, что значительное число людей, обращающихся за психологической помощью, связывают свои проблемы и неудачи с недостатком "уверенности в себе" и надеются, что работа с психологом позволит ее обрести.
Другая очевидная черта идеала новой эпохи — "самоконтроль". Умение владеть собой, приводить свое поведение в соответствие с ситуацией и ожиданиями окружения во все времена являлось необходимым для социализации личности, однако в "исполнении" современного идеала "самоконтроль" отчасти трансформировался (этот процесс еще не завершен) в "невозмутимость". Открытое интенсивное выражение эмоций, переживание радости или горя, выходящие за узкие временные и ситуационные рамки, трактуются как недостаток самоконтроля. Показательно, что невозмутимость воспринимается как качество, свидетельствующее о силе, а эмоциональность — как признак слабости. Причем подразумевается, что такая "сильная" личность все же переживает, но контролирует себя и не выражает эмоций.
Столь высокая оценка способности "держать себя в руках" приводит к определенной девальвации эмоциональной сферы. Черствость, сухость, бесстрастность, эмоциональная неразвитость маркируются как "самоконтроль", особенно в сочетании с любезностью и простой воспитанностью. Сильная и/или длительная эмоциональная реакция пугает самого человека, вызывает опасения у близких. От психолога, как правило, ожидается помощь в снижении интенсивности эмоций, достижении самоконтроля, "нормы", понимаемой как спокойствие и невозмутимость. Идеал личности, способной к самоконтролю в любой ситуации, стал настолько требователен в течение последних несколько десятилетий, что для проявления эмоций стала необходима некая санкция, которая может быть равно социально одобряемой либо, напротив — отвергаемой. То есть испытывать, а главное — проявлять эмоции можно лишь в "специально отведенных для этого местах" или при наличии особых условий. В каком-то смысле состояние наркотического или алкогольного опьянения также становятся санкцией на право проявления эмоций. Тот же принцип применим и для многочисленных "фанатов": объявляя себя "фаном", человек фактически отказывается контролировать себя в каких-то конкретных, связанных с определенным объектом ситуациях.
Не обойти еще одну важную составляющую идеала эпохи глобализации — "успешность". При этом само понятие "успешности" понимается в жестко ограниченных рамках, которые не включают достижение внутренней гармонии, удовлетворение познавательного интереса, выработку каких-то личностных качеств, не связанных с социальным статусом (например, благожелательности; так, было бы странно услышать "я достиг успеха, стал добрее и терпимее"). В сегодняшнем понимании "успех" выражается в обладании какими-то благами, а наиболее ценными считаются качества, которые в конечном итоге должны к нему привести: компетентность, эффективность, активность, выбор социально ориентированной жизненной стратегии.
Невозможность достичь желаемых благ переживается как провал, часто приводит к возникновению комплекса неудачника, однако в этом случае вопрос о психическом здоровье не стоит, так как, согласно распространенному мнению, "нормально" — это как раз стремиться к обладанию и переживать, если усилия оказываются безрезультатными. Беспокойство о психическом здоровье возникает, когда у человека этого стремления нет, когда по тем или иным причинам не сформировано представление об успехе, как об "обладании". Примечательно, что отказ от стремления к "успеху" часто называется "социальной апатией" (вот тут нам опять махнул ручкой жизнерадостный "строитель коммунизма").
Конечно, перечисленные черты нового "героя" далеко не исчерпывают его "светлый образ". Зато у него уже есть имя — оно с недавних пор через экраны телевизоров вошло в каждый дом. Идеал нашего времени зовут "Секс-символ". Воплощается он в разных узнаваемых лицах, чаще всего принимая облик актеров, олигархов и политиков.
При всей кажущейся аморфности "идеал" нашего времени чрезвычайно требователен. Он — носитель качеств, наличие которых считается признаком личностной состоятельности, психического здоровья. Сама условность ценности этих качеств нисколько не умаляет их значимости как для самоощущения человека, так и для общества. "Бороться" с экспансией этого "идеала", наверно, бессмысленно, но стоит постараться избавиться от накипи связанных с ним иллюзий.