«Мое поколение, мы — уже уходящая натура…» — совсем недавно, а кажется, вчера, в этих словах слышалось чуть-чуть рисовки. Кажется – мы просто разговаривали, оказалось – это последнее интервью Вигена СТЕПАНЯНА, драматурга, режиссера, основателя театра, актера, любимца публики, заслуженного деятеля искусств РА. А он не кокетничал, он взял и – ушел!
Борисыч, ты чего?!!!
«Живем, как в тире, и почему-то именно мы на той стороне, куда стреляют», — невесело заметил один из наших ведущих театральных руководителей… Точно заметил!
ВИГЕН СТЕПАНЯН БЫЛ НА ТОЙ СТОРОНЕ, «КУДА СТРЕЛЯЮТ». И дело вовсе не в сжавшейся до двух полюсов политической ситуации в стране и его открыто и часто высказываемой позиции. И даже не в том, что сторона искусства и культуры, в принципе, оказалась в последние годы чужой и «черной». Виген был из категории людей самой не трендовой, самой подозрительной, самой чуждой — той, в которой нынешний вектор «белых, свободных и гордых» чутьем чует инородный элемент и наибольшую для себя угрозу. Виген Степанян был абсолютно городским, абсолютно столичным продуктом, его интеллигентность определялась не рафинированностью, но всегда оптимистичным и доброжелательным отношением к окружающим, какой-то неармянской «невыносимой лёгкостью бытия». Как следствие – он был ироничен, а его обаятельнейшая улыбка была самым победным из всех видов мягкого оружия. И вот сейчас подумалось – а ведь именно Виген был по-настоящему свободным…
Действительно — почему он никогда особо не настаивал на директорствах и худрукствах? Послужной список заслуженного деятеля искусств практически обязывал его к этому. Русский театр им. Станиславского и Национальный театр им. Сундукяна, Государственный Камерный и Музыкальный камерный, ТЮЗ и «Амазгаин», театры Гориса и Капана… Трудно найти в Армении очаг Мельпомены, в котором Виген Борисович не играл роли и не ставил спектаклей. В еще советском 1989 году он основал актерскую студию «Ардзаганк», которая потом переродилась в театр «Метро», которым он руководил несколько лет. А когда в «Метро» решили сменить руководство, почти на десять лет уехал в Бейрут, где тоже не сидел сложа руки, а организовал замечательный детский театр – детские музыкальные спектакли вообще были его коньком. Три раза он становился режиссером главного и грандиозного столичного праздника «Эребуни-Ереван». Написал с десяток пьес, а по двум его сценариям были сняты фильмы. Успел даже побывать режиссером Национального театра оперы и балета им. Спендиаряна. Разве этого не достаточно, чтобы ходить по высоким кабинетам, топать ногами и интриговать, пытаясь подкопаться под собрата по творчеству?
ОН НИКОГДА ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛ. Повозмущаться, если оставался без работы, в рамках порожнего трепа за чашкой кофе – кто не без греха? Совершить поступок, который потом назовут «подлостью» – никогда. Для этого он был слишком мужчиной и интеллигентом. И, очевидно, ценил свою свободу выше стабильной зарплаты. Эта свобода позволила ему не только сыграть десятки и десятки ролей в театре. Эта свобода вкупе с владением большой культурой и бьющим через край обаянием позволяла ему становится «своим» в любой компании в любой стране. И в кино он снимался не только отечественном, но на разных студиях за ее пределами. И блистать умел не только в роли, но за ее пределами.
В последние годы ему дважды довелось играть шекспировских королей – Дункана на сцене Национального театра, и Лира в ТЮЗ-е. Фактура Вигена Борисовича и его знаменитый, в миг узнаваемый бархатный голос делали его персонажей царственными по определению. «Король Лир» в постановке Акопа Казанчяна переродился в международный – российско-армяно-киргизский проект, и мы поехали в Бишкек на премьеру. Виген играл блистательно, это был триумф! Многонациональная труппа, особенно ее женская часть, смотрела на него с полным обожанием, тем более, что кто-то видел его в кино, в российских проектах. Он был мегазвездой, и справлялся с этой ролью не менее блистательно – «простой и великодушный Демиург». Это было очень по-актерски, и очень понятно. В этом проглядывалась ностальгия – ностальгия артиста по временам больших гастролей, частой смене декораций, творческому и человеческому общению, по атмосфере богемы, которая есть «дитя свободы»…
«Потеря земли, тысячи жертв – ведь поколение ушло! — это же такая трагедия, боль такая…», — знаменитый, в миг узнаваемый, на сей раз громовой голос Вигена Степаняна зазвучал над Оперной площадью в день митинга оппозиции… Теперь можно сказать, что его последнее выступление было для многих тысяч. И оно стало неожиданностью лишь на секунду. Ну, да – он всю дорогу не скрывал своих взглядов. Ну, да – он не захотел быть половинчатым. Ну, да – он, артист, интеллигент, верящий в разумное, доброе, вечное, и это разумное, доброе, вечное сеющий задыхался не только от боли за поколение, которое убили, и землю, которую предали. Он задыхался в этом смраде разложения на «черных» и «белых», ставшего просто разложением. Если перефразировать классика — все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ереване и его окрестностях. Он не мог дышать в этой тьме, пришедшей невесть откуда и накрывшей столь любимый им город.
«ВОЗРОДИТЬ НАЦИОНАЛЬНУЮ СИСТЕМУ ОБРАЗОВАНИЯ, возродить дух культуры – это тяжелейшая, серьёзнейшая работа, которая нам обязательно предстоит. И только это может стать реальной альтернативой той атмосферы ненависти, которую два с лишним годом культивировали. Это такая страшная вещь! У нас сейчас нет альтернатив, как у богатыря на перепутье — нужно быть просто слепым и глухим, чтобы не видеть того, что происходит сегодня. А происходит страшное! Стремление полностью уничтожить, растоптать хоть какую-то нравственную атмосферу продолжается. И это не только трагично, но опасно. Не приведи Господь, если начнется «стенка на стенку» внутри страны, что может быть страшнее того, когда брат идет на брата — это будет просто гибельно. А с другой стороны, когда перед тобой китайская стена в человеческом обличье, которая не способна принять ничего кроме принятой два с половиной года назад религии, точнее секты «свидетели Никола»… Наверное, Занзибар – очень хорошая страна, и конечно, если там будут гибнуть люди, я искренне посочувствую и пожелаю им мира. Но сейчас речь о моей родине! Я не желаю, чтобы тот, кто за все это в ответе, теперь представлял дорожную карту и объявлял, что через полгода все будет ОК! Я верю в потенциал своей нации. Я верю, что есть люди, для которых существует не культ личности, а культ Родины!», — настаивал Виген Степанян в том нашем, совсем недавнем и, как оказалось, последнем разговоре.
У него было прооперированное сердце, на которое он не любил, не в пример многим, жаловаться…
А может он просто устал – устал от чуждого и чужого времени, в котором не оказалось место всему тому, что было ему дорого, что составляло смысл его жизни — свобода, достоинство, культура, творчество.
Виген Борисович, тебе надо было дождаться!
Виген Борисович, нам будет тебя не хватать!
«Мое поколение, мы — уже уходящая натура…» — совсем недавно, а кажется, вчера, в этих словах слышалось чуть-чуть рисовки. Кажется – мы просто разговаривали, оказалось – это последнее интервью Вигена СТЕПАНЯНА, драматурга, режиссера, основателя театра, актера, любимца публики, заслуженного деятеля искусств РА. А он не кокетничал, он взял и – ушел!
Борисыч, ты чего?!!!
«Живем, как в тире, и почему-то именно мы на той стороне, куда стреляют», — невесело заметил один из наших ведущих театральных руководителей… Точно заметил!
ВИГЕН СТЕПАНЯН БЫЛ НА ТОЙ СТОРОНЕ, «КУДА СТРЕЛЯЮТ». И дело вовсе не в сжавшейся до двух полюсов политической ситуации в стране и его открыто и часто высказываемой позиции. И даже не в том, что сторона искусства и культуры, в принципе, оказалась в последние годы чужой и «черной». Виген был из категории людей самой не трендовой, самой подозрительной, самой чуждой — той, в которой нынешний вектор «белых, свободных и гордых» чутьем чует инородный элемент и наибольшую для себя угрозу. Виген Степанян был абсолютно городским, абсолютно столичным продуктом, его интеллигентность определялась не рафинированностью, но всегда оптимистичным и доброжелательным отношением к окружающим, какой-то неармянской «невыносимой лёгкостью бытия». Как следствие – он был ироничен, а его обаятельнейшая улыбка была самым победным из всех видов мягкого оружия. И вот сейчас подумалось – а ведь именно Виген был по-настоящему свободным…
Действительно — почему он никогда особо не настаивал на директорствах и худрукствах? Послужной список заслуженного деятеля искусств практически обязывал его к этому. Русский театр им. Станиславского и Национальный театр им. Сундукяна, Государственный Камерный и Музыкальный камерный, ТЮЗ и «Амазгаин», театры Гориса и Капана… Трудно найти в Армении очаг Мельпомены, в котором Виген Борисович не играл роли и не ставил спектаклей. В еще советском 1989 году он основал актерскую студию «Ардзаганк», которая потом переродилась в театр «Метро», которым он руководил несколько лет. А когда в «Метро» решили сменить руководство, почти на десять лет уехал в Бейрут, где тоже не сидел сложа руки, а организовал замечательный детский театр – детские музыкальные спектакли вообще были его коньком. Три раза он становился режиссером главного и грандиозного столичного праздника «Эребуни-Ереван». Написал с десяток пьес, а по двум его сценариям были сняты фильмы. Успел даже побывать режиссером Национального театра оперы и балета им. Спендиаряна. Разве этого не достаточно, чтобы ходить по высоким кабинетам, топать ногами и интриговать, пытаясь подкопаться под собрата по творчеству?
ОН НИКОГДА ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛ. Повозмущаться, если оставался без работы, в рамках порожнего трепа за чашкой кофе – кто не без греха? Совершить поступок, который потом назовут «подлостью» – никогда. Для этого он был слишком мужчиной и интеллигентом. И, очевидно, ценил свою свободу выше стабильной зарплаты. Эта свобода позволила ему не только сыграть десятки и десятки ролей в театре. Эта свобода вкупе с владением большой культурой и бьющим через край обаянием позволяла ему становится «своим» в любой компании в любой стране. И в кино он снимался не только отечественном, но на разных студиях за ее пределами. И блистать умел не только в роли, но за ее пределами.
В последние годы ему дважды довелось играть шекспировских королей – Дункана на сцене Национального театра, и Лира в ТЮЗ-е. Фактура Вигена Борисовича и его знаменитый, в миг узнаваемый бархатный голос делали его персонажей царственными по определению. «Король Лир» в постановке Акопа Казанчяна переродился в международный – российско-армяно-киргизский проект, и мы поехали в Бишкек на премьеру. Виген играл блистательно, это был триумф! Многонациональная труппа, особенно ее женская часть, смотрела на него с полным обожанием, тем более, что кто-то видел его в кино, в российских проектах. Он был мегазвездой, и справлялся с этой ролью не менее блистательно – «простой и великодушный Демиург». Это было очень по-актерски, и очень понятно. В этом проглядывалась ностальгия – ностальгия артиста по временам больших гастролей, частой смене декораций, творческому и человеческому общению, по атмосфере богемы, которая есть «дитя свободы»…
«Потеря земли, тысячи жертв – ведь поколение ушло! — это же такая трагедия, боль такая…», — знаменитый, в миг узнаваемый, на сей раз громовой голос Вигена Степаняна зазвучал над Оперной площадью в день митинга оппозиции… Теперь можно сказать, что его последнее выступление было для многих тысяч. И оно стало неожиданностью лишь на секунду. Ну, да – он всю дорогу не скрывал своих взглядов. Ну, да – он не захотел быть половинчатым. Ну, да – он, артист, интеллигент, верящий в разумное, доброе, вечное, и это разумное, доброе, вечное сеющий задыхался не только от боли за поколение, которое убили, и землю, которую предали. Он задыхался в этом смраде разложения на «черных» и «белых», ставшего просто разложением. Если перефразировать классика — все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ереване и его окрестностях. Он не мог дышать в этой тьме, пришедшей невесть откуда и накрывшей столь любимый им город.
«ВОЗРОДИТЬ НАЦИОНАЛЬНУЮ СИСТЕМУ ОБРАЗОВАНИЯ, возродить дух культуры – это тяжелейшая, серьёзнейшая работа, которая нам обязательно предстоит. И только это может стать реальной альтернативой той атмосферы ненависти, которую два с лишним годом культивировали. Это такая страшная вещь! У нас сейчас нет альтернатив, как у богатыря на перепутье — нужно быть просто слепым и глухим, чтобы не видеть того, что происходит сегодня. А происходит страшное! Стремление полностью уничтожить, растоптать хоть какую-то нравственную атмосферу продолжается. И это не только трагично, но опасно. Не приведи Господь, если начнется «стенка на стенку» внутри страны, что может быть страшнее того, когда брат идет на брата — это будет просто гибельно. А с другой стороны, когда перед тобой китайская стена в человеческом обличье, которая не способна принять ничего кроме принятой два с половиной года назад религии, точнее секты «свидетели Никола»… Наверное, Занзибар – очень хорошая страна, и конечно, если там будут гибнуть люди, я искренне посочувствую и пожелаю им мира. Но сейчас речь о моей родине! Я не желаю, чтобы тот, кто за все это в ответе, теперь представлял дорожную карту и объявлял, что через полгода все будет ОК! Я верю в потенциал своей нации. Я верю, что есть люди, для которых существует не культ личности, а культ Родины!», — настаивал Виген Степанян в том нашем, совсем недавнем и, как оказалось, последнем разговоре.
У него было прооперированное сердце, на которое он не любил, не в пример многим, жаловаться…
А может он просто устал – устал от чуждого и чужого времени, в котором не оказалось место всему тому, что было ему дорого, что составляло смысл его жизни — свобода, достоинство, культура, творчество.
Виген Борисович, тебе надо было дождаться!
Виген Борисович, нам будет тебя не хватать!
ВИГЕН СТЕПАНЯН БЫЛ НА ТОЙ СТОРОНЕ, «КУДА СТРЕЛЯЮТ». И дело вовсе не в сжавшейся до двух полюсов политической ситуации в стране и его открыто и часто высказываемой позиции. И даже не в том, что сторона искусства и культуры, в принципе, оказалась в последние годы чужой и «черной». Виген был из категории людей самой не трендовой, самой подозрительной, самой чуждой — той, в которой нынешний вектор «белых, свободных и гордых» чутьем чует инородный элемент и наибольшую для себя угрозу. Виген Степанян был абсолютно городским, абсолютно столичным продуктом, его интеллигентность определялась не рафинированностью, но всегда оптимистичным и доброжелательным отношением к окружающим, какой-то неармянской «невыносимой лёгкостью бытия». Как следствие – он был ироничен, а его обаятельнейшая улыбка была самым победным из всех видов мягкого оружия. И вот сейчас подумалось – а ведь именно Виген был по-настоящему свободным…
Действительно — почему он никогда особо не настаивал на директорствах и худрукствах? Послужной список заслуженного деятеля искусств практически обязывал его к этому. Русский театр им. Станиславского и Национальный театр им. Сундукяна, Государственный Камерный и Музыкальный камерный, ТЮЗ и «Амазгаин», театры Гориса и Капана… Трудно найти в Армении очаг Мельпомены, в котором Виген Борисович не играл роли и не ставил спектаклей. В еще советском 1989 году он основал актерскую студию «Ардзаганк», которая потом переродилась в театр «Метро», которым он руководил несколько лет. А когда в «Метро» решили сменить руководство, почти на десять лет уехал в Бейрут, где тоже не сидел сложа руки, а организовал замечательный детский театр – детские музыкальные спектакли вообще были его коньком. Три раза он становился режиссером главного и грандиозного столичного праздника «Эребуни-Ереван». Написал с десяток пьес, а по двум его сценариям были сняты фильмы. Успел даже побывать режиссером Национального театра оперы и балета им. Спендиаряна. Разве этого не достаточно, чтобы ходить по высоким кабинетам, топать ногами и интриговать, пытаясь подкопаться под собрата по творчеству?
ОН НИКОГДА ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛ. Повозмущаться, если оставался без работы, в рамках порожнего трепа за чашкой кофе – кто не без греха? Совершить поступок, который потом назовут «подлостью» – никогда. Для этого он был слишком мужчиной и интеллигентом. И, очевидно, ценил свою свободу выше стабильной зарплаты. Эта свобода позволила ему не только сыграть десятки и десятки ролей в театре. Эта свобода вкупе с владением большой культурой и бьющим через край обаянием позволяла ему становится «своим» в любой компании в любой стране. И в кино он снимался не только отечественном, но на разных студиях за ее пределами. И блистать умел не только в роли, но за ее пределами.
В последние годы ему дважды довелось играть шекспировских королей – Дункана на сцене Национального театра, и Лира в ТЮЗ-е. Фактура Вигена Борисовича и его знаменитый, в миг узнаваемый бархатный голос делали его персонажей царственными по определению. «Король Лир» в постановке Акопа Казанчяна переродился в международный – российско-армяно-киргизский проект, и мы поехали в Бишкек на премьеру. Виген играл блистательно, это был триумф! Многонациональная труппа, особенно ее женская часть, смотрела на него с полным обожанием, тем более, что кто-то видел его в кино, в российских проектах. Он был мегазвездой, и справлялся с этой ролью не менее блистательно – «простой и великодушный Демиург». Это было очень по-актерски, и очень понятно. В этом проглядывалась ностальгия – ностальгия артиста по временам больших гастролей, частой смене декораций, творческому и человеческому общению, по атмосфере богемы, которая есть «дитя свободы»…
«Потеря земли, тысячи жертв – ведь поколение ушло! — это же такая трагедия, боль такая…», — знаменитый, в миг узнаваемый, на сей раз громовой голос Вигена Степаняна зазвучал над Оперной площадью в день митинга оппозиции… Теперь можно сказать, что его последнее выступление было для многих тысяч. И оно стало неожиданностью лишь на секунду. Ну, да – он всю дорогу не скрывал своих взглядов. Ну, да – он не захотел быть половинчатым. Ну, да – он, артист, интеллигент, верящий в разумное, доброе, вечное, и это разумное, доброе, вечное сеющий задыхался не только от боли за поколение, которое убили, и землю, которую предали. Он задыхался в этом смраде разложения на «черных» и «белых», ставшего просто разложением. Если перефразировать классика — все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ереване и его окрестностях. Он не мог дышать в этой тьме, пришедшей невесть откуда и накрывшей столь любимый им город.
«ВОЗРОДИТЬ НАЦИОНАЛЬНУЮ СИСТЕМУ ОБРАЗОВАНИЯ, возродить дух культуры – это тяжелейшая, серьёзнейшая работа, которая нам обязательно предстоит. И только это может стать реальной альтернативой той атмосферы ненависти, которую два с лишним годом культивировали. Это такая страшная вещь! У нас сейчас нет альтернатив, как у богатыря на перепутье — нужно быть просто слепым и глухим, чтобы не видеть того, что происходит сегодня. А происходит страшное! Стремление полностью уничтожить, растоптать хоть какую-то нравственную атмосферу продолжается. И это не только трагично, но опасно. Не приведи Господь, если начнется «стенка на стенку» внутри страны, что может быть страшнее того, когда брат идет на брата — это будет просто гибельно. А с другой стороны, когда перед тобой китайская стена в человеческом обличье, которая не способна принять ничего кроме принятой два с половиной года назад религии, точнее секты «свидетели Никола»… Наверное, Занзибар – очень хорошая страна, и конечно, если там будут гибнуть люди, я искренне посочувствую и пожелаю им мира. Но сейчас речь о моей родине! Я не желаю, чтобы тот, кто за все это в ответе, теперь представлял дорожную карту и объявлял, что через полгода все будет ОК! Я верю в потенциал своей нации. Я верю, что есть люди, для которых существует не культ личности, а культ Родины!», — настаивал Виген Степанян в том нашем, совсем недавнем и, как оказалось, последнем разговоре.
У него было прооперированное сердце, на которое он не любил, не в пример многим, жаловаться…
А может он просто устал – устал от чуждого и чужого времени, в котором не оказалось место всему тому, что было ему дорого, что составляло смысл его жизни — свобода, достоинство, культура, творчество.
Виген Борисович, тебе надо было дождаться!
Виген Борисович, нам будет тебя не хватать!
