Новый год и Рождество прошли незаметно, минуя меня. И вдруг ночной звонок.
— Манюню позови, — произнес бесцеремонный мужской голос.
— Ошиблись, — отрезала я.
— Э-э-э. Говорю, дай Манюне, Карим говорил. . . — мужчине не пришлось договаривать — до меня дошло.
Утром я встретилась с этим человеком. Он передал мне коробку и три тысячи рублей. Я была так ошарашена, что даже не спросила, как его зовут, как там те, кто прислал мне гостинцы, даже не поблагодарила его.
Дома я сразу приступила к осмотру содержимого коробки, надеясь найти там письмо или записку, но в ней оказались лишь сушеные фрукты, сладости и мешочек с маленькими белыми шариками. Это был сушеный сыр. . .
И я вспомнила свой прошлый Новый год.
Всего лишь год назад я жила в Ростове. Работала в офисе крутых армянских предпринимателей делопроизводителем и была хозяйкой "объекта" на самом крупном вещевом рынке Ростовской области — Темернике. Мой рабочий день начинался в пять утра и заканчивался под вечер.
В тот день, как обычно, на рассвете я появилась в Темернике.
— Барев, Манюня, — поздоровался со мной Карим. Он называл меня Манюней, а я не возражала, хотя на русскую Маню совсем не похожа.
— Салам, — ответила я.
— Ты завтра Таню одну не оставляй, она кинет тебя. Завтра день большой распродажи, сумеем заработать неплохие деньги, — воодушевленно тараторил Карим.
Таня была моим реализатором и очень работящей во всех отношениях девчонкой. В свои 22 она умудрилась родить троих детей: от русского, корейца и вьетнамца. Но если Карим предупреждал об опасности, следовало его послушать. И я приняла решение: вместо Тани выйду работать сама. . .
Последний день 2005 года в Темернике складывался удачно. На нашем пятачке было два контейнера (мой и Виталика) , а перед нами тянулись торговые ряды крупных оптовиков: таджиков Карима и Аскара, вьетнамца Хана, китаянки Дзунами. И у всех шла бойкая торговля. Было уже за полдень, когда в мой контейнер влетел Виталик и заорал:
— Облава! ОМОН перекрыл весь Темерник. У тебя документы в порядке?
— Да! Чего орешь? Ведь ты гражданин России, — закричала в ответ я.
Новость моментально разлетелась по всему Темернику. И началась паника. Я посмотрела в сторону знакомых оптовиков, и мы поняли друг друга без слов. Тут же весь свой нераспроданный товар они потащили в мой контейнер.
— Лезьте в контейнер, а я вас запру, — объявила я им.
— Я не буду прятаться. У меня вид на жительство, — начал сопротивляться Карим.
— Лезь давай! Свой вид на жительство потом покажешь, — сказала я, захлопнув за ним дверь контейнера.
После того как я заперла живой "товар", у меня отлегло от сердца. "Все будет хорошо", — подумала я, пытаясь успокоиться.
Тем временем рынок опустел. Проходя по торговым рядам, я заметила одного из грузчиков, совсем молодого киргиза. Он убегал от омоновцев, но они его догнали, повалили пинком в спину и начали избивать. Как избивают человека, я видела впервые. Мне хотелось одного — спрятаться. А пацан кричал и звал маму. . .
— За что бьете? Не имеете права, — полуплача от страха, пропищала я омоновцам.
Они от удивления остолбенели. И тут меня кто-то резко дернул за капюшон. Обернувшись, я увидела перед собой богатыря, но явно из жуткой сказки. Он с издевкой смотрел на меня, а потом поднес руку к берету и отрапортовал:
— Старшина Максим Григорян, предъявите ваши документы.
То ли от официального тона, то ли оттого, что у "чудовища" оказалась армянская фамилия, я поспешно назвалась.
— Паспорт, говорю, дура. . .
Я протянула документ, и он его долго изучал.
— Почему ты сказала одно имя, а в паспорте у тебя записано другое? — наконец спросил он.
Я пыталась ему объяснить, что, когда я родилась, мои бабушка с прабабушкой поспорили. . . Вообще это длинная семейная история, которую с ходу не расскажешь. Старшина меня остановил, а потом вернул паспорт и сказал:
— Иди домой. Отдохни. Здесь мы будем еще очень долго.
Легко сказать — иди домой, когда у тебя в контейнере столько людей прячется. Пришлось вернуться в контейнер.
Прошло, наверное, часа полтора. И на протяжении всего времени нам было слышно, как омоновцы выводят людей из других контейнеров. Вдруг Дзунами посмотрела на меня и говорит:
— Возьми мою выручку. Тебя обыскивать не будут, а нас будут и деньги отберут.
Вслед за ней протянул мне внушительную пачку 1000-рублевок Хан, затем — Карим и Аскар. Все деньги мы уложили в жилет с многочисленными застежками. Когда я надела его под куртку, то стала похожа на накачанную шину.
Мы ничего не ели с утра, и с этим надо было что-то делать. Карим решил выйти купить съестное, естественно, я увязалась за ним. Не прошли мы и двадцати метров, как нас остановил ОМОН.
— А ну быстро паспорта!
Мы протянули наши документы, и омоновец вынес суровый вердикт: фальшивка.
— Не фальшивка, — уверенно ответил Карим.
— Это мы еще посмотрим. Деньги есть? — поинтересовался он.
— Не-е. . . Откуда? Мы реализаторы, — соврала я.
— Это мы еще посмотрим. Давай их в автобус, — обратился он к напарнику.
— Опять ты? — вывел меня из кошмарного оцепенения знакомый голос. Передо мной снова стоял Максим Григорян. . . Нас тут же отпустили и паспорта вернули.
— Мы должны выпить, — решил Карим.
Что было дальше, помню смутно. Уже в контейнере я постепенно начала не только приходить в себя, но и впала в ярость. Какого черта я сижу здесь с этими людьми, какого черта мне все это нужно?
— Я иду домой, — сказала я.
В ответ — тишина. Аскар протянул мне банку "Балтики".
Когда выпито было достаточно, а голоса на рынке поутихли, Аскар и Карим решили пойти на разведку. Вскоре они вернулись, и Аскар заявил:
— ОМОНа нет, администрации нет, ворота заперты. Придется ночевать в контейнере, и не только нам. . .
Представляете, на улице сильный мороз, а вы сидите в набитом хламом контейнере с малюсеньким обогревателем. . .
. . . Ближе к 11 часам вечера мы услышали голос армянина Мишика, который звал всех встречать Новый год. Люди начали выходить из своих нор. Только армянин мог придумать такое. На рыночном пятачке был разведен огромный костер, рядом с которым стоял Мишик с магнитофоном, из которого звучала песня Таты "Каротел ем". Сам Мишик всем объяснял значение этого слова, и люди разных национальностей выкрикивали вместе с Мишиком "каротел ем", и, наверное, каждый при этом думал о своем. . .
Карим дернул меня за рукав.
— Дай руку, — нежно попросил он.
Я протянула руку, и Карим положил на мою ладонь что-то круглое и белое.
— Что это?
— Сушеные сырные шарики. У меня еще один остался, — проникновенно ответил Карим.
Ну разве можно отказать мужчине, который отдает тебе последнее? Я проглотила оба шарика. . .
. . . Через несколько часов наш покой был нарушен — в Темернике высадился новый "десант" — на этот раз наши родственники, которые чуть не снесли двери контейнера, пытаясь разбудить нас. . .
Больше в Темернике я не появлялась. Видимо, и Карим уехал к жене в Таджикистан. Что заставило его вспомнить о Манюне? Не любовь и не дружба — не было ни того ни другого. А скорее всего то, что у нас у всех есть где-то очень глубоко в душе и что делает нас людьми независимо от пола, вероисповедания и обстоятельств.
Menu
