Его дед сражался под знаменами генерала Андраника, бабка в те же страшные годы пешком добралась до Смирны, родители были детьми эмигрантов, а он уже настоящий коренной американец. Более того, он основатель и руководитель одного из самых интересных современных джаз-оркестров Нью-Йорка. Джазовые критики внесли его оркестр, состоящий из 17 музыкантов, в список "наиболее интересных биг-бэндов сегодняшнего дня" города Большого яблока. Более того, оркестр, основанный нашим героем в 1998 году, журналы Америки называли "самым великолепным оркестром после оркестра Гила Эванса" и "просто обалденным биг-бэндом". Ну а самое уважаемое сегодня в мире джаза интернет-издание AllAboutJazz.com назвало его оркестр "олицетворением всей истории современного оркестрового искусства". Его джазовые композиции удостаивались самых престижных наград, из которых наиболее значимые, причем дважды подряд — приз имени Чарли Паркера, вручаемый Ассоциацией джазовых композиторов Америки.
А начало музыкальной карьеры Джами Бегяна (именно об этом молодом, но уже хорошо известном в Америке музыканте и идет здесь речь), не предвещало ничего особенного. Первые уроки музыки он получил в армянской церкви, которую посещал с родителями. Потом слушал пластинки из родительской фонотеки с записями знаменитых удистов прошлого Джорджа Мкртчяна и Уди Гранта. Трудно сказать, явилось ли это основным толчком на пути к большой музыке, но какой-то след в его душе, конечно же, оставило. Начав посещать факультет джаза в Высшей школе музыки Хартта по классу гитары, он продолжил обучение в Манхэттэнской школе музыки.
Его интерес к написанию сложных модерновых композиций проявился еще в период учебы в музыкальной школе, причем начинал он с малых ансамблей, но по мере того, как росло его мастерство, росли и размеры ансамблей, для которых он писал. Так создавались и его ансамбли — вначале это было трио Джами Бегяна, затем квартет, комбо. Но его привлекали большие формы музыцирования, ему нужен был простор для реализации своих фантазий, а такой размах мог предоставить только большой оркестр. И вот наконец мечта сбылась — он стал руководителем The Jamie Begian Big Band, результатом упорной работы которого стали два сольных альбома.
— Чем отличаются сегодняшние большие оркестры от оркестров "золотой эры свинга"?
— Оркестры 30-40-х годов создавались для танцев и развлечения. Они исполняли легкую, веселую или романтическую музыку. Этого требовало время. Но сразу после Второй мировой войны музыка стала гораздо серьезнее, из развлекательного жанра оркестровая музыка трасформировалась в настоящее искусство и из танцевальных залов перенеслась в концертные. И сейчас композиторы, пишущие для больших оркестров, и музыканты подобных оркестров хотят, чтобы их опусы внимательно слушали, а не только танцевали под них. Сегодня это серьезный жанр.
— Содержать большой оркестр достаточно трудно. Даже самые известные бэнд-лидеры эпохи расцвета свинга часто вынуждены были распускать свои оркестры из-за финансовых трудностей. А как удается содержать многочисленный коллектив сегодня, в эпоху кризиса?
— Видишь ли, оркестр — это для души. Я зарабатываю на жизнь преподавательской деятельностью. Да и все мои музыканты свои основные деньги получают в других местах. А в оркестре мы собираемся, чтобы отвести душу, поиграть для себя, выразить свои музыкальные взгляды, отработать новые идеи. Ну а кроме того, при правильном раскладе сил, при грамотной организации дела можно заработать деньги и на этом деле.
— Когда при мне говорят "биг-бэнд", я сразу вспоминаю Гленна Миллера, Бенни Гудмена, Каунта Бейси и Дюка Эллингтона… Современные же оркестры совсем другие.
— Биг-бэнд очень сложный термин. Каждый видит в нем, что ему хочется. При этом одни уверяют, что эпоха биг-бэндов закончилась в середине 40-х вместе с модой на свинг, другие доказывают, что у больших оркестров есть и настоящее и обязательно будет будущее, ведь это постояно развивающийся жанр. Лично я придерживаюсь второго мнения. Разве кто-нибудь осмелится сказать, например, что эра симфонических оркестров закончилась вместе с Моцартом или Бетховеном? Изменился подход к музыке, к манере делать оркестровки, композиторы и аранжировщики все время ищут новые формы для выражения своих мыслей и идей, что вполне естественно. А суть — большой, слаженный, мощно звучащий оркестр — она не меняется. Я одинаково люблю музыку и Гила Эванса, и Каунта Бейси. И каждому из них уделяю одинаковое количество времени. Хорошую музыку любят и играют вне зависимости от жанра, стиля… Причем сказанное относится ко всем странам и слоям общества. Вот мы много гастролируем, выступаем на международных фестивалях, объездили с сольными концертами многие штаты, Канаду. И везде наблюдаем один и тот же подход к музыке — хороший оркестр хорошо принимают вне зависимости от того, музыку какого направления он исполняет. Я бы хотел больше гастролировать по разным странам, чтобы понять, как реагируют на мою музыку люди разных культур.
— А близка ли тебе армянская музыка?
— Могу сказать, что в моем последнем альбоме есть композиция Halay, которая напрямую ведет к армянскому фольклору и основана на нем. Я написал эту композицию, слушая записи Джорджа Мкртчяна. Кстати, очень люблю звук дудука, он меня завораживает. Я много слушаю армянскую музыку — фольклорную и классическую в основном. На меня плохо действует армянская музыка, исполняемая на западный манер, когда она теряет свою аутентичность ради того, чтобы быть "модерновой и настоящей американской".
— А как бы нашим любителям джаза услышать твою музыку?
— А в Армении есть биг-бэнды?
— Конечно! Наш Государственный джаз-оркестр Армении был когда-то лучшим в СССР, да и сейчас достаточно высоко держит планку. Есть еще оркестр Общественного радио и телевидения…
— Тогда мне надо будет как-то связаться с руководителем, может, ваши ребята захотят и смогут сыграть мои произведения. Я был бы счастлив!
— А кого ты считаешь своими учителями и кумирами в оркестровой музыке?
— Я восхищаюсь оркестрами Дюка Эллингтона и Каунта Бейси — это были великие оркестры эпохи свинга и даже после перерыва, вызванного утратой массового спроса на свинг, всего через несколько лет они вновь смогли взобраться на вершины популярности. Вот это настоящие музыканты! Очень люблю также Бенни Гудмена и Арти Шоу — они были выдающимися инструменталистами. Музыка Фрэнка Синатры и его оркестра практически постоянно звучит в моем доме А если говорить о современных композиторах и бэнд-лидерах, то, наверное, на первом месте для меня стоит Тэд Джонс, потом Гил Эванс и Боб Брукмейер — у них в музыке столько ярких красок! А настоящий мастер музыкальной мысли и фантазии — это Мария Шнайдер. Она проложила дорогу многим молодым композиторам и руководителям оркестров.
— За счет чего все-таки держится популярность больших оркестров в США и в мире? Ведь сейчас эпоха синтезаторов, рэпа, поп и рок музыки…
— Как ни странно, но музыка того стиля, что играет и мой оркестр, сегодня достаточно популярна в Штатах. Наверное, это частично связано с тем, что многие современные бэнды пытаются объединять в своих аранжировках современную молодежную популярную музыку и приемы серьезного оркестрового джаза, причем делают это зачастую очень органично. Сейчас опять очень много популярных танцевальных биг-бэндов, которые с удовольствием слушает и под которые танцует молодежь. Конечно, получить качественный микс не всегда удается, но это уже, как говорится, твоя проблема, бэнд-лидер. Сегодня почти все руководители оркестров — молодые высокообразованные люди с высшим музыкальным композиторским и дирижерским образованием, с дипломами престижных специализированных музыкальных вузов. Им это удается.
Конечно, вряд ли когда-нибудь снова музыка биг-бэндов будет так же популярна, как была в середине прошлого столетия. И точно такова же вероятность того, что биг-бэнды исчезнут вовсе. Их будет столько, сколько нужно, сколько будет слушателей. Ты знаешь, пока есть люди, которые будут прилагать свои таланты, создавая композиции для больших оркестров, пока будут музыканты, исполняющие эти композиции, всегда найдутся и люди, которые будут с удовольствием слушать такую музыку. А раз так, значит, искусство больших оркестров будет развиваться и двигаться дальше.