Театр начинается с вешалки, качественное образование – со школьной скамьи. И с главного человека – преподавателя, педагога, учителя.
А чтобы в обозримом будущем прекратился народный стон о состоянии наших школ, необходимо что-то делать. Здесь и сейчас. И не как-нибудь, а профессионально. Заслуженный деятель культуры РА, доктор исторических наук, профессор, ректор Армянского Государственного педагогического университета им.Х.Абовяна Рубен МИРЗАХАНЯН всерьез взялся реформировать возглавляемый им вуз и даже уверен в быстром, а главное, качественном результате.
— Рубен Карленович, нашу сегодняшнюю систему образования не ругает только ленивый. С чего, на ваш взгляд, надо начинать ее преобразование?
— На сей день существует развернутая система параметров, определяющая значимость, престижность высшего учебного заведения, известны списки наиболее солидных университетов мира. К сожалению, только один из наших вузов совсем недавно вошел в такой список, да и то не в первую тысячу. Конечно, техническая база и многие другие критерии материального порядка – это очень и очень важно. Сегодня даже становится важным показателем, сколько у данного вуза сайтов: если 5-6, а то и 10-12 — это уже совсем хорошо, значит, есть возможность информирования, научных обменов. Но лично я среди этих параметров отвожу наиболее важную роль двум показателям: кто преподает в вузе, и кто его выпускники. Если преследовать две эти основные цели, решение всех остальных задач становится просто необходимостью.
— Насколько мне известно, в этом году вы очень мощно укрепили преподавательский корпус вашего вуза: Геворг Брутян, Генрих Иоаннесян, Арам Григорян, многие другие и сплошь академики…
— Да, мы заново сформировали преподавательский состав для магистратуры, пригласив порядка пятидесяти видных ученых. В этом году нам удалось на 40% повысить заработную плату наших сотрудников, а их 1600. Конкретнее, зарплата наших работников ежемесячно составляет около 200 миллионов драмов, приложите к этому серьезную сумму налоговых отчислений. Я не экономист, но знаю, что любое предприятие, в том числе и учебное, считается малоперспективным, если его фонд зарплаты составляет более 50%, а у нас почти 75%. Однако мы исходим не только из сегодняшних социальных нужд, но из убеждения, что преподаватель вуза, профессор должен получать относительно достойную зарплату.
Теперь другой ракурс – как при этом прийти к тем "50% и менее", чтобы иметь возможность нормального развития университета? Ведь если вуз не развивается, ему трудно набирать студентов. Они идут туда, где комфортнее здание, где лучшие условия. Очевидно, что нужно увеличивать сам бюджет. За счет чего? За счет увеличения числа студентов. Мы видим такую возможность. Не случайно в этом очень тяжелом для всех вузов году у нас лучший показатель по количеству поступающих. Мы уступили только ЕГУ. К тому же у нас в три раза увеличилось число поступивших в магистратуру. Теперь мы должны очень серьезно думать о качестве образования. И привлечение лучших специалистов страны в наш университет – это, на наш взгляд, серьезный шаг в этом направлении.
— Сегодняшние вузовские преподаватели часто жалуются на то, что, согласно новой системе, их заставляют заниматься теоретизированием, писать статьи и прочее, то есть отвлекаться от своих прямых обязанностей…
— А вот с этим мы должны разобраться. Западная наука – она университетская. В советское время наука была академической, а университеты занимались преподавательской деятельностью. Но сегодня система академии не имеет достаточных средств, и, очевидно, что дальнейших финансовых вливаний не предвидится. Не случайно академия начала подготовку магистров, чтобы получать хоть какие-то деньги. У университета в этом плане гораздо больше возможностей создания материально-технической базы для научной работы. Так что рано или поздно "теоретизирование" станет естественной частью работы университетов.
— И все-таки у болонской системы, кажется, гораздо больше противников, чем сторонников.
— Ничто не идеально, но те, кто жалуется на болонскую систему, должен подойти к вопросу с пониманием. Все мы учились в совершенно другом государстве и в совершенно иной системе образования. Попытка слепо подражать европейской системе – нереальна по определению. Соответствовать европейскому стандарту можно лишь тогда, когда ему соответствуют все сферы жизни. Представьте: этакой идеальный университет, а за его стенами наши реалии – это невозможно. Но в том, что в Болонских соглашениях, которые мы как государство подписали, есть значительная доля рационального, а самое главное, прогрессивного – это факт. Я думаю, что в любом государстве реализовывать систему нужно с учетом каких-то специфических местных особенностей.
— И каковы, на ваш взгляд, эти специфические местные особенности?
— Студент приходит, получив образование в школе. И уровень его подготовки обусловлен уровнем преподавания нашей школы. Я не хочу сейчас заниматься оценками… Мы должны понимать, что сегодня подавляющее большинство школ, особенно в сельской местности, не просто далеки от технических новшеств, какое там – далеки от информационного поля. Ноутбук, который является необходимостью для ученика старших классов (сдавать экзамены, получать задания, быть в контакте со своим преподавателем виртуально), об этом не приходится и мечтать. Если дать эту возможность, те, кому 12-14 лет, – с удовольствием и быстро во все это войдут и освоятся.
— Основным постулатом советской системы образования было "воспитание всесторонне и гармонично развитой личности". Западная система ориентирована на "узких специалистов". Что предпочитаете вы?
— Не вижу здесь противоречия. Кстати, советская система образования не ставила перед собой такой задачи – это так получалось, это я вам могу доказать как специалист-историк, и это совершенно другая тема. "Гармонично развитая личность" была обусловлена не системой образования, но общественным настроением. Я не говорю "системой ценностей", потому что она была несколько иной. Другое дело, что сейчас, к сожалению, нет никакой системы ценностей: только один показатель – материальный, и это идет от системы экономической. Шестидесятники и поэтические вечера – это не система образования, хотя она, безусловно, играла в этом определенную роль. Вы вспомните общие предметы для всех специальностей – они ведь были чисто политической направленности. Диалектический материализм, марксистско-ленинская философия, политэкономия, которую проходили в советских вузах, – это смех и грех! И согласитесь, что в учебниках по литературе почти не было всех тех авторов, кто действительно повышал общеобразовательный уровень. Мировая практика показала, что специалист – он, как правило, "узкий". И в подготовке этих самых узких специалистов западная система гораздо продуктивнее советской. Разговоры о том, что советская система была лучше, правомочны только по сравнению с нынешним нашим положением.
— Словом, специалист по третьей фаланге левого мизинца лучше, чем мастер по решению кроссвордов и ведению светских бесед?
— Если речь идет о профессионале – бесспорно. Но у нас есть еще одна задача, чтобы у наших студентов были полноценные студенческие годы. Вот мы проходили в институтах физкультуру, сдавали всякие нормы ГТО… А ведь лучшие команды — баскетбольные, волейбольные и прочее мирового уровня – они университетские. И это не физкультура, а спорт. Мы будем к этому стремиться. У нас в институте очень дешевая и очень качественная студенческая столовая. Заявляю это с полной ответственностью, потому что сам там каждый день обедаю. Мы начали оборудование библиотеки по современному образцу. Пока, конечно, не идеал, но все же. В любом случае важно, чтобы студент получал удовольствие от специфической атмосферы, в которой приобретает знания. Конечно, собонно-гарвардские кампусы нам в ближайшие годы не светят, но то, что мы будем создавать условия для такого перехода, это однозначно. Конечно, для того, о чем я говорю, нужна очень серьезная материально-техническая база. Но, кстати, такой переход может произойти и быстрее, чем мы думаем. Во всяком случае я этого не исключаю.
— Вы владеете статистикой: какой процент ваших выпускников попадает в школы?
— Цифры назвать не могу, но в школах, хотя и с определенным трудом, происходит ротация кадров. И это дает возможность определенной части наших выпускников работать по специальности. Другой вопрос, что остро нуждаются в педагогах сельские школы, а туда не едут, хотя устроиться учителем в городе трудно. Так или иначе, но наши выпускники работу находят. В последнее время участились случаи, когда люди, закончившие другие вузы, приходят к нам в магистратуру на заочное отделение, потому что для преподавательской деятельности у них требуют наш диплом. То есть общественная востребованность наших специалистов была, есть и будет.
— Нежелание молодых специалистов ехать в районы становится бедствием, о котором говорят даже чиновники самого высокого ранга, но почему-то ничего не могут поделать.
— Я разделяю эту озабоченность, это действительно государственная задача. Здесь, конечно, немаловажную роль может сыграть материальная заинтересованность. Ведь в советское время работа в селах предполагала определенные льготы: давали землю, право построить дом. Была даже такая, на мой взгляд, не самая нравственная льгота – молодых людей, согласившихся поработать учителем в деревне, освобождали от армии. Система льгот – единственный выход, и ее надо ввести. Но чего я здесь опасаюсь? Ведь нередко инициативы государства на практике воплощаются в нечто уродливое. Появятся фиктивные учителя, которые будут эти участки захватывать и застраиваться так, что не разгребешь. Подойти к этому вопросу нужно очень серьезно, избрать правильные формы.
— Каков ваш прогноз, сколько потребуется времени, чтобы ощутить результаты начатых вами преобразований?
— Как-то неудобно об этом говорить, но развитие материально технической базы, новые преподаватели… Вообще жизнь здесь стала намного интереснее, кипучее что ли… Я думаю через год-полтора у нас будут довольно-таки ощутимые результаты.
