СЕМЬЯ ЭТА ЖИЛА В
АРМАВИРЕ. ПАПА, МАМА И ЧЕТЫРЕ ДЕВОЧКИ – Сона, Татевик, Лусине и Мария. Первые три отлично
пели. Мария была еще очень маленькой для сцены, но тоже явно проявляла тягу к
музыке.
Сестры начинали петь по одиночке. На счету у каждой из
них было участие в различных детских и юношеских телевизионных конкурсах. А еще
занятия, работа и выступления в известных далеко за пределами Армении вокальных
коллективах Надежды Саркисян и Ашота Бзнуни. Потом родилось их трио. И они даже
умудрились выступить на «взрослом» джазовом фестивале
«Ереван-98», где делили сцену с New York Voices и чернокожей
вокалисткой из Нью-Орлеана Трейси Чэпмен. Были частыми гостьями и в ереванских
клубах.
Родились и росли они в семье известного художника и
резчика по дереву Мэлса Егиазаряна. Папа по счастливой случайности оказался
большим любителем джаза. Так что девочки росли и играли под звуки трубы Луи
Армстронга и голоса Эллы Фитцджеральд. И, как вспоминали родители, вторую дочь,
Татевик, отец назвал в честь популярной в те годы «Эллы из Еревана»
певицы Татевик Оганесян. А Сона еще и прекрасно рисовала и получала награды на
конкурсах. И казалось, так и будет продолжаться по нарастающей.
Но семья решила перебраться в Штаты. И продолжение этой
музыкально-творческой истории стало еще радужнее. США, Нью-Йорк – центр
мирового джаза. Татевик поступает в университет на отделение джазового вокала,
вслед за ней — Лусине… Мария учится играть на скрипке, Сона выходит замуж,
рисует, вместе с сестрами продолжает петь. Педагогом Татевик становится одна из
лучших на сегодняшний день певиц, Розанна Витро. Но по окончании университета
Татевик решает, что петь она не будет, и посвящает себя сочинительству музыки к
кинофильмам, мультам и рекламным роликам. Сона вообще порывает практически с
музыкой и целиком отдается изобразительному искусству – работает сама и учит
детей рисованию. Мария откладывает в сторону скрипку и занимается бизнесом. Ну
а Лусине, проучившись примерно половину срока в университете, прервала занятия.
Ей показалось, что это не для нее – ее вряд ли научат в университете тому, что
ей нужно будет действительно в жизни. Она преподает музыку, поет в клубах
Нью-Йорка и пока довольна жизнью.
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ
ПРОШЛОГО ГОДА ОНА ПРИЕХАЛА НА РОДИНУ повидаться с родственниками и друзьями. Петь здесь и не
думала. Но Нарек Арутюнян — основатель и президент ереванского Центра искусств
«Нарекаци», с которым она дружит, в ходе ее пребывания в Ереване и
Шуши, где она участвовала в проекте центра, несколько раз обращался к ней с
предложением организовать ее концерт. Она отказывалась, и казалось, что она так
и уедет.
Но однажды, гуляя по Еревану в ожидании назначенной
встречи, она забрела в клуб «Улиханян», очень популярный среди
любителей джаза и, главное, среди джазовых музыкантов. Там в это время играл
коллектив, составленный из участников Государственного джаз-оркестра Армении.
Кто-то из посетителей клуба узнал ее, шепнул об этом музыкантам, и Давид
Мелконян, молодой, но уже титулованный саксофонист, пригласил ее на сцену. Она
пела с ними и думала, что на этом все закончится. Но не тут-то было! Давид
рассказал о ней худруку Госджаза Армену Уснунцу, и через пару дней он позвонил
Лусине и пригласил на репетицию.
Оркестр готовил большую программу, и Лусине предложили
выступить в ней. Тут уже она не смогла отказаться – ведь петь с большим
оркестром — мечта едва ли не каждого нормального певца. Концерт прошел
великолепно. Затем был еще один, в Центре «Гафесчян», и опять Лусине
пела с оркестром, и опять успешно. Ну и, наконец, на прощание Лусине спела-таки
с малым составом на небольшой, но уютной сцене Центра «Нарекаци». Вот
там-то после концерта удалось поговорить с певицей.
— Ты регулярно
поешь в нью-йоркском клубе. Об этом мечтают очень многие. Как тебе удалось
попасть туда?
— Случайно. Почти так же, как и сюда. Как-то раз я зашла
в один из нью-йоркских клубов, там играл инструментальный ансамбль. И, когда
они заиграли одну из композиций, которая в оригинале является песенным номером,
я начала слегка подпевать. И тут барабанщик группы буквально бросил со сцены в
меня микрофон и сказал: «Если можешь петь, иди спой с нами, нечего бурчать
себе под нос. А мы посмотрим, на что ты способна». Я рискнула. Вышла и спела.
Им понравилось, понравилось и арт-директору клуба. Так я получила свой
ангажемент.
— И никто не
требовал от тебя никаких бумаг, диплома, свидетельства об образовании?
— Нет. В джазовой среде Нью-Йорка нет таких правил. Там
совсем другой принцип: можешь играть или петь – выходи, играй и пой! Правда,
есть и особенность в отличие от ереванской сцены. Очень распространен принцип
«дедовщины». В первый, второй раз опытные музыканты пропускают
новичка через все мыслимые «медные трубы», чтобы посмотреть, как он
будет выкручиваться из создавшейся ситуации и как поведет себя в трудной
ситуации. И если результат такого, жестокого эксперимента оказывается
положительным, молодого музыканта принимают в свой круг. Ну а если нет – то уж
извини. Это я знаю по собственному опыту и по многочисленным рассказам других
молодых музыкантов.
— А что играют и
слушают сейчас в Нью-Йорке?
— Все что душе угодно. Клубы делятся по интересам – для
поклонников традиционного джаза — одни, для авангардистов — другие, и все они
мирно сосуществуют, никто никому не делает замечаний и ничего не указывает. А
если попытаться составить какую-то общую картину, то я бы сказала, что от
чистого традиционного джаза и европейских музыкантов с их изысками вглубь там
уже успели устать. Сейчас хотят что-то оригинальное, ранее не звучавшее. Это
часто приходит через музыкантов из «неджазовых», преимущественно
восточных стран – сейчас большой популярностью в клубах пользуются музыканты из
Индии, арабских стран. Мне кажется, наш армянский джаз там был бы востребован.
Надо просто предложить.
— А как думаешь,
музыканты, с которыми ты выступала здесь,
смогли бы найти свое место на нью-йоркской сцене?
— Если говорить в общих чертах, то здешним ребятам
пришлось бы очень трудно. Там другой подход, другие взгляды. Нашим может не
хватить опыта, кругозор у наших ребят уже, чем там. Это естественно – не
хватает практики и общения. Но, если говорить конкретно о тех, с кем я тут
играла, скажу, что Госджаз Армении звучит просто великолепно. Коллектив Давида
Мелконяна и сам он — просто молодцы. Надо больше информации переварить,
перепробовать и испытать на себе. Иначе они там потеряются. А если говорить о
технике, то она точно на уровне.
ЛУСИНЕ ПОЧТИ
НИКОГДА НЕ ПОЕТ СТАНДАРТОВ, ТЕ КОМПОЗИЦИИ, которые поют другие. Не любит она исполнять даже на
новый манер заезженные, пусть и очень популярные песни. Конечно, в целом они
великолепны, но нельзя же всю жизнь петь одно и то же, а кроме того, ведь есть
масса других, незаслуженно забытых песен. Вот она и пытается вернуть их на
сцену, сделать так, чтобы их заново полюбили и поставили на одну полку с
известными и популярными. И представьте себе – ей это удается. На ереванских концертах все, кто
присутствовал – от самих музыкантов до слушателей, — отмечали свежее дыхание,
новизну, большой потенциал в той программе, что показывала Лусине, и говорили о
какой-то особой, свободной, явно не местного розлива, манере петь, что вполне
естественно: практика в Мекке джаза не может пройти безрезультатно.
