Когда под рукояткой злосчастного пистолета голова электрика треснула под натиском поэтического темперамента Овика Овеяна, вряд ли кто-то тогда думал, что "электрическая" голова — цена культурной свободы. Вернее, иллюзии свободы. Поскольку, описав год, время и положение вещей вновь возвращаются на круги своя, и кажется, нам опять предстоит напороться на то, с чем боролись, — с принципом партийности в культуре.
И все-таки что-то невероятно и не туда смещено в нашей жизни, осиянной светом демократии, если для того, чтобы установилось логичное и естественное, требуется дикий, абсурдный поступок. Ведь не устрой тогда Овеян на электроподстанции расправу в жанре триллера, не согласилась бы "Оринац еркир" уступить свой, законно принадлежащий ей портфель человеку беспартийному. Приблатненная поэтика оказалась решающим фактором. Все предыдущие аргументы в виде ошеломляющих назначений непрофессионалов, а вернее, людей, вообще не имеющих отношения к культуре, на руководящие посты в этой самой болезной культуре, бури протеста, вызываемые этими назначениями, КПД имели нулевой. Все в рамках закона — культурный портфель принадлежит партии, партия трудоустраивает своих членов и радует их чем бог послал, а послал портфель министра культуры.
В жизни, конечно, случается по-всякому. Та же оринацеркировка Тамара Погосян в свое время не только не проламливала отдельно взятых голов от энергетики, но даже отказалась устанавливать диктатуру "Оринац еркир" в культуре, шествуя по головам ее деятелей. А вот, скажем, Роланд Шароян, министр от АРФД, от которого по ходу действия "Дашнакцутюн" отказалась, то ли он от нее отказался во славу портфеля, прославился своей кадровой политикой. Правда, на культурные посты он назначал не однопартийцев, а своих многочисленных родственников. Но это уже его личная трагедия, вернее, наша трагедия, а его — счастье или безнаказанная вседозволенность, это уж кому как больше нравится, это — частности.
Однако мы сейчас не о частном, а об общем. Не о личностях, а о механизме, о том, за что отвечает не отдельно взятая человеческая совесть, если, конечно, она в наличии, а государство.
Партийность в культуре тоталитарного советского государства диктовала присутствие идеологии, единой для всех в искусстве и кадровой политике. Партийность в культуре эпохи демократии предполагает непременное процветание членов одной отдельно взятой партии в культурном контексте. О том, что культура — понятие общенациональное, в этом контексте принято забывать.
С тех пор как год назад наша культура лишилась партийного лица, в ней, очевидно, стало что-то происходить, и что-то вполне дельное. Работники культурного аппарата во главе с министром перестали быть профессиональными ленточкоперерезывателями на "открытиях" и речетолкателями на "закрытиях". В лексиконе министерства появились такие непривычно странные слова, как "стратегический подход", "национальные приоритеты", "концептуальные решения". Что еще более экзотично — слова эти стали обретать плоть. На рассмотрение правительства было выдвинуто несколько разработанных программ — конкретных, долгосрочных и не очень, и даже — что вовсе неслыханно — объявились люди, которые в культуре, оказывается, за что-то отвечают! Вдруг вспомнили, что село у нас не только для того, чтобы называть его источником, питающим наши корни, но и для того, чтобы о нем позаботиться, пока народ, именуемый этим источником, не откланялся и не ушел совсем с мест, лишенных всяческих нематериальных источников питания. И у библиотек, художественных школ и школ музыкальных — не только центра метрополии, но и окраин — нарисовался хозяин. Государство вдруг вспомнило, что художники и композиторы — не просто птицы свободного полета, но и люди, создающие ценности, у которых есть цена, и стало покупать картины и опусы. И хотя нет-нет да и возникают разговоры о стремлении министерства под своим чутким руководством превратить сферу искусства в налаженное производство с установленными нормативами выработки, не заметить, что забронзовелый динозавр, именуемый Минкультом, вдруг заскрипел костями, начал разминать суставы, заработал, можно, лишь очень сильно слукавив.
Однако недолго музыка играла марши свободы от партийности в культуре. Героика Овеяна сделала свое дело и ушла в историю, на носу выборы, а лучшее — враг всего хорошего. И Арам Исабекян, которого называют неотвратимым следующим министром, уже заявляет в телевыступлениях, что их партия наконец возьмет культуру в свои профессиональные руки. Скучно, девочки! В медицине это, кажется, называется дежа-вю.
В какие такие профессиональные руки собирается "Баргавач Айастан" брать культуру, если, конечно, не считать художническую длань Исабекяна-младшего, ведомо только им. Конечно, среди представителей первого эшелона "Баргавач" присутствуют интеллигенты, только люди эти, по своему общественному статусу вполне соответствующие тому, чтобы декорировать в одночасье нарастившую мощную мускулатуру партию, вряд ли собираются разгребать "культурные проблемы на местах" (что уже последовательно делается). А уж среди рядовых членов найдутся агрономы и инженеры — потенциальные директора библиотек и главные балетмейстеры. Хотя г-н Исабекян может выбрать проторенную дорожку г-на Шарояна — "создавать команду" не из сопартийцев, а из родных и близких, кои в окружении потомственного художника наверняка не из пролетарской среды.
Конечно, такое отношение может восприниматься как отступничество от идеалов партии, но это — вопрос решаемый. Был беспартийный — стал партийный. Тем более что Академия искусств уже влилась в "Баргавач Айастан" стройными рядами. Да и вообще практика показывает, что в свете должностных и прочих приятных перспектив наша интеллигенция считает принципы мало внятным изобретением романтиков.
Впрочем, что это я? Газета — не Минкульт, долгосрочных программ и прогнозов выдавать не обязана. Может, все еще и обойдется. Благо ждать осталось недолго — формирование нового правительства не за горами. А там посмотрим, обязательно посмотрим.
Menu
