Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
Ко дню рождения Адама Худояна
Каждый новый день приносит новое осмысление прошлого. Новую оценку людей, принадлежащих к уже ушедшему времени. Это дает нам чувство временной связи, понимание глубокого эзотерического смысла традиций. Когда я вспоминаю Адика Худояна (так называли его все), тут же всплывают в памяти его восторженные и взволнованные рассказы об учителях — о Вардкесе Тальяне, в классе которого он учился в Ереванской консерватории и под руководством которого в 1939 году сочинил свое первое серьезное сочинение — поэму "Мольба старика" для виолончели и фортепиано, приуроченную к празднованию 1000-летия эпоса "Давид Сасунский"; об Александре Моисеевиче Веприке, преподававшем оркестровку на курсах повышения квалификации профессионального образования при Доме культуры в Москве, которые он проходил вместе со своими коллегами и закадычными друзьями — Эдвардом Мирзояном, Арно Бабаджаняном и Александром Арутюняном с 1946-го по 1948 год.
Он вообще учился легко и воспринимал как учителя каждого, кто преподал ему полезные и светлые уроки как в профессии, так и в жизни. Его активный и любознательный характер быстро находил объект восхищения, подражания, воодушевления. Ему всегда нужен был круг людей, в жизни которых он принимал бы активное участие. Его кредо было значение слова "вместе". Так "вместе" он и осознал свое призвание быть композитором.
В отличие от эксклюзивных Александра Арутюняна и Арно Бабаджаняна, в которых все в натуре, в характере, в пристрастиях с раннего детства говорило об исключительной музыкальной одаренности и о том, что им суждено стать большими музыкантами, Адам Худоян нашел свою дорогу музыканта благодаря особому таланту дружить, быть рядом с теми, кто ему нравился, кем он восхищался. Показателен его рассказ о том, как он обрел тех, с кем ему предстояло пройти весь жизненный путь. "Как-то на Панаханской площади (сейчас пл.им. Сахарова. – М.Р.) я попросил у незнакомого мальчика велосипед. Сделав несколько кругов, я вернул ему велосипед и пошел в школу. На уроке, глядя в окно, я вдруг увидел, что в доме напротив за роялем занимается Михаил Иванович Мирзаян (он преподавал в профшколе, в которой учился Адам Худоян, к тому же был в Ереване известным человеком, автором любимых горожанами песен. — М.Р.). А потом за рояль сел мальчик, с которым мы только что расстались на площади. Сделав так, чтобы меня выставили с урока, я перешел улицу, поднялся по лестнице и довольно смело постучался в дверь квартиры Мирзаяна (это оказался действительно его дом). Открыл мне сам владелец велосипеда, который, узнав меня, тут же представил матери как своего лучшего друга, а потом тайком спросил: "Слушай, как тебя зовут?". Так мы с Эдиком Мирзояном и подружились" (Адам Худоян. Воспоминания. Составитель — Армен Будагян. Изд. "АМРОЦ ГРУПП", 2001).
До всего, что его интересовало, этот скромный и тихий от природы человек добирался сам. Он следовал движениям своей души, как мы видим, с детства, долго не думая, не философствуя и, конечно, не комплексуя. А ведь Адик в детстве был ущемлен тем, что время от времени оказывался в ряду детей "врагов народа", поскольку его отцу, бывшему сельскому учителю и одному из первых армянских предпринимателей, основавших в Ереване в 1908 году Потребительский кооператив (впоследствии АЙКООП), советская власть не доверяла — его ссылали то в Гавар, то в Карелию на несколько лет, то заключали на некоторое время в тюрьму НКВД для дальнейших разборок.
Трудное детство не наложило на его характер мрачный отпечаток. Что очень важно, он был любимым сыном, внуком и братом, у него было две сестры и один брат, которые, к чести семьи, получили высшее образование и были впоследствии, каждый в своей области, отличными и уважаемыми специалистами. И эта открытость характера, думается, была унаследованной чертой.
Так, как восхищался кем-либо Адам Худоян, как искренне он удивлялся таланту, как влюблялся в людей, не мог никто. Он и страдал так — эмоционально, глубоко — не за себя, а за других. Так, никогда не уйдет из его души боль за Егише Чаренца, которого он с детства боготворил и чью поэзию хорошо знал. Адик в школе очень серьезно занимался в литературном кружке, писал стихи и однажды руководителем кружка, поэтом Согомоном Таронци был представлен Егише Чаренцу. Это было на улице, когда Таронци и сопровождающий его Адик встретили Чаренца. Таронци представил Адика как начинающего поэта и предложил ему прочесть Чаренцу свое четверостишие. Застеснявшись и потупив глаза, юноша изрек: "Устал я от мира, А мир от меня. И все же всегда Неразлучны мы в жизни." (перевод на русский дается по публикации в книге "Воспоминания". — М.Р.). "Он философ!" — воскликнул Чаренц. Адаму Худояну тогда было 16 лет…
Эту встречу нельзя назвать случайной. Адам Худоян рассказывал, как часто приходил Егише Чаренц в их школу, читал стихи, бывал на собраниях литературного кружка. Тогда в маленьком и уютном Ереване все знаменитости (и политики тоже!) вели себя как простые горожане, и степень общения была очень высокой. Жизнь народа и жизнь искусства развивались вместе, в едином духовном русле; вместе росли, вместе переносили все тяготы времени. И мир Адама Худояна, его музыкантский талант мужал и креп под сенью этих событий. Он свято хранил красоту таких встреч в кладовой памяти своего сердца.
И всегда случайное в его жизни согласовывалось с его ожиданиями и надеждами. В его жизни словно осуществлялась магия превращения энергии мечты в реальность. Может быть потому, что его мечты были всегда реалистичны и не оторваны от жизни, к тому же они были одухотворены полезными для общества и для людей намерениями. Да, он осознанно стремился быть полезным — и настолько, что подчас жизнь и творчество других занимали в его жизни большее место, чем свое. И сегодня приходится только удивляться тому, как при таком характере, при такой неутомимости служения своим товарищам, своему делу, армянской музыке на посту музыкального редактора Телерадио Армении с 1964 по 1981 год и председателя иностранной комиссии СК Армении с 1971 по 1991 год, Адам Худоян не только постоянно писал музыку, но и вырос в серьезного, одухотворенного художника. Определенно, он по своей натуре был обращен более вовне, чем в себя. Действительно, кульминационными вершинами его жизни были встречи с людьми, покорившими его сердце, поразившими его воображение. Именно эти встречи и эти люди отсчитывали его духовный и жизненный путь. Он так и рассказал книгу о своей жизни, составленную профессором Ереванской консерватории Арменом Будагяном — по знаменательным встречам с людьми, которых уважал, любил, которыми восхищался.
В этих воспоминаниях вырисовывается звучная партитура его жизни, четко осознанная и пережитая им. Некоторые имена в ней звучат как главные партии и играют формообразующую роль, другие проходят яркими характерными эпизодами, то гимнически торжественными, то лиричными. Порой "темы жизни" приобретают скорбный характер, неся в себе груз переживаний, а порой взлетают вверх романтичными скрипками и флейтами в краткие минуты счастья…
Так складывались его отношения с Дмитрием Шостаковичем, со времен юности ставшим его кумиром. Его образ, его музыка и тихая, негласная дружба, возникшая в 50-е годы между ними, прошли красной нитью через всю жизнь Адика Худояна. Это не просто — завоевать такое расположение у очень затаенного в себе и скрытного человека, каким был Шостакович. На подаренной Худояну партитуре Десятой симфонии Дмитрий Шостакович написал: "Дорогому Адику Худояну с лучшими пожеланиями от горячо любящего и благодарного Д.Шостаковича. 11.XII. 1954".
Его верность художественным ценностям, классическим традициям была безграничной. В этом отношении огромной его победой, большим творческим достижением стал концерт N2 для виолончели с оркестром, посвященный памяти отца. Этот Концерт был исполнен в декабре 1973 года в дни VII съезда армянских композиторов и прозвучал в исполнении Феликса Симоняна и симфонического оркестра Телерадио Армении под управлением Рафаэла Мангасаряна. Именно это произведение открыло мне его композиторский облик.
Этот виолончельный концерт поистине стал кульминацией его творчества… И не случайно. Виолончель была его поэтическим голосом, посредником его откровений. Произведения для виолончели он дарил и посвящал самым близким и дорогим людям: Концерт N1 для виолончели с оркестром, Сонату №1 для виолончели соло — Медее Абрамян; Концерт N2 для виолончели и симфонического оркестра – "Светлой памяти отца"; Сонату для двух виолончелей — Ваграму Сараджяну; Сонату N2 для виолончели соло — "Памяти Арно Бабаджаняна"; Концерт N3 для виолончели и симфонического оркестра — жене Ксении…
Он любил, чтобы подчеркивали, что писал он в разных жанрах. Да, у Адама Худояна есть Симфония, поэмы, сюиты и картины для симфонического оркестра, два струнных квартета, снискавшие успех, циклы романсов, произведения для скрипки, контрабаса, тубы, но голос виолончели в его творчестве был голосом его сердца…
Адама Худояна вдохновляла мысль быть полезным. Вечно спешащий на помощь всем без исключения — родным и соседям, коллегам и друзьям, всю жизнь расширяющий круг общения, чему особенно способствовала его работа в Союзе композиторов Армении в должности, как он говорил, "министра иностранных дел", переписка с коллегами и новыми знакомыми, постоянные встречи и расставания — во всей этой суете сует он с трудом находил время для творчества. Но и оно — это сокровенное самоуглубление — было всегда продиктовано желанием дарить, любить, служить…
