— Я могу подолгу слушать людей; они припоминают невероятные подробности, которые память бережно сохраняет до Судного дня. С высоты прожитых лет любая мелочь обретает особый смысл и воспринимается в контексте вполне определенных событий, свершений, отношений, — размышляет вслух моя собеседница, доцент Ереванской консерватории Элеонора Аркадьевна Степанян. Она работает здесь с 1963 года. Целая жизнь! Но этому периоду предшествовала долгая, сложная эпоха на дорогах непостижимой судьбы. И удивительно, что, невзирая на все ее порой невероятные перипетии, человек готов повторить все от начала до конца. Слушая повествования-исповеди, я почти всегда вспоминаю слова мудреца Солона: "Какой была жизнь — показывает ее конец!"
Но начнем сначала. Родилась Элеонора в Тифлисе 25 мая 1926 года в семье уроженца Нахичеванской области Аркадия Сергеевича Степаняна и уроженки Тифлиса — одной из пяти дочерей Ивана Давидовича Ростеванова — Софьи Ивановны. Детство проходило в спокойной, мирной атмосфере. Девочка была наслышана о многочисленных добродетелях деда — Саркиса Атанесовича Степаняна, который был в свое время в большом почете у односельчан. Это был разумный, справедливый, доброжелательный человек.
— Эти качества, — рассказывает Элеонора Аркадьевна, — унаследовал в полной мере мой отец. Он уделял мне много внимания: подробно рассказывал о детстве, проведенном в Нахичеване, о годах ученичества в частном пансионе княгини Софьи Васильевны Аргутинской-Долгорукой, а потом — на политэкономическом отделении Тифлисского политехнического института, который он окончил со званием кандидата экономических наук.
Моя мама хорошо рисовала, и в гимназии с математическим уклоном, которую она окончила с отличием, устраивались даже выставки ее работ. Она мечтала стать архитектором и, кстати, по конкурсу документов была принята на архитектурный факультет петроградского института, но события 1917-1918 годов не позволили ей добраться до Петрограда.
Незабываемые впечатления у меня остались от владельца "французского" частного детского сада Бежанбега и его жены Питоевой, семье которой, кстати, принадлежало много домов на Головинском проспекте (ныне Руставели). Сейчас в них размещаются Грузинский театр им. Руставели, зал филармонии. Помню и саму Питоеву — она была красавица, прекрасно играла на фортепиано и скрипке. Она получила автограф лично от Ференца Листа. С именем Листа у меня связаны воспоминания и о моем педагоге по музыкальному училищу — Евгении Васильевне Чернявской, в свое время окончившей консерваторию у Алоиса Мизандари, известного ученика Листа.
Мы жили в Тбилиси на ул. Коджорской в доме N4, а в доме N3 жил выдающийся архитектор Павел Зурабов, построивший великолепный дворец Эчмиадзинского Католикосата. Светлой памяти Католикос Вазген Первый как-то пригласил его жену и дочь, щедро их одарив, самого зодчего уже не было в живых.
О незаурядном музыкальном даровании Элеоноры свидетельствует уже тот факт, что с третьего по седьмой класс музыкальной школы она за год проходила двухлетние программы и, минуя подготовительное отделение, поступила в училище. И тут произошло еще одно чрезвычайное событие, о котором Элеонора Аркадьевна вспоминает с благодарностью.
— В годы войны в Тбилиси был эвакуирован из Москвы "Золотой фонд", и среди других знаменитостей — известный профессор, редактор сонат Гайдна, Моцарта, Бетховена Александр Борисович Гольденвейзер, который согласился давать мне уроки (по предложению моего педагога Евгении Васильевны Чернявской) для повышения моей квалификации. Эти уроки дали мне очень много: Гольденвейзер приучил меня сразу готовить произведение наизусть, изучать произведение без фортепиано, развивать внутренний слух. Я научилась "играть" и на столе, и на коленях. Для меня это оказалось спасением, ибо в дальнейшем моя жизнь сложилась так, что не было не только фортепиано, но и дома, а надо было постоянно выступать и быть готовой.
Неудивительно, что от природы щедро одаренная и прекрасно подготовленная Элеонора поступила в Тбилисскую государственную консерваторию, сдав только экзамен по специальности. Она попала в класс профессора Валентины Константиновны Стешенко-Куфтиной (ученицы Феликса Михайловича Блуменфельда) , защитившей докторскую диссертацию на тему "Флейта Пана", на которую ссылались французские музыковеды. Еще с музыкальной школы Элеонора постоянно выступала в олимпиадах юных дарований, отчетных концертах, а в годы учебы в консерватории — в ежегодных концертах, о чем свидетельствуют сохранившиеся с тех далеких лет программы концертов, афиши, газетные статьи, почетные грамоты, премии. А в январе 1949 года она приняла участие в конкурсе на лучшее исполнение концертов русских композиторов, исполнив Концерт С. М. Ляпунова N3 и Концертную фантазию для фортепиано с оркестром П. И. Чайковского. Жюри под председательством профессора Генриха Густавовича Нейгауза удостоило ее премии за высокое исполнительское мастерство.
Но такое радужное начало жизни вдруг совершенно неожиданно и непонятно обернулось кошмаром. Вот что вспоминает Элеонора Аркадьевна об этом повороте событий:
— 13 июня 1949 года в 12 часов ночи пришли и забрали нас с мамой, ничего не объясняя. На все вопросы о происходящем мы слышали в ответ только одно: "Узнаете все на месте". А "местом" оказалась Сибирь, Алтайский край. Отец в тот период работал в Рустави. Его также сослали в Красноярский край, в Игарку (Заполярье) , хотя он уже подвергался репрессиям в 1937-1947 годах и был "освобожден за отсутствием состава преступлений".
О шести годах нашей ссылки можно написать тома. . . Вместо "лауреатского диплома", обещанного кафедрой, я получила лишь справку о том, что "все годы училась на отлично; все госэкзамены сданы на отлично; выдача диплома задерживается из-за несдачи марксизма в связи с выездом".
До Сибири мы добирались 20 дней в вагонах для скота, по 23 человека в каждом. Нас привезли в Кулундинскую степь. Мы с мамой попали в овцесовхоз Родинского района, куда в свое время ссылали раскулаченных украинцев, сохранивших свой язык, приветливость и доброжелательность.
За три месяца я научилась копнить сено, очищать силосные ямы, строить опалубковые дома и многому другому. Наконец по доброму совету людей я написала письмо в Барнаул, в Алтайскую краевую филармонию о своем желании работать у них. Там была большая нужда в пианистах, и они выписали меня к себе. Однако в первый же год работы из Москвы пришел указ о том, что "на идеологическом фронте работать переселенцам нельзя, их надо обратно отправить в районы". Меня и дирижера Оганеса Вираняна стала защищать вся партийная верхушка: крайком, крайисполком, горком в один голос заявили, что тогда придется закрыть филармонию, ибо на нас держится вся работа. Нас оставили. Что же касается заведующего музыкальной частью краевого театра драмы Ваче Асратяна, то его выслали обратно в 24 часа. Правда, ко всеобщей радости через месяц он был реабилитирован.
Все шесть лет мы оставались в Барнауле, и все шесть лет я работала с 8 утра до 12 ночи с маленьким перерывом на обед. В филармонии я была солисткой и концертмейстером; в музыкальной школе — педагогом, концертмейстером и иллюстратором; в Алтайском краевом театре драмы (после отъезда Ваче Асратяна) — заведующей музыкальной частью и пианисткой. За эти шесть лет я оформила порядка 80 спектаклей.
Элеонора Аркадьевна перемежала свой печальный рассказ показом сохранившихся филармонических и театральных афиш, программ с восторженными надписями, рецензиями, благодарностями публики. Потом продолжила:
— В 1954 году был освобожден отец и приехал к нам в Барнаул, а год спустя "за отсутствием обвинения" были реабилитированы и мы с мамой.
20 мая 1955 года мы выезжали из Барнаула в Москву и пошли попрощаться с Обью. Вдруг погода резко изменилась и посыпался крупный град, мгновенно покрыв город толстым белым покровом. В памяти сохранился этот белый пейзаж и прекрасные люди-сибиряки — чистые, честные, доброжелательные.
Шесть лет спустя мне удалось наконец сдать марксизм, и мой диплом с отличием подписал профессор А. Б. Гольденвейзер.
Мы обосновались в Орджоникидзе, где сохранились добрые традиции — симфонические концерты в парке. Городской драмтеатр ставил спектакли на русском и осетинском языках. Я работала педагогом и концертмейстером в музыкальном училище. Там царила доброжелательная, теплая атмосфера. Педагоги с высшим образованием обязаны были ежегодно давать сольные концерты, которые проходили в Большом зале. Я срочно купила пианино и стала наконец заниматься на фортепиано, а не на столе. Это было невероятное счастье! 4 марта 1956 года я дала сольный концерт, после которого меня пригласил дирижер филармонического оркестра Паве Ядых и сказал при оркестрантах: "Дайте, пожалуйста, список концертов, которые вы бы хотели сыграть. Я летом буду в Москве и привезу все партитуры". Это была мечта всей моей жизни, но мне пришлось с прискорбием отказаться, ибо по семейным обстоятельствам мы вынуждены были возвратиться в Тбилиси, где мне предстояло прожить и проработать семь лет в 1-м и 2-м училищах и культпросвете. Директор радио Вечерковский приглашал меня на записи, которые широко транслировались. Я сыграла семь тематических сольных концертов. Тбилисская государственная консерватория также приглашала меня на концертмейстерскую работу к разным педагогам. . .
Но вот в 1963 году судьба привела ее в Армению.
— Дирекция Ереванской консерватории с радостью меня приняла, учитывая диплом с отличием, немалый стаж работы, много хороших характеристик. Меня направили к струнникам и вокалистам, а через месяц пригласили еще и в музыкальное училище им. Романоса Меликяна, также к струнникам и вокалистам. С моими студентами я играла и на классных концертах, и на радио, и в их сольных концертах. Мои бывшие ученики теперь профессора и известные исполнители. Среди них Араксия Давтян, Рузанна Багдасарян, Нелли Пирумова, Хачатур Мартиросян — композитор, Гагик Смбатян, Эдита Авакян и другие.
Я играла концерты с Рубеном Агароняном, с Генрихом Смбатяном, Джавадяном, Генрихом Гиносяном, Виктором Хачатряном. Помимо бесчисленных аккомпанементов солистам-вокалистам и инструменталистам я сыграла 17 сольных тематических концертов из произведений русских, армянских, европейских композиторов. В 1973 году я играла концерт, посвященный 70-летию Арама Хачатуряна, за что получила его благодарственное письмо, которое хранится в его Доме-музее. Многие концерты записывались и транслировались по радио, есть и пластинка.
Словом, вся жизнь отдана музыке и людям. Любимый педагог моих студенческих лет, профессор Валентина Константиновна Стешенко-Куфтина часто повторяла: "Надо любить музыку, а не себя в музыке. Будьте в форме, жизнь еще спросит с вас ответ музыканта". В этих словах я и нашла смысл моей жизни. В жизни все сложно, и все надо перетерпеть.
Menu
