До сих пор далеко не полно изучена история армянской музыкальной культуры за рубежами нашей страны. А ведь в армянской культурной диаспоре есть немало ярких и знаменитых имен, одним из которых является видный композитор из США Алан Ованес (Чакмаджян) , чье 95-летие отмечает в этом году наша музыкальная общественность.
ЮБИЛЕЙНЫЙ ВЕЧЕР в Большом концертном зале имени Арама Хачатуряна, организованный по инициативе фонда "Алан Ованес", прошел с участием Филармонического оркестра под управлением Рубена Асатряна, Академической капеллы под руководством маэстро Ов. Чекиджяна, известных солистов — пианистов Мартина Берковского (США) , Атакана Сари (Турция) , вокалистов Ши Шуан (бас, Китай) , Перча Каразяна (тенор) , Седы Одабашян (сопрано) , Нарине Ананикян (меццо-сопрано).
Программа была выстроена из знаковых для композитора сочинений — симфонии N50, Концерта для двух фортепиано — в первом отделении, Magnificat для хора и четырех солистов, прозвучавшие в Армении впервые, и Фантазия для фортепиано, хора и оркестра Бетховена — во втором отделении. С особым интересом было воспринято публикой духовное ораториальное сочинение Magnificat (обращение к богоматери). Известны магнификаты, написанные Монтеверди, Шьютцем, Бахом. В армянской музыке сочинение Алана Ованеса — первое в подобном жанре. Первая премьера состоялась за рубежом, а ныне в исполнении Академической капеллы и четырех солистов добавились новые краски благодаря зрелой и отточенной манере Ованеса Чекиджяна.
Концерт для двух фортепиано, написанный в 1954 году, два года назад прозвучал в Москве в исполнении Берковского — известного пропагандиста творчества композитора, и его ученика Сари. Сольные концерты Берковского и его совместные выступления с именитыми дирижерами давно пользуются заслуженной популярностью во многих странах мира. В Ереване в трактовке данного произведения он еще раз показал себя музыкантом экстракласса. Обладая исключительной техникой, пианист подчинил ее своей интерпретации, очаровав слушателей проникновенностью исполнения.
НЕЛЬЗЯ СКАЗАТЬ, ЧТО ТВОРЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ Алана Ованеса широко известно армянской публике. Из множества его сочинений — симфоний (их свыше полсотни) , опер, балетов, камерных и вокальных произведений, кантат, ораторий, фантазий на темы индийских и китайских духовых инструментов — у нас известны лишь некоторые. Как правило, его музыка получает противоречивые толкования. Споры, начавшиеся еще тогда, когда впервые прозвучали его первые произведения, продолжаются и поныне. Полярные взгляды связаны, конечно, с необычностью творческого наследия композитора.
В искусстве Алана Ованеса слились три мощных потока: завершенность, высокая духовность европейской музыки и на равных правах с ней — живой родник национальной армянской и восточной музыки. Причастность к самой сути комитасовской музыки, приверженность древней музыке Востока и интерес ко всему новому — отчетливые полюса, определяющие духовную структуру музыканта. Поражаешься, как свободно на широкой национальной основе вырастало творчество композитора. Европа, Япония, Индия, Китай, Корея — пространства, откуда он собирал по капле живительный сок для своего искусства, всегда оставались для него необходимым условием работы. Он искренне считал, что ограниченность убивает творческую мысль, и поэтому спокойной работе противопоставил тревогу и поиски.
АЛАН ОВАНЕС ПОЛУЧИЛ ВЕЛИКОЛЕПНОЕ МУЗЫКАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ: учился в консерваториях США и Новой Англии. Как человек и музыкант, он был захвачен событиями современного ему мира, напряженно отыскивая в его беспокойной жизни отблески духовности и красоты. Уже в 1933 году он удостаивается премии имени С. Эдикотта за первую симфонию, исполненную оркестром консерватории Новой Англии. В 1958г. Рочерстерский университет присвоил ему почетное звание доктора музыки, а через год почетная докторская степень ему была присуждена университетским колледжем имени Бейтса.
Мятущийся и вечно одинокий романтик, Алан Ованес не умел засиживаться на одном месте. Он был первым западным композитором, приглашенным музыкантами Южной Индии на ежегодный музыкальный фестиваль Мадрасской академии музыки, где исполнил Мадрасскую сонату, заказанную для этого торжественного случая. В Мадрасе же состоялось первое исполнение его Восьмой симфонии "Аджун". Ему было заказано произведение для оркестра, состоящего из южноиндийских инструментов. Он назвал его "Нагуран" в честь великого индуса из Мадраса.
Продолжая свое музыкальное путешествие, он отправился в Японию, сыгравшую огромную роль в его творчестве. Иначе и не могло быть, потому что в этой стране искусство растворено во всем — в ландшафте, облагороженном человеком, в интерьерах, быту. Вдохновленный Японией, композитор написал два своих самых значительных камерных произведения — "Коке но Ниве" (Мшистый сад) и Квинтет для фортепиано, которые впервые были исполнены в Японии. Здесь прошли и концерты, где симфонический оркестр японской филармонии исполнил две его симфонии — Третью и Восьмую, а также его псалом и фугу. Как писал один из японских критиков, "композиции Алана подобны японским свиткам. По мере того как их разворачивают, они постепенно открывают все новые образы и все новый смысл".
О НЕКОТОРЫХ ТЕХНИЧЕСКИХ ПРИЕМАХ, использованных композитором в его сочинении об Орфее, записанном на грампластинку оркестром японской филармонии, токийская газета "Асахи ивнинг ньюс" писала: "Одним из излюбленных средств выражения Алана Ованеса является то, что он сам называет "свободным жужжанием". Вязко звучащий фон создается путем одновременного исполнения в совершенно различных темпах одного и того же мелодического рисунка, причем обычно используется какая-нибудь одна группа инструментов — чаще всего струнная. Это может показаться странным, но получается поразительный эффект, вызывающий зависть всех его коллег. Он крайне оригинален, но не стремится к новаторству во что бы то ни стало. Среди композиторов XX века только он один полностью отказался от какофонии. . . "
Вдохновленный Востоком, Алан Ованес выступил с концертами во Франции и Германии. По собственному либретто композитор написал балетную драму "Духовой барабан", премьера которой состоялась на музыкальном фестивале Гавайского университета. За это произведение Алан получает рокфеллерскую дотацию на проведение музыкально-исследовательской работы в Японии и Корее. В этих странах он изучает старинную придворную музыку, а затем перекладывает на западную нотную систему древние и сложные контрапунктические произведения Гагаку. Находясь в этих странах, он создает ряд собственных сонат для древних японских и китайских инструментов, новую оперу "Дух лавины", две симфонии — "Серебряное паломничество" и симфоническое полотно для струнного оркестра и корейских народных инструментов.
Прослеживая творческий путь композитора, можно заметить, что всю жизнь его вдохновляли армянская музыка VII столетия и Комитас, классическая музыка китайской династии Танг и Ах-ак в Корее, Гакаку в Японии и оратории Генделя. И все же главным источником вдохновения всегда оставалась природа. Впечатления от природы сливались, концентрируясь в сильнейший сгусток эмоций. Формы живой природы — та звуковая оболочка, та пластическая метафора, в которую облекался его замысел.
Природа дала ему все — талант, волю, энергию. У него инструменты научились "рисовать" трепет озаренных солнцем листьев, шум горных водопадов, мелодическую линию Гималайских гор, трель черной тучи, закрывающей солнце. И все эти краски засверкали в его монументальных произведениях, которым суждена долгая жизнь.
Menu
