Дорогие мои, самые близкие и горячо
любимые, родные Миша, Володя и Роза!
Ваш отец Хачатур Аракелович Мелкумян
был первым или одним из первых из двенадцати детей, а я, Григор Аракелович
Мелкумян, — последним ребенком. Когда в предвидении турецко-армянской войны
старшая сестра нашей мамы, видимо, по указанию отца вызвала нашу семью срочно в
Ашхабад, ваш отец находился в городе Мерв (Туркестан), где работал
инженером-электриком. Я его увидел только через год, когда он приехал к нам в
Ашхабад.
До 1919-1920 гг. Наша семья жила в Ашхабаде. Как-то наш отец
заявил: «В ближайшие дни
мы уедем обратно к себе на родину. Как видно, обстановка там резко изменилась к
лучшему и мы можем вернуться домой». Мы вчетвером плюс моя маленькая
собачка, преодолевая препятствия, прибыли в Ашан…
Хачик
на следующий день уехал в Степанакерт, за ним подался и я. Примерно через месяц
или два приехала к нам очень молодая и очень красивая, шикарно одетая девушка
из Мерва. Вскоре состоялась свадьба Хачика и приезжей красавицы Рипсиме. Мы
звали ее Урик.
В
период моего пребывания в Степанакерте до отъезда в Баку на учебу я был
свидетелем того, как Хачик и Урик создавали в Степанакерте городской театр в
здании бывшего офицерского клуба, как эта прекрасная пара умело готовится к
открытию театрального сезона. В этой титанической работе брату и его жене
удавалось привлечь в качестве консультанта знаменитого актера, исполнителя
главных ролей Шекспира — Папазяна, несколько раз бывавшего у нас в гостях.
Коллектив Степанакертского театра во главе с Хачиком и Урик часто выезжал в города
и села Нагорного Карабаха, они гастролировали и в Баку.
Потом
случилось несчастье (смерть ребенка), брат перестал заниматься театральным
делом и вернулся к профессии инженера. Тогда в Степанакерте не было инженеров
ни в одной области работ. Хачик же как инженер широкого профиля все взял на
себя. Он оборудовал радиостанцию, что позволило организовать радиопередачи по
всему Нагорному Карабаху. Так ваш отец смог в очень короткий срок получить все
необходимое оборудование из-за границы и установить современную
телефонно-телеграфную связь с райцентрами и крупными селами. Ему же удалось
значительно расширить электрификацию населенных пунктов. Наша «малая
родина» — Ашан — получила электричество в первую очередь, за что до сих
пор сельчане чтят память своего любимца.
Всего
не расскажешь о деятельности Хачика как инженера. Привожу еще один пример.
Столица Азербайджана получила из-за границы новое оборудование — станки для
телеграфно-телефонной связи. Но все попытки тамошних инженеров наладить технику
были безуспешны, и руководство Азербайджана вынуждено было послать в
Степанакерт делегацию, чтобы уговорить Хачика Мелкумяна помочь. И он буквально
в течение одной недели выполнил эту работу, за что ему дали какую-то награду,
какую, не помню.
В ПЕРИОД МОЕЙ УЧЕБЫ В МОСКОВСКОЙ
ВОЕННО-ИНЖЕНЕРНОЙ ШКОЛЕ и в Военной
академии им. Фрунзе брат много раз приезжал ко мне, и мы подолгу беседовали на
разные темы. При этом нам вдвоем было очень хорошо. В последний раз (в 1936
году), узнав, что я учусь на разведывательном факультете, Хачик сказал грустным
голосом: «Да, я думаю, у тебя семьи не будет. Ты связал свою судьбу с
чужбиной». И полушутя-полусерьезно проговорил: «Ну что ж… Считай,
что самый старший и самый младший из моих детей остаются моими, а средних,
Володю и Розу, считай своими». Я обнял его, поцеловал, сказал:
«Спасибо» и добавил: «Мне трудно принять такой подарок».
Все,
что я знаю о ваших отце и матери, трудно изложить в одном таком письме. Они
были известными личностями во всем Нагорном Карабахе того времени. Теперь, по возможности
коротко, напишу о себе.
С
1923 по 1956 гг. я находился в армии. Закончил военно-подготовительную и
военно-инженерную школы, разведывательный факультет общевойсковой Академии им.
Фрунзе, специальную разведывательную академию при ГРУ Министерства обороны,
выполнял особо важные задания за рубежом, а с февраля 1942-го по указанию
ставки Верховного командования организовал разведотдел вновь формируемого
гвардейского корпуса при ставке и остался начальником этого отдела.
Указанный
корпус был составлен из гвардейских дивизий различных родов войск,
перебрасывался и вводился в бой там, где должен был наноситься главный удар.
Таким образом, мне приходилось воевать на участках разных фронтов.
Тяжелое
ранение я получил накануне известной операции под названием
«Багратион» (июнь 1944 года). Это было в составе 39-й армии
Белорусского фронта во время проведения разведки боем под моим руководством.
(Предыдущие два ранения в голову, ножевое и огнестрельное ранение я получил на
Западном фронте и сквозное пулевое ранение в бедро — за один месяц до начала
операции «Багратион» на этом же участке фронта. При этом я ни разу не
покидал свой пост и продолжал командовать лежа в блиндаже).
В
госпитале меня лечили целых полтора года. Первые тринадцать месяцев я был
совершенно без сознания. Как стало потом известно, мне было сделано шесть
операций под общим наркозом. Из госпиталя выписался в декабре 1945 года на двух
костылях.
Жил
я рядом с Академией им. Фрунзе. Руководство академии предложило мне должность
преподавателя кафедры разведки с условием, что через два-три месяца назначит на
должность старшего преподавателя (это генеральская должность).
В ЭТОТ ПЕРИОД ОБУЧЕНИЕ СЛУШАТЕЛЕЙ
АКАДЕМИИ ВЕДЕНИЮ РАЗВЕДКИ проводилось
все еще по опыту гражданской войны. Я должен был положить начало обучения по
опыту минувшей войны. Моя первая лекция «Основы войсковой разведки»,
прочитанная на расширенном заседании кафедры, была встречена аплодисментами
всех присутствовавших.
Работая
в академии с конца декабря 1945 года до конца 1956 года, я оставил в секретном
фонде академии кроме указанной выше лекции многочисленные другие отпечатанные
типографским способом лекции, задачи с методическими разработками к ним, а
также отдельные брошюры и книгу по организации и ведению разведки в
наступательных формах (видах) боевых действий войск.
Из
академии я уволился по болезни по настоянию центральной медицинской комиссии,
т.к. в течение всего периода работы в академии я не имел возможности проходить
необходимое лечение. В Евпаторию приехал для регулярного лечения и
восстановления здоровья.
Теперь
мне уже много лет, ребята. Чувствую себя нормально. На жизнь не жалуюсь. За
мной отличный уход со стороны жены, да еще и домработницы. Но все равно старею,
и до смерти, видимо, мне недалеко. До возраста моих родителей я, конечно, не
доживу.
Я
очень хочу быть похороненным на том кладбище, где уже похоронены мои родные,
или там, где будут похоронены когда-нибудь другие родные. Живут мои родные в
Нагорном Карабахе, в Москве, на Северном Кавказе, в Курске и в Днепропетровске.
Самое удобное место, по всем данным, это Днепропетровск.
Когда
я разговаривал по телефону с Риммой, Розой и Кариной о своем желании какое-то
время короткое жить там, где я хочу, чтобы меня похоронили, я имел в виду, что
это время буду жить в частной квартире в любой части города. Обслуживать же
меня могла бы нанятая мной прислуга. Все это избавило бы от необходимости
перевозить мой гроб из Евпатории.
Извините,
что я так много пишу о своих похоронах. Вся трагедия заключается в том, что при
моей кончине в Евпатории я могу оказаться «бесхозным», т.к. моя жена
прикована к квартире, передвигается только с помощью коляски, а работники морга
и соседи по дому не всегда в таких случаях ведут себя добросовестно даже при
щедрой оплате женой их услуг.
ДОРОГИЕ МИША И АРЕВИК, БОЛЬШОЕ СПАСИБО
ЗА ПРИГЛАШЕНИЕ, я был очень тронут
обещанием хорошо ухаживать за мной. Ваша душевная щедрость по отношению ко мне
неоценима. Но приехать к вам я не смогу, дорога тяжелая, с пересадками. Боюсь,
что не выдержу полета на самолете. А очень хотелось бы побывать у вас,
познакомиться с семьями Мики и Танечки, а также побывать на могилах наших
предков.
Когда
я поехал узнать причину смерти вашего отца, то с его могилы взял горсть земли,
хранил ее у себя, а потом, когда я ездил хоронить свою маму, я вложил эту землю
в ее могилу. Об этом я пишу, чтобы все мои родные знали о том, что мой брат
лежит не в песках около Баку, а рядом со своей матерью.
Володенька, я хочу услышать твое мнение
о моем желании быть похороненным в вашем городе. Ну а пока ближайшая моя задача
в предстоящем году, а может быть, и в следующем — поехать в Москву, Есентуки,
чтобы встретиться с нашими родственниками, а еще побывать с той же целью в
Курске, Степанакерте.
Обнимаю, целую всех
Дядя, дедушка, прадедушка Григор.
P.S. С этим письмом желательно
ознакомить и ребят.
P.P.S. Я очень хотел бы, чтобы все наши
родные знали, что их родовая фамилия по линии дедушки (прадедушки) Мелкумян и
что по линии моей с братом матери Марьям они все — дворяне.
Автор — ГАЗАРЯН Григорий Аракелович,
полковник Советской армии, участник Великой Отечественной войны, обладатель
многочисленных наград, инвалид I группы (ранения привели к ампутации ноги).
Родился 7 ноября 1908 г. в селе Ашан Мартунинского района НКАО (ныне
Варандинский район НКР), умер 8 декабря 2003 г. в Крыму. В нижепубликуемом с
сокращениями письме им изложены основные вехи жизни.
До 1919-1920 гг. Наша семья жила в Ашхабаде. Как-то наш отец
заявил: «В ближайшие дни
мы уедем обратно к себе на родину. Как видно, обстановка там резко изменилась к
лучшему и мы можем вернуться домой». Мы вчетвером плюс моя маленькая
собачка, преодолевая препятствия, прибыли в Ашан…
Хачик
на следующий день уехал в Степанакерт, за ним подался и я. Примерно через месяц
или два приехала к нам очень молодая и очень красивая, шикарно одетая девушка
из Мерва. Вскоре состоялась свадьба Хачика и приезжей красавицы Рипсиме. Мы
звали ее Урик.
В
период моего пребывания в Степанакерте до отъезда в Баку на учебу я был
свидетелем того, как Хачик и Урик создавали в Степанакерте городской театр в
здании бывшего офицерского клуба, как эта прекрасная пара умело готовится к
открытию театрального сезона. В этой титанической работе брату и его жене
удавалось привлечь в качестве консультанта знаменитого актера, исполнителя
главных ролей Шекспира — Папазяна, несколько раз бывавшего у нас в гостях.
Коллектив Степанакертского театра во главе с Хачиком и Урик часто выезжал в города
и села Нагорного Карабаха, они гастролировали и в Баку.
Потом
случилось несчастье (смерть ребенка), брат перестал заниматься театральным
делом и вернулся к профессии инженера. Тогда в Степанакерте не было инженеров
ни в одной области работ. Хачик же как инженер широкого профиля все взял на
себя. Он оборудовал радиостанцию, что позволило организовать радиопередачи по
всему Нагорному Карабаху. Так ваш отец смог в очень короткий срок получить все
необходимое оборудование из-за границы и установить современную
телефонно-телеграфную связь с райцентрами и крупными селами. Ему же удалось
значительно расширить электрификацию населенных пунктов. Наша «малая
родина» — Ашан — получила электричество в первую очередь, за что до сих
пор сельчане чтят память своего любимца.
Всего
не расскажешь о деятельности Хачика как инженера. Привожу еще один пример.
Столица Азербайджана получила из-за границы новое оборудование — станки для
телеграфно-телефонной связи. Но все попытки тамошних инженеров наладить технику
были безуспешны, и руководство Азербайджана вынуждено было послать в
Степанакерт делегацию, чтобы уговорить Хачика Мелкумяна помочь. И он буквально
в течение одной недели выполнил эту работу, за что ему дали какую-то награду,
какую, не помню.
В ПЕРИОД МОЕЙ УЧЕБЫ В МОСКОВСКОЙ
ВОЕННО-ИНЖЕНЕРНОЙ ШКОЛЕ и в Военной
академии им. Фрунзе брат много раз приезжал ко мне, и мы подолгу беседовали на
разные темы. При этом нам вдвоем было очень хорошо. В последний раз (в 1936
году), узнав, что я учусь на разведывательном факультете, Хачик сказал грустным
голосом: «Да, я думаю, у тебя семьи не будет. Ты связал свою судьбу с
чужбиной». И полушутя-полусерьезно проговорил: «Ну что ж… Считай,
что самый старший и самый младший из моих детей остаются моими, а средних,
Володю и Розу, считай своими». Я обнял его, поцеловал, сказал:
«Спасибо» и добавил: «Мне трудно принять такой подарок».
Все,
что я знаю о ваших отце и матери, трудно изложить в одном таком письме. Они
были известными личностями во всем Нагорном Карабахе того времени. Теперь, по возможности
коротко, напишу о себе.
С
1923 по 1956 гг. я находился в армии. Закончил военно-подготовительную и
военно-инженерную школы, разведывательный факультет общевойсковой Академии им.
Фрунзе, специальную разведывательную академию при ГРУ Министерства обороны,
выполнял особо важные задания за рубежом, а с февраля 1942-го по указанию
ставки Верховного командования организовал разведотдел вновь формируемого
гвардейского корпуса при ставке и остался начальником этого отдела.
Указанный
корпус был составлен из гвардейских дивизий различных родов войск,
перебрасывался и вводился в бой там, где должен был наноситься главный удар.
Таким образом, мне приходилось воевать на участках разных фронтов.
Тяжелое
ранение я получил накануне известной операции под названием
«Багратион» (июнь 1944 года). Это было в составе 39-й армии
Белорусского фронта во время проведения разведки боем под моим руководством.
(Предыдущие два ранения в голову, ножевое и огнестрельное ранение я получил на
Западном фронте и сквозное пулевое ранение в бедро — за один месяц до начала
операции «Багратион» на этом же участке фронта. При этом я ни разу не
покидал свой пост и продолжал командовать лежа в блиндаже).
В
госпитале меня лечили целых полтора года. Первые тринадцать месяцев я был
совершенно без сознания. Как стало потом известно, мне было сделано шесть
операций под общим наркозом. Из госпиталя выписался в декабре 1945 года на двух
костылях.
Жил
я рядом с Академией им. Фрунзе. Руководство академии предложило мне должность
преподавателя кафедры разведки с условием, что через два-три месяца назначит на
должность старшего преподавателя (это генеральская должность).
В ЭТОТ ПЕРИОД ОБУЧЕНИЕ СЛУШАТЕЛЕЙ
АКАДЕМИИ ВЕДЕНИЮ РАЗВЕДКИ проводилось
все еще по опыту гражданской войны. Я должен был положить начало обучения по
опыту минувшей войны. Моя первая лекция «Основы войсковой разведки»,
прочитанная на расширенном заседании кафедры, была встречена аплодисментами
всех присутствовавших.
Работая
в академии с конца декабря 1945 года до конца 1956 года, я оставил в секретном
фонде академии кроме указанной выше лекции многочисленные другие отпечатанные
типографским способом лекции, задачи с методическими разработками к ним, а
также отдельные брошюры и книгу по организации и ведению разведки в
наступательных формах (видах) боевых действий войск.
Из
академии я уволился по болезни по настоянию центральной медицинской комиссии,
т.к. в течение всего периода работы в академии я не имел возможности проходить
необходимое лечение. В Евпаторию приехал для регулярного лечения и
восстановления здоровья.
Теперь
мне уже много лет, ребята. Чувствую себя нормально. На жизнь не жалуюсь. За
мной отличный уход со стороны жены, да еще и домработницы. Но все равно старею,
и до смерти, видимо, мне недалеко. До возраста моих родителей я, конечно, не
доживу.
Я
очень хочу быть похороненным на том кладбище, где уже похоронены мои родные,
или там, где будут похоронены когда-нибудь другие родные. Живут мои родные в
Нагорном Карабахе, в Москве, на Северном Кавказе, в Курске и в Днепропетровске.
Самое удобное место, по всем данным, это Днепропетровск.
Когда
я разговаривал по телефону с Риммой, Розой и Кариной о своем желании какое-то
время короткое жить там, где я хочу, чтобы меня похоронили, я имел в виду, что
это время буду жить в частной квартире в любой части города. Обслуживать же
меня могла бы нанятая мной прислуга. Все это избавило бы от необходимости
перевозить мой гроб из Евпатории.
Извините,
что я так много пишу о своих похоронах. Вся трагедия заключается в том, что при
моей кончине в Евпатории я могу оказаться «бесхозным», т.к. моя жена
прикована к квартире, передвигается только с помощью коляски, а работники морга
и соседи по дому не всегда в таких случаях ведут себя добросовестно даже при
щедрой оплате женой их услуг.
ДОРОГИЕ МИША И АРЕВИК, БОЛЬШОЕ СПАСИБО
ЗА ПРИГЛАШЕНИЕ, я был очень тронут
обещанием хорошо ухаживать за мной. Ваша душевная щедрость по отношению ко мне
неоценима. Но приехать к вам я не смогу, дорога тяжелая, с пересадками. Боюсь,
что не выдержу полета на самолете. А очень хотелось бы побывать у вас,
познакомиться с семьями Мики и Танечки, а также побывать на могилах наших
предков.
Когда
я поехал узнать причину смерти вашего отца, то с его могилы взял горсть земли,
хранил ее у себя, а потом, когда я ездил хоронить свою маму, я вложил эту землю
в ее могилу. Об этом я пишу, чтобы все мои родные знали о том, что мой брат
лежит не в песках около Баку, а рядом со своей матерью.
Володенька, я хочу услышать твое мнение
о моем желании быть похороненным в вашем городе. Ну а пока ближайшая моя задача
в предстоящем году, а может быть, и в следующем — поехать в Москву, Есентуки,
чтобы встретиться с нашими родственниками, а еще побывать с той же целью в
Курске, Степанакерте.
Обнимаю, целую всех
Дядя, дедушка, прадедушка Григор.
P.S. С этим письмом желательно
ознакомить и ребят.
P.P.S. Я очень хотел бы, чтобы все наши
родные знали, что их родовая фамилия по линии дедушки (прадедушки) Мелкумян и
что по линии моей с братом матери Марьям они все — дворяне.
Автор — ГАЗАРЯН Григорий Аракелович,
полковник Советской армии, участник Великой Отечественной войны, обладатель
многочисленных наград, инвалид I группы (ранения привели к ампутации ноги).
Родился 7 ноября 1908 г. в селе Ашан Мартунинского района НКАО (ныне
Варандинский район НКР), умер 8 декабря 2003 г. в Крыму. В нижепубликуемом с
сокращениями письме им изложены основные вехи жизни.
