Ушел Рафаэл Аветисович Казарян. Ушел и унес с собой целую эпоху, включившую в себя две войны, плодотворную жизнь в науке, борьбу и надежды, победы и поражения, обретения и разочарования. Он прожил долгую и бурную жизнь, полную судьбоносных для страны событий, и всегда был в гуще этих событий — иначе не мог. Видный ученый-физик, он вошел в политику в незабываемом 88-м, потому что не считал себя вправе оставаться в стороне от борьбы своего народа, вошел, не задумываясь и не колеблясь, активно и уже до конца.
РАФАЭЛ АВЕТИСОВИЧ БЫЛ САМЫМ СТАРШИМ ПО ВОЗРАСТУ членом Комитета "Карабах" — к началу Движения ему, участнику Великой Отечественной, шел седьмой десяток. Все последующие 20 лет он оставался в политике — вначале как депутат первого парламента независимой Армении, председатель комиссии по науке и образованию, потом, вернувшись в науку, как ученый и общественный деятель, просто как патриот своей страны. Быть патриотом для него было столь же естественно, как дышать. Оставаться безразличным к тому, что происходило в стране, он просто не мог. Принимал все близко к сердцу, часто и активно выступал, давал свои оценки, критиковал и защищал — иногда противоречиво, неадекватно, но всегда предельно искренне, всегда честно. Это было, пожалуй, его главной чертой — искренность, граничащая с наивностью, которая оправдывала даже кажущиеся заблуждения и ошибки. В нем действительно была неисчезающая с годами детская наивность — от предельной честности с самим собой и со своим народом, рядом с которым он оставался всегда, не поддавшись, в отличие от многих своих бывших соратников, на соблазны власти. Пожалуй, он был единственным членом Комитета "Карабах", который сумел за 20 лет остаться незапятнанным, остаться человеком, всегда стремившимся выражать интересы родины и государства.
С нашей газетой его связывали довольно теплые отношения, хотя пару раз он обижался на "Голос" — опять-таки по-детски, быстро забывая свою обиду. Но мы не забываем, что он был одним из немногих представителей власти, который выступил в защиту "Голоса" в начале 90-х, когда аодовский режим старался выжить редакцию из здания Дома печати. Не забудем и его многочисленные интервью на страницах нашей газеты, в которых четко и ясно проявлялась позиция гражданина и патриота, для которого судьба страны стала личной судьбой, даже если его оценки и суждения казались спорными.
РАФАЭЛ КАЗАРЯН ОКАЗАЛСЯ ЕДВА ЛИ НЕ ПОСЛЕДНИМ РОМАНТИКОМ В АРМЯНСКОЙ ПОЛИТИКЕ, стремившимся соединить политику и нравственность. В последние годы жизни он стремительно терял зрение, но не терял остроты восприятия жизни. Помню нашу последнюю встречу — пару лет назад в Национальном Собрании, где проходили слушания по Карабахскому вопросу. Он вначале не узнал меня — уже почти не видел, но потом обрадовался так, как мог радоваться только он — непосредственно и искренне. Несмотря на тяжелый недуг и тающее здоровье, был в курсе всего, что происходило в стране и, конечно же, имел на все свою точку зрения. Так же глубоко переживал за Арцах, за Армению — как и в те, незабвенные первые годы Движения. Годы отняли у него здоровье, но улыбка и голос оставались молодыми — как и душа, которая так и не смирилась со старостью и продолжала бороться. . .