—
Г-н Гавриленко, каких социально-экономических последствий, по-вашему, можно
ожидать от подорожания в Армении электроэнергии?
— В социальном плане подорожание,
естественно, пребольно ударит напрямую по населению, особенно по
малообеспеченным и необеспеченным его слоям. Увеличится инфляция – правда, не
на 10%, как иногда озвучивается, а на меньший процент. Но некая инфляция будет
обязательно. Кстати, когда говорят, что электроэнергия подорожала на 10%, это
не совсем верно. На самом деле цифра больше, потому что мы берем верхний тариф,
то есть 38 драмов за 1 кВт/ч и те 3,85 драма, на которые имеет место повышение.
Но у нас же есть еще нижний тариф для крупных потребителей. Сам тариф меньше,
но ведь и там подорожание произошло на 3,85 драма. Стало быть, цена повысилась
больше чем на 10%, и это надо осознавать. С точки зрения воздействия на
экономику эффект может быть один: цены поднимутся как минимум на тот процент,
который в себестоимости той или иной продукции занимает электроэнергия.
Возможно, увеличится потребление газа. Там, где имеет смысл, скажем, для
обогрева больше употреблять газ, люди перейдут на более активное употребление
голубого топлива.
—
Но ведь и газ год назад подорожал…
— Нет, я имею в виду исключительно
сегодняшнюю ситуацию, связанную с сегодняшним повышением цен на электроэнергию.
В плане же долгосрочных отрицательных последствий речь идет фактически о том,
что мы движемся в направлении отказа от наиболее технологичного энергоносителя.
Электроэнергия куда более технологичный энергоноситель, чем любые другие, будь
то газ, нефть или уголь. Если потребление электроэнергии у нас увеличивается в
цене, значит в определенном смысле мы от него отказываемся, что с точки зрения
будущего развития экономики не может рассматриваться как положительный факт.
—
А как насчет утверждений, что, дескать, другого выхода не было и подорожание
имело место исключительно «из соображений безопасности армянского
потребителя»?
— Не знаю, что значит «из
соображений безопасности», однако суть в том, что в краткосрочной
перспективе, скорее всего, другой альтернативы действительно не было. Давайте
посмотрим на ситуацию беспристрастно. Как мы работаем с Ираном? Мы получаем
оттуда газ, производим электроэнергию и три четверти этой электроэнергии
передаем обратно, а одна четверть остается нам. Под это дело работает
Ереванская ТЭЦ мощностью немногим больше 200 МВт. Вот если бы таких станций
было в 5 раз больше, то, естественно, этой дешевой электроэнергии, этой самой
четверти у нас было бы больше. Вот над чем можно было бы работать и за пару лет
достичь результатов. К сожалению, на сегодня других альтернативных источников,
которые возможно более или менее быстро ввести в эксплуатацию, в Армении нет.
При всех минусах Армения довольно
эффективно использует свои водные ресурсы. Я бы даже сказал, сверхэффективно,
ибо зачастую эксплуатация малых ГЭС уже приводит к отрицательным экологическим
последствиям. Тем не менее с точки зрения использования возобновляемых
энергетических источников (а ГЭС — возобновляемый источник) страна находится на
хороших позициях. Можно построить еще пару крупных станций, но, повторюсь, это
дело времени. Поэтому в краткосрочной перспективе особых альтернатив и не было.
Подорожание на 3,85 драма – объективная цифра. Можно было бы сократить до 3
драмов, но и только. Здесь дело не в безопасности, а в необходимости
обеспечения безостановочного электроснабжения.
У нас функцию поддержания
работоспособности выполняет, как известно, Разданская ТЭЦ, очень неэффективная
в плане производства, своего КПД. Но она поддерживает устойчивость системы. На
самом деле объективно цены на электроэнергию нужно было повышать еще 2 года
назад. И тогда у всей системы не было бы проблем в виде бреши в 27-30 млрд
драмов (по моим оценкам), которая частично покрывается пресловутыми 3,85
драмами. В то время повышение цен не имело места, скорее всего, из-за выборов.
Но ситуация уже тогда складывалась аховая…
—
Но если у государства возникает объективная необходимость в повышении тарифов,
разве не должно оно параллельно работать над реализацией масштабных социальных
программ, призванных по крайней мере смягчить финансовый удар для населения, обезопасить
его от финансовых трудностей? Ведь в стране, где бедность, по официальным
данным, выше 30%, подобное, пусть даже объективное, подорожание – настоящее
бедствие.
— Вы абсолютно правы. Суть в том, что
вопрос тарифов решается независимым органом. Во всяком случае на бумаге
Комиссия по регулированию общественных услуг — полностью независимый орган.
Организации, скажем, в сфере энергетики подают заявки в КРОУ на изменение
тарифов (подобные заявки подаются, как мы знаем, раз в год). Государство, конечно,
должно быть в курсе, что происходит, какие будут заявки. С самого начала у
правительства должны быть предусмотрены резервные варианты решения социальных
вопросов по поддержке населения в случае повышения тех или иных тарифов. И эти
процессы должны идти одновременно.
Другой актуальный вопрос – насколько
правильно направляется социальная помощь. Проблема бедности в Армении выглядит
очень неоднозначно. Можно сказать, что у нас 40% бедных, а можно озвучить и
цифру в 60%. Цены у нас, знаете ли, европейские, чего не скажешь о зарплатах. И
люди, получающие по нашим меркам довольно высокие зарплаты, могут испытывать
серьезные трудности даже при не очень значимом повышении тарифов. И в данном
контексте социальная помощь государства должна быть намного шире, чем это мы
видим сейчас. Но опять же возникает вопрос: если финансовые возможности
государства ограничены, где же взять средства? Не с воздуха же. Оно все равно
будет получать их с граждан. То есть возникает необходимость перераспределения.
Конечно, государство должно обеспечить социальную
поддержку населения в условиях повышения тарифов, скажем, на электроэнергию. Но
для того чтобы взять соответствующие средства, надо кому-то увеличить налоги.
Или сократить какие-то затраты. Впрочем, возможно даже сократить налоги, но это
очень большой риск. Вы можете сократить налоги, а ваша экономика не вырастет
настолько, чтобы покрыть финансовую брешь. Посему это весьма сложный вопрос,
связанный, скорее, с вопросом доверия к экономической системе Армении со
стороны инвесторов. Если будет это доверие, будет рост экономики, повышения
тарифов не станут восприниматься как катастрофа. А пока роста нет. Потому что
нет доверия, причем его нет вне зависимости от уровня налогового бремени.
В самых мощных государствах, где высок
уровень инвестиций, налоговое бремя выше, чем в Армении. Но деньги текут именно
туда, а не к нам. Ибо, кроме всего прочего, в странах, где нет недостатка в
инвестициях, решены вопросы рисков. В Армении они решены крайне слабо. И над
этим надо серьезно работать…
