Недавно прошел 85-летний юбилей Ольги Аросевой. Прошел весело, искрометно, динамично, поднимая настроение зала Театра сатиры и многомиллионной аудитории телезрителей. Словом, в духе пани Моники. Я же вспомнила и свою живую встречу с пани, известной на всю страну. О чем и хочу рассказать.
СЕРЕДИНА 60-х ГОДОВ. ЦЕЛЫЙ ГОД ПРОВЕЛА Я В МОСКВЕ. И как же много она мне дала! До сих пор питаюсь этими наездами в Москву.
Уж и не помню теперь, как я познакомилась с Наташей Аросево й, родной сестрой Ольги. Их было три сестры, детей известного советского дипломата, работавшего в 20-30-х годах сначала в Швеции, затем в Чехии и позже репрессированного. Детство девочек прошло в Праге. Отсюда знание чешского языка. Наташа понемногу переводила чешскую литературу. Видимо, нашему знакомству мы обязаны Союзу писателей.
Как-то Наташа пригласила меня на день своего рождения. "Приходите, Нелличка, будет Оля", — сказала она. Она сказала это так, будто речь шла о чем-то обыденном и за столом не будет сидеть пани Моника.
Разумеется, я пошла. И даже полетела. Ольга Аросева, как всегда, очень оживленная и обаятельная, пришла с огромной собакой Чапой, которая прилегла в углу на полу.
К камину у огня
уселся гость устало,
А пес у ног его улегся
на ковер.
А.Блок
За столом расположилась интеллигентнейшая компания, способная радоваться тонкому общению. И все с необыкновенным чувством юмора. Была здесь и поэтесса Нина Бялосинская, друг поэта Николая Панченко и его жены, дочери Виктора Шкловского.
Словом, столица лицом в грязь не ударила. Я притихла от нахлынувших чувств.
— Что же вы умолкли, Нелличка, — поняв мою робость, поддержала меня Наташа.
— Да ведь что я могу сказать, находясь в таком обществе? Я ведь из провинции, — тоже не без юмора произнесла я.
— Это Армения-то провинция? Вот разве что провинция Древнего Рима, — воскликнула Нина Бялосинская.
Я благодарно взглянула на нее.
Кстати, Наташа обращалась ко мне — "Нелличка" потому, что я была младше всех. Причем намного младше. Увы, сегодня людей старше меня — раз-два и обчелся. Сегодня я, как старое дуплистое дерево, одиноко стою в роще среди молодняка.
НО ПРОДОЛЖУ. ЗА СТОЛОМ ПОШЛИ ТОСТЫ. ТОЖЕ ОЧЕНЬ ЖИВЫЕ И ОЧЕНЬ ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЕ. Дай-ка и я скажу о Наташе несколько слов, подумала я. Поблагодарю ее за все, в частности, за этот вечер. Помню, как Ольга Аросева тепло посмотрела на меня за то, что я выделила Наташу. Видимо, ей слегка поднадоело неизменно быть центром внимания. Когда я дошла до слов о переводах Натальи Аросевой одного из моих самых любимейших писателей, юмором которого нельзя не наслаждаться, то есть о переводах из Карела Чапека, я почувствовала, что в углу кто-то зашевелился. Огромный зверь подошел ко мне и, не моргая, заглянул мне в лицо. Далекая дикая древность, еще не смягченная приручением, смотрела на меня. Я протянула зверю тонкий ломтик сырокопченой колбаски со своей тарелки, и этот ломтик исчез в огромной пасти, произведя не больше впечатления, чем падение капли дождя на лоно Тихого океана.
— Она думала, что вы зовете ее, когда услышала слово "Чапек", — улыбнулась Ольга Аросева. — Чапа, Чапа, иди ко мне! Зверь медленно, царственно проследовал к хозяйке.
Дай, Джим, на счастье
лапу мне,
Такую лапу не видал
я сроду, —
вспомнились мне стихи Есенина.
— Пойду выгуливать Чапу, — сказала пани Моника. Все восхищенными взглядами провожали собаку.
— Сказалось детство, проведенное в Праге, вот я и стала переводить Карела Чапека, — объяснила Наташа и добавила: — Как жаль, что такой великолепный писатель прожил только 48 лет, да и сегодня еще оценен не полностью.
Я согласилась с ней. Чапек — величина никак не меньшая, чем, скажем, Бернард Шоу. Однако имя последнего из-за парадоксов произвело в мире шума гораздо больше. А Чапек был представителем маленького народа. И как незабываемо написал Чапек о Шоу: "Слушать господина Шоу — наслаждение, пронизанное ужасом". В своих заметках о путешствии по Англии Чапек приводит такую шутливую реплику Бернарда Шоу: "Поезжайте на такой-то островок в Ирландии. И он назвал имя островка. Жаль только, добавил мистер Шоу, что к этому островку нельзя пристать…" А разве забыть слова Чапека: "Улочка в Венеции до того узкая, что осел едва ли пройдет по ней, если разведет уши".
Пожалуй, пошлю Ольге Аросевой эту мою заметку (к сожалению, Наташи уже нет на свете). Вспомним молодость и тот светлый вечер. И, конечно, Чапу, которой, полагаю, тоже уже давно нет на свете… Вот и это будет приятно пани Монике, что кто-то в далекой Армении (теперь уже другом государстве) вспомнил Чапу.
