Несмотря на то что
в 2014 году число преступлений снизилось на 4,3%, это никак не отразилось на их
раскрываемости. Вернее, стало еще хуже, поскольку количество раскрытых преступлений
снизилось на 3% по сравнению с прошлым годом. Эти и другие весьма впечатляющие данные
можно почерпнуть из справки генпрокурора на 72 страницах о деятельности прокуратуры
за 2014 год.
ПРЕССА И ОБЩЕСТВЕННОСТЬ
ПОСЛЕ ОЗНАКОМЛЕНИЯ С ПОДОБНОЙ СТАТИСТИКОЙ критикуют наши правоохранительные органы, в том
числе и прокуратуру. Последние, как правило, или никак не реагируют на критику,
или пытаются доказать обратное. А журналистов немедленно обвиняют в
некомпетентности: нет, мол, адекватного восприятия действительности.
Но на сей раз органы дознания и следствия подверглись
критике уже не со стороны прессы или гражданского общества, а со стороны самого
генпрокурора. Последний, в частности, приходит к заключению, что такая грустная
картина помимо объективных причин продиктована и субъективными. Например,
такими как плохое качество следствия по конкретным делам, неверная организация
следственных мероприятий и оперативно-розыскных работ и т.д.
По мнению генпрокурора, особенно беспокоят низкое
качество и результативность оперативно-розыскных мероприятий по тяжким и особо
тяжким преступлениям. Этим и объясняется то, что на фоне общей тенденции
преступности к снижению наблюдается заметный рост преступлений средней тяжести,
а главное — тяжких и особо тяжких. В частности, число преступлений средней тяжести
увеличилось за год на 330 случаев (в 2013 году было 3743, а в 2014-м — 4073),
тяжких — на 23 (3088-3313), а особо тяжких — на 43 случая (130-173).
Но наш генпрокурор, кажется, нашел рецепт лечения
криминогенной болезни в стране. И рецепт этот прост: если бы прокуратуре
передали функции координации деятельности всех правоохранительных органов, то,
получив дополнительные рычаги, удалось бы навести порядок в системе.
Тут следует отметить, что функция координации
правоохранительных органов — вещь не новая. Скорее из серии хорошо забытого
старого, так как она была присуща советской прокуратуре и закреплена в
Конституции того времени. Однако при переходе к новой правовой системе бывшие
руководители Генпрокуратуры и Министерства юстиции приняли однозначное решение
о том, что в правовом государстве прокуратура не может одновременно и
координировать деятельность правоохранительных органов, и осуществлять надзор
над ними.
КСТАТИ, В
ВЫШЕНАЗВАННОМ ДОКУМЕНТЕ ЕСТЬ ССЫЛКИ НА ТО, ЧТО В ПРОГРАММЕ стратегии судебно-правовых
реформ 2012-2016 гг. закреплена необходимость обеспечения координации
деятельности правоохранительных органов. А генпрокурор пришел к выводу, что эта
программа в качестве координационного органа имела в виду именно прокуратуру. А
заодно разработан законопроект о внесении изменений в закон «О
прокуратуре», который в самой прокуратуре и подготовили. И в нем такая
функция уже предусмотрена…
Что ж, можно
понять. Ведомственные интересы у нас превыше всего. Вот только правильно ли
доверять ведомствам писать законы для самих себя?
ПРЕССА И ОБЩЕСТВЕННОСТЬ
ПОСЛЕ ОЗНАКОМЛЕНИЯ С ПОДОБНОЙ СТАТИСТИКОЙ критикуют наши правоохранительные органы, в том
числе и прокуратуру. Последние, как правило, или никак не реагируют на критику,
или пытаются доказать обратное. А журналистов немедленно обвиняют в
некомпетентности: нет, мол, адекватного восприятия действительности.
Но на сей раз органы дознания и следствия подверглись
критике уже не со стороны прессы или гражданского общества, а со стороны самого
генпрокурора. Последний, в частности, приходит к заключению, что такая грустная
картина помимо объективных причин продиктована и субъективными. Например,
такими как плохое качество следствия по конкретным делам, неверная организация
следственных мероприятий и оперативно-розыскных работ и т.д.
По мнению генпрокурора, особенно беспокоят низкое
качество и результативность оперативно-розыскных мероприятий по тяжким и особо
тяжким преступлениям. Этим и объясняется то, что на фоне общей тенденции
преступности к снижению наблюдается заметный рост преступлений средней тяжести,
а главное — тяжких и особо тяжких. В частности, число преступлений средней тяжести
увеличилось за год на 330 случаев (в 2013 году было 3743, а в 2014-м — 4073),
тяжких — на 23 (3088-3313), а особо тяжких — на 43 случая (130-173).
Но наш генпрокурор, кажется, нашел рецепт лечения
криминогенной болезни в стране. И рецепт этот прост: если бы прокуратуре
передали функции координации деятельности всех правоохранительных органов, то,
получив дополнительные рычаги, удалось бы навести порядок в системе.
Тут следует отметить, что функция координации
правоохранительных органов — вещь не новая. Скорее из серии хорошо забытого
старого, так как она была присуща советской прокуратуре и закреплена в
Конституции того времени. Однако при переходе к новой правовой системе бывшие
руководители Генпрокуратуры и Министерства юстиции приняли однозначное решение
о том, что в правовом государстве прокуратура не может одновременно и
координировать деятельность правоохранительных органов, и осуществлять надзор
над ними.
КСТАТИ, В
ВЫШЕНАЗВАННОМ ДОКУМЕНТЕ ЕСТЬ ССЫЛКИ НА ТО, ЧТО В ПРОГРАММЕ стратегии судебно-правовых
реформ 2012-2016 гг. закреплена необходимость обеспечения координации
деятельности правоохранительных органов. А генпрокурор пришел к выводу, что эта
программа в качестве координационного органа имела в виду именно прокуратуру. А
заодно разработан законопроект о внесении изменений в закон «О
прокуратуре», который в самой прокуратуре и подготовили. И в нем такая
функция уже предусмотрена…
Что ж, можно
понять. Ведомственные интересы у нас превыше всего. Вот только правильно ли
доверять ведомствам писать законы для самих себя?
