Логотип

РЕЛИКВИИ ИЗ-ПОД ПЕПЛА ВРЕМЕН

Полвека работы в журналистике — явление уникальное. А если прибавить, что все это время прошло в одной газете и юбиляр продолжает писать, приумножая свой трудовой стаж, то в подобное верится с трудом. Заслуженный журналист Армении Эдвард Левонович ШАИРЯН пришел в главную газету республики "Советакан Айастан" в 1950 году и продолжает сотрудничать там (ныне "Айастан") по сей день. То есть — 57 лет. . . В вышедшей недавно его книге помещены воспоминания о встречах со знаменитыми современниками (Виктор Амбарцумян, Артем Алиханян, Ваграм Папазян, Вильям Сароян, Шираз, П. Севак, А. Сагиян, гусан Ашот и многие другие) , статьи, интервью, стихи, коротенькие житейские сценки, анекдоты. Название вышедшего при спонсорстве директора издательства "Тигран Мец" Врежа Маркосяна сборника трудно перевести на русский — "Антехвац ншхарнер". "Антехвац" — это когда угольки прикрываешь пеплом, чтобы они подольше хранили жар. Вот и сохранил в своей памяти Эдвард Левонович угольки-реликвии, чтобы поделиться пламенем прожитых его поколением лет. Представим читателю несколько эпизодов из книги.
"Сохрани копию этого приказа. . . "
В моем родном селе Айгедзор (Тавуш) в августе 1981 года был открыт родник-памятник Зоравару Андранику, о чем я написал в газете. Я был, кстати, на открытии с известным историком, академиком Цатуром Агаяном.
НО ВСКОРЕ ПО ПРИЕЗДЕ ПОДНЯЛСЯ ШУМ
, и поднял его секретарь райкома В. Сагумян, естественно, не по своей инициативе, а по указке из ЦК. Получалось, что автор памятника Лорис Макинян уверял, что посвятит мемориал своим погибшим родственникам, а на деле посвятил Андранику. . .
В конце концов мне объявили выговор, заместителю редактора Норайру Саруханяну — предупреждение за то, что подписал и напечатал материал. Редактор не читал, был в Цахкадзоре. Я понимал, что пострадал зазря. Тем более что тогда уже было официально отмечено 100-летие Андраника. И мне, непривычному к выговорам, было обидно.
Через пару дней встретил я на улице известнейшего филолога, преподавателя, академика Арама Ганаланяна и в беседе рассказал о случившемся. Он воодушевился, обрадовался за памятник и сказал:
— Прекрасно. Накрепко храни копию приказа. Это патент на благородство. . .
Луи де Фюнес и армяне
Ахавни Саркисян волею судеб вышла в 1971 году замуж за армянина из Марселя, уехала жить во Францию, потом развелась, переехала с дочерью в Париж. Там по счастливой случайности встретилась с Католикосом Гарегином I (тогда еще не главой нашей церкви) , и он помог ей устроиться на работу в приют для нищих. Через некоторое время последовало неожиданное предложение от администрации пойти в домработницы в семью всемирно известного комического актера Луи де Фюнеса. Оказывается, Фюнес просил подыскать через посольство именно женщину-армянку.
ПОТОМ Г-ЖА АХАВНИ УЗНАЛА,
что бабушка актера по отцовской линии была армянкой из Эрзерума. Супруга, г-жа Анжела обращалась с Ахавни, как с сестрой. Служанка обучила дочь и двоих сыновей Фюнеса нескольким словам по-армянски. Да и сам хозяин дома при случае благодарил и здоровался с Ахавни на языке своей бабушки, часто просил приготовить толму, спас, гату. . .
— Помню, — рассказала мне в 90-е годы в личной встрече г-жа Ахавни, — как господин де Фюнес дружил с состоятельным французским армянином Хачиком Кебарджяном, в доме нередко говорили о Геноциде армян, а 24 апреля г-н Луи непременно посещал кладбище Пер ла Шез и возлагал цветы к памятнику на могиле Андраника.
О, человеческая справедливость. . .
Было это 15 октября 1982 года. Позвонил мой товарищ Эдик Гукасян и огорошил вопросом: "Хочешь увидеть могилу Гевога Марзпетуни?"
НЕ БУДУ РАССКАЗЫВАТЬ, КАК БЫСТРО МЫ СОБРАЛИСЬ С ДОЧЕРЬЮ ЭВЕЛИНОЙ,
как на машине Эдика поехали в Октемберян, как с другим товарищем Грантом, благодаря его связям, добрались до заставы на границе, до зоны, куда пускают только пограничников.
И вот смотрим мы вдаль, туда, где Арпачай подходит, чтобы слиться с Араксом. На том берегу неказистые сельские лачуги, белье висит, стоги сена. А повыше на холме — развалины церкви.
Сопровождающий нас старший лейтенант Рязанцев протягивает мне бинокль со словами: "Вот и мавзолей армянского царя Марзпетуни".
Смотрю, прямо перед нами, на той стороне, мавзолей из туфа. Видно, что крыши нет.
— Турки содрали, — с горечью говорит Рязанцев. — И могилу раскопали, разграбили. После вмешательства с нашей стороны удалось хотя бы стены сохранить. . .
Смотрю на туфовый остов опустевшего мавзолея, вспоминаю грозного спарапета Геворга Марзпетуни и его призыв: "К оружию! За Родину!"
На холме рядом с белыми камнями по-турецки выложено, написано: "Горжусь, что я турок!" и "Наша земля!" Гляжу и не могу не вспомнить слова Сиаманто: "О, человеческая справедливость. . . Позволь мне плюнуть в твой лоб!. . "
***
В ГЛАВЕ "МОИ ДВЕНАДЦАТЬ РЕДАКТОРОВ" Шаирян кратко рассказывает о некоторых чертах характера людей, руководивших газетой за прошедшие 50 с лишним лет и сделавших многое для развития армянской журналистики. А всего газету подписывали 24 редактора. Напомню также, что тираж "Советакан Айастана" доходил до 360 тыс. экземпляров и такого тиража СМИ больше не будет, даже если население Армении удвоится, утроится. . .
Теперь другие времена. Шаирян в своих воспоминаниях, острых судебных очерках, фельетонах напоминает о том, что и в советское время были серьезные критические публикации с весьма плачевными для проштрафившихся последствиями. Естественно, все было до определенного уровня и в пределах разрешенного. Но сам этот предел хорошо чувствовали и потенциальные герои фельетонов, стараясь не зарываться.
Эдвард Шаирян не оставляет пера, пишет, а рукопожатие у него самое крепкое из всех мужских, которые мне довелось ощутить. И опять как-то не верится, что родился он 18 января 1928 года, то есть через несколько месяцев — 80!. .
Вот если б он был модным певцом, актером, режиссером, мультипликатором или еще кем-то, удачно засветившимся в "новое демократическое" время, наверняка предстоящую юбилейную дату не оставили бы без внимания. А так — вряд ли. Не будем, впрочем, вперед забегать. И пожелаем автору интересных угольков-реликвий творческого долголетия — наперекор тяжкому времени и капризам рекордов книги Гиннеcса, куда стоило бы вписать старейшего из наших действующих журналистов.