Ованес-ага
Ованес-ага — так называли в Дсехе Ованеса Туманяна. "Ага" — господин, барин. Так же называли в Лори и деда Ованеса Туманяна — высокого красивого мужчину, участника ряда войн. Его любил и к его советам прислушивался весь Лори. Как пишет дочь поэта, "говорят, что и внешностью, и характером Туманян был очень похож на деда".
ЕЩЕ БОЛЬШЕЙ СЛАВОЙ ПОЛЬЗОВАЛСЯ ПРАДЕД ТУМАНЯНА Оваким Южбаши, человек редкой отваги и мужества, один из самых известных игитов Лори. Хачатур Абовян в "Ранах Армении" пишет о нем: "Одно уже имя Овакима Туманяна из Дсеха заставляло трепетать скалы".
Дед был человеком гостеприимным, любителем застольной беседы, шуток и веселья. Он так любил собирать у себя людей, что велел расставить вдоль стен своего дома двенадцать отесанных плит: на них рассаживались крестьяне — и часами лилась задушевная беседа. Все повторилось и даже усилилось в другом "ага" — внуке и правнуке, который для нас, армян, ага во всех смыслах.
И тут возникает вот такая мысль. Ага (Ака), — согласно шумерской эпической традиции, собственное имя правителя Киша, современника Гильгамеша (4-е тысячелетие до н.э.). Вот в какую даль мы забираемся, если слово "ага" идет от этого Ага (Ака), то есть если оно стало нарицательным от этого имени и обозначало в дальнейшем господина, барина, высокородного, благородного человека, того, кого армяне называют ага-март. Киш — город в северном Двуречье, прямо у границ Армянского нагорья.
Еще одна мысль, давно не дающая мне покоя. ??? — соль, ???? — господин. Есть ли связь между этими двумя словами? То есть не метафора ли, не перенос ли значения перед нами: такие люди (ага) — соль земли? Люди выделенные, высокородные и, пожалуй, даже не столько высокого, сколь благородного происхождения. Господа только в этом единственном смысле. Таких людей, как и соли земли, мало…
Сегодняшние словари считают слово "ага" тюркским. А словари завтрашние? Историческая наука ведь в движении… Это слово в нашей Ойкумене было распространено очень задолго до вторжения любых тюркских племен. Если слово это идет из Шумера, то, простите, при чем тут тюркские племена?
Род Туманянов прокладывал дороги в глубоких ущельях Лори, перекидывал мосты, возводил часовни, развалины которых и поныне сохранились по всему Дсехскому ущелью. Род, ведущий свое начало из Тарона. Как упоминает сам поэт, предки его еще в X веке покинули родной Тарон и обосновались в лорийском селе Дсех.
Ованес-ага… Ага всей новейшей армянской литературы.
"Армяне никогда не были ленивы"
ЗНАЯ, ЧТО ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ НЕМИРОВИЧ-ДАНЧЕНКО ИЗ ТИФЛИСА, Константин Сергеевич Станиславский как-то шутя сказал о нем: "Эта грузинская лень…" "Я не ленив, — отвечал Немирович-Данченко, — и я не грузин, а наполовину армянин, армяне никогда не были ленивы".
Тайфун
КОГДА ВЫ СЕГОДНЯ ОСМАТРИВАЕТЕ ЗАЛЫ ЭРМИТАЖА, вспоминайте, сколькие шедевры этого музея были бы проданы за границу, если бы не непреклонная позиция тогдашнего кристальнейшего директора Эрмитажа Иосифа Абгаровича Орбели.
"Уважаемый Иосиф Виссарионович!" — начинает Орбели письмо Сталину в 1932 году. Это было небезопасно, и все-таки Иосиф бесстрашно пишет Иосифу. И второму Иосифу пришлось отступить.
Темпераментный, честнейший, великий ученый проносился по залам Эрмитажа, как вихрь, вникая во все, все подправляя, содержа хозяйство замечательного музея в образцовом порядке. "Тайфун" — так любовно звали Орбели сотрудники Эрмитажа. И пока этот тайфун жил, музей не тужил.
Памятный крест
В ЕРЕВАНЕ, НА ТЕРРИТОРИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ Св.Богоматери, в 2004 году был открыт Памятный крест в честь русских воинов, погибших на Кавказе и в частности в Армении. Но не все знают, что этот Памятный крест увековечил и имя деда Владимира Маяковского, который погиб в Армении, сражаясь в составе войск Паскевича.
Иногда и навет — благо…
ВОСПОМИНАНИЯ МАРИЭТТЫ ШАГИНЯН О СЕРГЕЕ ВАСИЛЬЕВИЧЕ РАХМАНИНОВЕ широко известны и много раз переиздавались. Это лучшее из всего, что написано о великом композиторе. Менее известно, что на склоне дней (в 88 лет) Мариэтта Шагинян вновь обратилась к этой странице своей жизни — отчасти из-за навета об их якобы романе в книге воспоминаний вновь глубоко, прекрасно и вкусно написала она о Рахманинове. Что ж, получается, что иногда и навет — благо… Ведь без него не родились бы эти дополнительные дивные страницы.
"Вот сидит армянин Флоренский"
"ВОТ СИДИТ АРМЯНИН ФЛОРЕНСКИЙ", — сказала как-то Зинаида Гиппиус на одном из своих философских вечеров в самом начале XX века, имея в виду внешность Павла Александровича Флоренского. И впрямь, стоит положить рядом фотографии Павла Флоренского и его матери Рипсиме Сапаровой (Сапарян), чтобы понять, что это одно и то же лицо. Да, сходство разительное. Особенно нос, глаза и волосы — все очень армянское.
Спасибо врачу
МНЕ КОГДА-ТО РАССКАЗЫВАЛИ О ПОСЛЕДНИХ ДНЯХ замечательного актера Гургена Габриеляна. Умирал он тяжело от рака желудка. И врач, лечивший его, зная, что уже ничего не поможет и, увы, не помешает, разрешил больному курить и даже немного выпивать. Но врач не учел, что перед ним проницательная душа великого актера.
— Нет, доктор, пожалуй, я лучше не буду, — задумчиво сказал Гурген Габриелян, сразу все понявший.
К чести врача, и тот оказался на высоте, мгновенно исправившись:
— Вы правы, но тогда я буду строго следить за тем, чтобы ни единой капли и ни одной сигареты. А иначе пусть вас лечит другой врач.
Спасибо врачу.
Коттедж номер восемь
Да не будет мной пропущено то, что я услышала от композитора Эдварда Мирзояна.
ДМИТРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ШОСТАКОВИЧ ЛЮБИЛ ПРИЕЗЖАТЬ В ДИЛИЖАН в Дом творчества композиторов. Ну понятно: редкая красота, коттеджи в горах, прямо в лесу. Останавливался он всегда в восьмом коттедже. И каждый раз застенчивый, замкнутый Дмитрий Дмитриевич просил, чтобы его беспокоили как можно реже.
В один из таких приездов, смотрю, говорит Эдвард Михайлович, нервный тик Шостаковича усилился. В чем дело? — спрашиваю.
— Да тут один молодой человек начал задавать мне такие вопросы…
— Какие вопросы?
— Как, спрашивает, вы пишете музыку?
— Ну и что вы ему ответили?
— Беру, говорю, перо и бумагу, макаю перо в чернильницу и пишу нотные знаки.
— Превосходно. Отстал он со своими вопросами?
— Нет, — нервно подергиваясь, продолжал Дмитрий Дмитриевич, — не отстал. Что, говорит, вы больше любите — небо или море? Я ответил, что люблю и небо, и море. Но, говорит, что вы любите больше, ведь нельзя же одинаково любить и то и другое. А я вот, представьте, люблю и то и другое в равной степени.
— И Дмитрий Дмитриевич поднес дрожащую руку к щеке — знак высшего волнения.
— Да, да, и то и другое. И небо, и море. Все люблю, — произнес он, чуть ли не всхлипывая. Пришлось утешать этого большого ребенка.
Замечательного ребенка, добавлю я. Вечного ребенка — ибо художника.