Поразительная новость пришла среди лета из США: корреспондент
телеканала «Россия» посетил Патрисию Томпсон, дочь Владимира Маяковского,
и взял у нее интервью. И что же она ему сказала!
ЧТО ОБРАТИЛАСЬ К ВЛАДИМИРУ
ВЛАДИМИРОВИЧУ ПУТИНУ С ПРОСЬБОЙ ДАТЬ ЕЙ российский паспорт и сделать ее гражданкой России,
что она хочет иметь этот святой для нее паспорт, потому что отец ее написал
лучшие стихи об этом паспорте, что отныне она не Томпсон (фамилия мужа) и не
Патрисия, а Елена Владимировна Маяковская. Елена — потому что ее мать (русскую
эмигрантку) звали Элией, и поэт, в 1925 году посетивший Америку и
познакомившийся с ней, а потом и узнавший, что у него родилась дочь, ласково
сказал: «Две мои Элии», ибо Патрисия была вначале Элией.
Не знаю как кого, но меня эта новость потрясла. Как был
бы счастлив Маяковский узнать все это и как все, кто любит этого поэта, рады
сегодня за него. «Время — справедливый человек» (испанская
поговорка). 89-летняя женщина с глазищами Маяковского («невыносимые глаза
Маяковского» по слову Юрия Олеши) с низким бархатным голосом своего отца
(полное торжество генов) сидела рядом с корреспондентом и с жаром цитировала
по-русски с милым акцентом «Стихи о советском паспорте»,
стихотворение, вне всякого сомнения, гениальное. Нет ни одной строчки в этом
шедевре, которая не цитировалась бы по несколько тысяч и даже десятков тысяч
раз. Это же надо было написать такое стихотворение, где не было бы ни одной не
разошедшейся на многочисленные цитаты строки! Подобное числится только за
Грибоедовым и Пушкиным.
Почему-то закрепилось мнение, что «главный»
Маяковский — это Маяковский дореволюционный, дескать, это падение с
дореволюционных высот. Анна Ахматова считала, что Маяковский до революции — это
Лермонтов, после — плакат. Неправда, никуда не делись его мощь и его гениальные
метафоры (да вот хотя бы в этом же стихе о советском паспорте 1929 года и в
стихе, посвященном Татьяне Яковлевой), а уж горечи даже прибавилось — «Я
хочу быть понят моей страной…», «Уже второй, должно быть ты
легла…» и т.д. Да и вещи, в которых поэт прощался с миром — «Во
весь голос» и то, что входит в раздел «Неоконченное», — просто
грандиозны. Никогда и никакую власть он не обслуживал (не приписывайте ему
своих приспособленческих тенденций), он воспевал то, во что всем сердцем
веровал. Он мог сказать о себе словами Лермонтова — «Я чист, как детская
слеза». И это полнейшая и слезная правда. Поэты воспевают не общественный
строй, а свои вечные отечества, которые до самозабвения любят.
Жизненная сила и могущество искусства Маяковского в
потоке лет лишь разрастаются. Главенствующая причина этого героического
неумирания — в поэтическом гении и в нечеловеческой искренности. Вот почему его
так любил Александр Блок, человек в общем-то суровых, неподкупных оценок.
Елена Владимировна Маяковская — так будет написано в
паспорте, который, видимо, сам Путин вручит дочери великого поэта, вознеся
память о нем на еще большую высоту.
Слетайся, телевидение, на торжественную церемонию в год литературы! Вот подарок
провидения.
Выдающаяся сюита
На моем творческом
вечере в Доме Москвы, на котором присутствовала министр культуры РА Асмик
Погосян, я обратилась со сцены прямо к ней вот с какой мыслью-предложением,
которая уже давно не дает мне покоя.
ХОРОШО БЫ, СКАЗАЛА
Я, АРАНЖИРОВАТЬ ВСЕ ЛУЧШИЕ мелодии песен Арно Арутюновича Бабаджаняна, создав что-то
подобное тому, что создал композитор Родион Щедрин, то есть
«Кармен-ситу» на материале оперы Жоржа Бизе «Кармен». Но
для этого нужен высококлассный аранжировщик, такой, каким был, например, Жорж
Гарваренц, к сожалению, ныне уже ушедший из жизни.
Сюита в сконцентрированном виде — это было бы
замечательно, ведь жизнь песен короче симфонических полотен. Материал-то
отменный. Тем более отменный, что
национально ярко окрашенный, а это ныне является редкостью. Да и выдающихся
прибавлений в симфоническом искусстве сегодня во всем мире что-то не
наблюдается. Самое время добавить нечто из ряда вон и исполнять потом во всех
странах. Асмик Степановна очень воодушевилась моей идеей и сказала, что прямо
завтра начнет искать такого аранжировщика. В добрый, как говорится, час!
Кстати, вот еще что. Мне кажется, хорошо бы выделить
особенно поэтичные куски в сценариях Сергея Параджанова (в сценариях и
воплощенных, и оставшихся лишь в виде сценариев) и издать их как стихи. Эти
блестки в его сценариях замечательны. Найдется такой бережный и тонкий
редактор?
С этим моим предложением надо, видимо, обратиться в Музей
Параджанова, а можно опять же в Министерство культуры, которое занимается книгоиздательством.
Есть ли у меня еще
пожелания, адресованные сегодняшнему и завтрашнему дню? Есть. Озвучу их, если
даст Господь, в следующих выпусках «Россыпи».
