С юмором, немного с ностальгией, но без пафоса
Каждый человек справляет свой юбилей в меру своих возможностей, вкуса, характера и фантазии. Кто-то устраивает шумные сборища с обильным застольем, кто-то празднует его в узком кругу друзей и единомышленников, третий — приглашает на свой праздник артистов и музыкантов. Нарек Дурян на свое 50-летие собрал столько близких друзей, единомышленников, артистов, музыкантов и родственников, сколько смог вместить Кукольный театр, организовал для них шумное дружеское застолье, а главное, провел все это с большим юмором и вкусом. Прежде чем пригласить гостей к столам в фойе театра, он около двух часов рассказывал им о тех самых пятидесяти годах прожитой им нелегкой, но в его интерпретации забавной жизни. Рассказал в форме моноспектакля "Се ля ви", премьерные показы которого прошли в самом конце апреля.
Этого веселого, одержимого своей профессией артиста, режиссера и организатора представлять не нужно. Сын выдающихся представителей нашей культуры, он сумел благодаря своему таланту и позитивной активности (а не знаменитой фамилии!) добиться серьезных успехов сам, а затем и помочь многим своим коллегам в трудные периоды политических и экономических потрясений. Вполне обеспеченно проживая в Париже, он ни на секунду не забывал о Родине, своих друзьях и идеалах молодости. Все это и выразилось в его спектакле.
"Се ля ви" — это рассказ о жизни единственного ребенка из интеллигентной армянской семьи, представляемый тем самым ребенком в жанре свойской беседы с друзьями. На сцене практически никаких декораций — стул, выполняющий роль то самолетного кресла, то шезлонга на роскошном пляже на юге Франции, то еще чего-то. Чемодан, из которого он достает нехитрый реквизит, да четыре прожектора, также "играющих" несколько ролей, — от моторов самолета в ночи до яркого солнца на пляже. Вот вам и оформление спектакля. А все пространство заполняет собой сам Нарек. Он рассказывает о встречах в доме отца с Сильвой Капутикян и Паруйром Севаком, с коллегами и друзьями отца — Дмитрием Шостаковичем и Мстиславом Ростроповичем, о том, как жилось обычному мальчику в атмосфере высочайшей культуры и возвышенной атмосферы, царившей в доме. Причем все это с шутками-прибаутками. Затем о наступившем трудном периоде в жизни семьи, когда в ее судьбе произошел коренной перелом, о хороших и добрых людях, без которых немыслим мир. Ну и, наконец, о жизни на Западе со всеми ее плюсами и минусами. О том, как трудно коренному ереванцу привыкнуть к условностям и порядкам жизни за кордоном. О том, как, несмотря на все эти плюсы жизни "там", человека тянет на пусть неустроенную и бедную Родину. К старым друзьям, атмосфере, к самому городу с населяющими его такими разными людьми.
Нарек рассказал все без утайки, и, в зависимости от периода жизни, атмосфера в зале театра менялась — буйное веселье и хохот сменялись напряженной тишиной. Зритель внимал и сопереживал.
Что подкупало и заставляло верить каждому сказанному слову автора и актера? Абсолютно живой язык, типично ереванские шутки с изрядной долей свободы выражения (но без пошлости и развязности) и, конечно, то, что практически все собравшиеся в тот вечер в зале испытали на себе многое из того, о чем говорил со сцены герой вечера. Уверен, многие в тот вечер вспоминали и свою в каких-то деталях похожую жизнь.
По ходу спектакля было высказано много идей, в том числе спорных. Но с главной высказанной мыслью не согласиться невозможно: человек должен оставаться человеком всегда, везде и независимо от обстоятельств. С этой точки зрения спектакль — прекрасный наглядный урок для молодежи, проживающий самый трудный этап жизни нашего общества. Послушать, вникнуть, разобраться…
Вторым актером, задействованным в спектакле, был младший сын Нарека Дуряна. Он появлялся всякий раз, когда отец вспоминал о своих детских годах, — в пилотке и пионерском галстуке этот юный армянин-парижанин выглядел забавно. А с остальными членами этой замечательной семьи все собравшиеся смогли познакомиться и пообщаться уже после спектакля на по-французски элегантном фуршете.
В последнее время мне довелось прочесть много разных воспоминаний советских деятелей искусства, период активности которых пришелся на конец XX века. В массе своей они вспоминают о том, как мучились в советские времена, как функционеры зажимали их большой талант и какими бы великими они стали, если бы тогда им дали развернуться в полную силу. Словом, стало модно выставлять себя жертвами режима. Ничего этого не было в этой искренней сценической исповеди Нарека Дуряна — он просто рассказал о своей жизни. С юмором, с долей самоиронии, немного с ностальгией, а главное — без пафоса и нытья. Поэтому-то ему веришь и сопереживаешь…