Логотип

СЕРГЕЙ ШАКУРОВ: «ЗНАЮ СЕБЕ ЦЕНУ!»

Когда Акоп Казанчян сообщил, что в рамках работы культурного центра "Сценический перекресток" привозит в Ереван Людмилу Гурченко и Сергея Шакурова, было чему обрадоваться — такие мастера! Когда выяснилось, что спектакль называется "Случайное счастье милиционера Пешкина", автор Лысов, обуял скепсис. . . В итоге подтвердилась мысль: даже будучи Пешкиным, мастер не может быть пешкой — столько азарта, актерского гурманства вложили исполнители в спектакль, демонстрируя остроумие, находчивость и чудеса пластики.
Людмила Гурченко встречаться с журналистами отказывается категорически. Так что рассказывать о том, что Людмила Марковна делала этот спектакль "на себя", а партнера нашла случайно, пришлось Сергею ШАКУРОВУ. И вызвать удивление, поскольку, несмотря на всю харизматичность легендарного имени Гурченко, трудно поспорить с тем, что в первую очередь благодаря Шакурову "Случайное счастье милиционера Пешкина" с такой радостью разделил зритель.
— Чем кроме антреприз занят сейчас Сергей Шакуров?
— Про кино вы, наверное, больше знаете — ОРТ, на котором я работаю и "лицом" которого являюсь, транслируют в Ереване. По части театра вы, естественно, менее информированы. Мы вот привезли легкую комедию — во всяком случае такого дурачка я еще никогда не играл. На самом деле, именно в театре я работаю серьезно — это для меня основная пища, хотя она, конечно, не дает поводов для того, чтобы хорошо жить. Но именно там чувствуешь себя артистом. Совсем недавно в "Современнике" состоялась премьера шекспировского спектакля "Антоний и Клеопатра", где я играю с Чулпан Хаматовой. Во МХАТе начинаю репетировать современную пьесу — это приглашение Табакова. А про кино ничего говорить не буду — это такое дело, где ничего не знаешь заранее. Полгода назад закончил работу у Егора Кончаловского — ее сейчас пиарят перед выходом на большой экран. В принципе, в кино я дурака валяю, так — зарабатывание денег.
— "Современник", МХАТ. . . Когда-то вы были "стационарным" актером в труппе музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, там сыграли своего легендарного "Сирано де Бержерака". Сейчас предпочитаете быть вольным стрелком?
— Да, театр Станиславского — последний мой "стационарный театр", из которого ушел почти 20 лет назад. С тех пор постоянно ни в одном театре не работаю. Это был сумасшедший шаг — уход в неизвестно куда. Но так меня больше устраивает. Я знаю себе цену, уверен в себе и тогда знал, что не останусь без работы. Я достаточно востребован — от многого даже отказываюсь. Сериалы на телевидении — этим я не занимаюсь. У меня есть возможность подождать, переждать. . .
— Как вы относитесь к новейшим театральным веяниям?
— Театры сейчас на подъеме, все забиты битком, зритель валом валит даже в самые непрестижные. Постановки, конечно, пошли экстравагантные, иногда мы слишком уходим "влево". Сам я не очень люблю режиссеров, которые правой рукой чешут левое ухо. Вот спектакль, который мы только что выпустили в "Современнике", Кирилла Серебрянникова, чуть ли не самого модного на сегодня в Москве режиссера, — он тоже такой, неоднозначный. Там выкидоны, от которых некоторые люди просто в шоке, — абсолютно голые артисты, фаллос в полтора метра. . . Слава богу, это не в моих сценах. . . Нам с Чулпан это не очень нравится, но тут ничего не поделаешь.
— А какие театральные работы для вас самые дорогие?
— Самая первая работа мне очень дорога. Это Шут в "Смерти Ивана Грозного". Я тогда только закончил учебу. Ивана Грозного играл блестящий Андрей Попов. . . Это моя первая роль — сам ее придумал, сам осуществил. Я хорошо владел телом — был акробатом, сочинил роль — она же почти без текста, сделал лысую голову. Позже в козинцевском "Короле Лире" Даль повторил это с меня. . . Потом очень неплохая была работа с Наташей Гундаревой — "Я стою у ресторана". Ну, естественно, "Сирано де Бержерак". Сейчас играю чеховского Иванова. Будете в Москве — рекомендую посмотреть. Это необычный Иванов. Я сделал его очень сильным человеком. Не слабым, который от безволия стреляется, а таким, который не может найти применения себе.
— Вы тонировали Паганини в знаменитом фильме с Владимиром Мсряном. Удалось сохранить отношения?
— Встретиться с Мсряном у меня не получается. Он знает, что я в Ереване, — приехал я публично, реклама, приглашение на телевидение. Бегать, искать его мне не очень удобно, мне кажется, проще было бы ему подъехать в театр. А работа над "Паганини" была очень интересная. Лично я получил от нее удовольствие. Сожалею, что не получается встретиться.
— В последние пару лет вы появлялись на приемах в нашем российском посольстве, хотя публично о ваших приездах речи не было. . .
— Я часто приезжаю в Ереван — у меня жена армянка, у нее здесь родители, родственники, которым мы помогаем. Вот сейчас кончится эта беседа, попрошу машину, поеду на рынок затариться, потом возьмем Катиных родителей, поедем по магазинам — они научные сотрудники, так что сами понимаете. . . Кстати, Катин отец играет на гитаре и потрясающе поет, в том числе и армянские песни. Вот сейчас наш сын Марат у него — ждет, когда дед придет с работы, возьмет гитару и начнет петь. Это такой кайф!
— И как вам живется с женой-армянкой?
— Чего рассказывать — армянка, она и есть армянка. Катя — театральный продюсер, работала в проекте, в котором я репетировал. Потом возникли проблемы, со спектакля я ушел, ну и ее прихватил с собой. . . Между нами "национального вопроса" не возникает. А вот месяц назад мы были с этим же спектаклем в Баку, а у нас костюмерша армянка — так ее туда не пустили: мол, куда прешь! И мы без костюмерши приехали в Баку. Честно говоря, не ожидал такого. Для меня это был шок — не представлял, что все настолько серьезно.
— Самая яркая из ваших последних киноработ, которую нам довелось увидеть, — Брежнев. Как вам это вообще пришло в голову?
— В моей голове ничего подобного не было. Режиссер Снежкин пригласил меня на роль Чазова — лекаря 5-го управления. Приехал в Питер на пробы, но роль мне как-то не понравилась, и когда уезжал, сказал: "Кажется, не приеду на съемки, так что ищите артиста". А Снежкин возьми и спроси: а что бы вы хотели сыграть? И совершенно ничего не имея в виду — я же понимал, что ни ростом, ни психофизикой абсолютно не подхожу, — просто брякнул: "А здесь играть можно только Брежнева". Он улыбнулся, я уехал. А через неделю мне звонят и говорят, что Снежкин хочет попробовать меня на Брежнева. Ну я вернулся в Питер и сделал очень смешную пробу — операторы ржали. Причем я не валял дурака — честно работал и не делал пародию, и грима никакого не делал — только брови. Правда, брови были уникальные, из нескольких частей — чтобы было предельно подвижно. Поэтому клеили очень долго. Мне специально купили кресло, я приходил в полвосьмого утра на грим, садился в него и засыпал. А через полтора-два часа меня будили, и я шел на съемку. Вот такая вот история.
— Считается, что у Гурченко отнюдь не сахарный характер. Как вам с ней работается?
— Людмила Марковна не театральная актриса, и в принципе ей трудно на сцене — совсем другая форма существования. Это же не кино — сказал пару фраз, сделал паузу, сигарету выкурил. Это — заряд и два часа беспрерывной работы. Тем не менее она очень любит сцену, потрясающе чувствует партнера. Более того, ей это по-настоящему нравится, а это очень важно. А то бывает, выучили текст и — "отбывают" свое на сцене. А Гурченко любит находиться на сцене, она импровизирует, иногда такие монологи загибает. . . Кстати, она сама нашла эту пьесу и стала с кем-то ее репетировать. . . В моей жизни вообще всегда большую роль играл случай. Например, Сирано — это моя звездная работа — начал репетировать в театре Георгий Бурков, а в результате играл я. Так и здесь. До меня репетировали человек пять, и все как-то не складывалось. Я роль унюхал, что ли, ну и сделал.
— Игры случая сделали вас фаталистом?
— Заявляю честно, я не фаталист, не романтик и тому подобное. Я живу сегодняшним днем. У меня маленький ребенок, которому 2 года четыре месяца, и я сейчас больше живу для них. Вот меня часто спрашивают, как я пришел в профессию. Опять же случайно. Я был спортсменом, мастером спорта по акробатике, и мне светила работа в цирке. Но я очень благодарен, что занимаюсь именно этой профессией. И мне пофигу, какая политическая ситуация, в принципе наплевать, кто у руля власти, кто с кем делит деньги, — лишь бы не было войны, каких-то серьезных катаклизмов. Вот так я живу.
— У вас есть настоящие учителя в профессии?
— Есть — Александр Сергеевич Пушкин и Федор Шаляпин. У Шаляпина я всему научился — не петь, естественно, а играть. Каждый день, уходя на мастерство актера, слушал оперные арии и просто песни в его исполнении, вот и учился. Великих учителей в профессии у меня не было. Зато была первая учительница-математичка, от которой я сбежал, поэтому в 5-м классе пришлось сидеть дважды. А после 8-го я вообще сбежал из школы. Позже меня по блату устроил в институт прекрасный драматург и человек Виктор Розов — надо было иметь диплом.
— Кажется, несмотря ни на что, у вас на первом месте работа, на втором — работа. . .
— Наверное. Вот мы летели сюда в самолете, и я оказался у двери. Думаю, господи, на чем мы летаем! Такой сквозняк, такая щель — я замерз к чертовой матери! Чувствовал себя плохо, Катюха мне уже антибиотики давала. Думал, все — развалюсь. А вышел — бам-бам-бам, смотрю — живой, танцую. Сцена даже лечит!