Я спрашивал, собеседник отвечал. Часто категорично. Лицо, известное многим неармянам, а уж армянам известное хорошо, поставило условие — не называть его имени до следующего интервью, которое обещал дать как только у армян пропадет охота менять власть.
— Согласны ли с тем, что сегодня Армения развивается в правильном направлении и ее ждет победное будущее?
— Смешно. О каком развитии может идти речь, когда еще полшага и страна самоликвидируется. Ее просто не будет, нельзя же считать реальностью то, что остается только в памяти.
— В одном интервью, признавшись, что не любите встреч с журналистами, вы сказали, что в рядах оппозиции мало ярких личностей из армянской диаспоры. Имели ли при этом в виду самого себя?
— Себя меньше всего, но десяток-другой решительных, смелых и умных, собранных из диаспоры в одну болеющую за Армению команду были бы в самый раз. При этом я бы не стал называть их оппозицией, неприлично заглядывать им и в кошельки. Помогать сейчас надо не деньгами, а мозгами. Мозги же продолжают утекать. Решение шахматиста Левона Ароняна переехать в Америку — еще одно свидетельство тому. Власть отдает без сожаления, за океаном раскрывают объятья.
— Как представляете себе в системе управления страной тот самый «десяток-другой» болеющих за Армению евро-американских менеджеров?
— Вы пропустили Россию и не сказали к кому приезжать. Во-первых, к Пашиняну уже не приедет никто. Но и к другим — Роберту Кочаряну, Вазгену Манукяну, да к кому угодно, под политическое опекунство приезжать тоже не надо. Мозговой штаб должен работать без оглядки на кого бы то ни было, а только на страну, на результат. Тогда, возможно, что-то и получится.
— В начале своей политической карьеры вы часто обращались к людям, событиям и фактам из исторического прошлого Армении, а сегодня говорите, что общество, ориентированное на бесконечную верность прошлому, обречено на исчезновение, общество, ориентированное на свое настоящее, обречено на застой и только общество, ориентированное на будущее, способно развиваться. С этим можно согласиться и сегодня?
— Вероятно. Но для начала надо, чтобы общество было.
— А у нас его нет?
— Как ни обидно признавать, но в том, что оно может что-то изменить, кого-то изгнать, кем-то заменить, в таком понимании его нет. Есть десятки, может быть, сотни тысяч недовольных, рассерженных людей, которые стоят, слушают и аплодируют.
— А надо?
— А надо сидеть!
— ??!…
— Чем шагать по улицам под патриотические песни и проклинать стократно проклятое, лучше блокировать местопребывание ненавистника многотысячным кольцом непоколебимых граждан и сидеть, сменяя друг друга, пока пустышка не капитулирует.
— А вероятность использования силы в виде полиции?
— А заявление армии о выходе из подчинения премьер-министра и заявление о том, что народ и армия едины? Если правительство направит на народ грубую силу, армия должна сделать свой выбор: либо показывает свою силу, либо становится неопределенностью в камуфляже.
В восьмидесятых годах, если кто помнит, в Южной Корее вспыхнуло протестное движение, оно было жестоко подавлено, авторитарный режим сменился диктаторским. Протесты на время стихли, но вскоре поднялась новая волна непрерывных демонстраций: вначале в восемнадцати городах страны, затем в тридцати семи, потом еще больше, на ноги встало свыше миллиона граждан.
— Помогло? Сумели сменить власть?
— Нет, не сумели. Два лидера оппозиции не смогли договориться между собой, в итоге победил представитель прежней правящей партии.
— Тем самым вы хотите сказать…
— Да, мы, армяне, трудолюбивы, изобретательны, добры. Другие достоинства нации сегодня менее очевидны. Наступило время, когда политикам, пытающимся спасти страну, надо наступить на горло собственной песне. Не уверен, что смогут. Скучно и, главное, непродуктивно с разной степенью резкости и эмоциональности умничать среди своих и для своих.
Вот Савелий Крамаров, замечательный артист, однажды сказал о себе так: «Я обычно играю дураков, поэтому меня везде принимают как своего». И никто на это не обиделся.
— А вы бы обиделись?
— Не знаю.
— Согласны ли с тем, что сегодня Армения развивается в правильном направлении и ее ждет победное будущее?
— Смешно. О каком развитии может идти речь, когда еще полшага и страна самоликвидируется. Ее просто не будет, нельзя же считать реальностью то, что остается только в памяти.
— В одном интервью, признавшись, что не любите встреч с журналистами, вы сказали, что в рядах оппозиции мало ярких личностей из армянской диаспоры. Имели ли при этом в виду самого себя?
— Себя меньше всего, но десяток-другой решительных, смелых и умных, собранных из диаспоры в одну болеющую за Армению команду были бы в самый раз. При этом я бы не стал называть их оппозицией, неприлично заглядывать им и в кошельки. Помогать сейчас надо не деньгами, а мозгами. Мозги же продолжают утекать. Решение шахматиста Левона Ароняна переехать в Америку — еще одно свидетельство тому. Власть отдает без сожаления, за океаном раскрывают объятья.
— Как представляете себе в системе управления страной тот самый «десяток-другой» болеющих за Армению евро-американских менеджеров?
— Вы пропустили Россию и не сказали к кому приезжать. Во-первых, к Пашиняну уже не приедет никто. Но и к другим — Роберту Кочаряну, Вазгену Манукяну, да к кому угодно, под политическое опекунство приезжать тоже не надо. Мозговой штаб должен работать без оглядки на кого бы то ни было, а только на страну, на результат. Тогда, возможно, что-то и получится.
— В начале своей политической карьеры вы часто обращались к людям, событиям и фактам из исторического прошлого Армении, а сегодня говорите, что общество, ориентированное на бесконечную верность прошлому, обречено на исчезновение, общество, ориентированное на свое настоящее, обречено на застой и только общество, ориентированное на будущее, способно развиваться. С этим можно согласиться и сегодня?
— Вероятно. Но для начала надо, чтобы общество было.
— А у нас его нет?
— Как ни обидно признавать, но в том, что оно может что-то изменить, кого-то изгнать, кем-то заменить, в таком понимании его нет. Есть десятки, может быть, сотни тысяч недовольных, рассерженных людей, которые стоят, слушают и аплодируют.
— А надо?
— А надо сидеть!
— ??!…
— Чем шагать по улицам под патриотические песни и проклинать стократно проклятое, лучше блокировать местопребывание ненавистника многотысячным кольцом непоколебимых граждан и сидеть, сменяя друг друга, пока пустышка не капитулирует.
— А вероятность использования силы в виде полиции?
— А заявление армии о выходе из подчинения премьер-министра и заявление о том, что народ и армия едины? Если правительство направит на народ грубую силу, армия должна сделать свой выбор: либо показывает свою силу, либо становится неопределенностью в камуфляже.
В восьмидесятых годах, если кто помнит, в Южной Корее вспыхнуло протестное движение, оно было жестоко подавлено, авторитарный режим сменился диктаторским. Протесты на время стихли, но вскоре поднялась новая волна непрерывных демонстраций: вначале в восемнадцати городах страны, затем в тридцати семи, потом еще больше, на ноги встало свыше миллиона граждан.
— Помогло? Сумели сменить власть?
— Нет, не сумели. Два лидера оппозиции не смогли договориться между собой, в итоге победил представитель прежней правящей партии.
— Тем самым вы хотите сказать…
— Да, мы, армяне, трудолюбивы, изобретательны, добры. Другие достоинства нации сегодня менее очевидны. Наступило время, когда политикам, пытающимся спасти страну, надо наступить на горло собственной песне. Не уверен, что смогут. Скучно и, главное, непродуктивно с разной степенью резкости и эмоциональности умничать среди своих и для своих.
Вот Савелий Крамаров, замечательный артист, однажды сказал о себе так: «Я обычно играю дураков, поэтому меня везде принимают как своего». И никто на это не обиделся.
— А вы бы обиделись?
— Не знаю.
