ВЕЧЕР И НОЧЬ С УИЛЬЯМОМ САРОЯНОМ
Из мемуаров
В шестидесятом в Армению приехал Уильям Сароян. Как раз начинались репетиции его пьесы "В горах моÂш сердце". Он увидел Рачья Нерсисяна и пришÂшл в восторг, на часок-другой уединился с Аджемяном, потом состоялась встреча гостя со всем коллективом. А нам-то как быть? Мы, молодые, надумали встретиться с ним отдельно. Послали на переговоры в гостиницу "Армения" Аво Джрахацпаняна и Норайра Геворкяна. Сами нетерпеливо переминались внизу. Посланцы появились, их губы расползались в улыбке.
– Согласен, один вечер уделит нам.
Ресторан "Арарат" открылся недавно, столы мы состыковали в длинный ряд. ПочÂштное место — Сарояну, там изысканные коньяки, ну а нам – дешÂшвое вино "Раздан". Вечер перетÂшк в ночь, а ночь – в утро. Сароян являл собою для нас иной мир, иной образ мысли, неожиданный угол зрения.
– …не будем забывать, Гитлер тоже наше порождение, не с Луны ведь он упал, его родила женщина. Это и наш грех.
– Любите кино, господин Сароян?
– Очень люблю… если задаром… – И хохочет.
Мы показали сцену с Ростомом и Сейраном, "Из-за чести". Он внимательно смотрел с рюмкой коньяка в руке, сделал кое-какие замечания. Театр он чувствовал и понимал очень глубоко.
К столу подошли дудукисты. Он послушал, попросил того, кто вторил, создавая фон, не играть. А потом: нет-нет, играй, ты нужен…
ЦыплÂшнок табака только-только вошÂшл в Ереване в моду, мы и скажи, дескать, господин Сароян, отведаете табака?
Большие усы зашевелились, глаза – навыкат.
– Табака? Что это?
– Курица.
– Курица что такое? – Запас армянских слов был у него невелик.
– Ну, курица, петух, птица…
– А петух что?
– Кочет, петел, певун, – понеслось отовсюду; мы размахивали руками, изображая взмахи крыльев.
– А, ну да. Допустим…
– Ну вот. ДетÂшныш курицы и петуха. Птенец, их ребÂшнок, их малыш.
– Что такое детÂшныш, а, братец? – Сароян вконец отчаялся, отхлебнул коньяку. – Что за дела, армяне, а понять друг друга не можем…
Кто-то из нас, вроде бы Мгер, не удержался, нетерпеливо выкрикнул:
– Ну табака же, чего тут, цыплÂшнок, цыпка…
– Цыпка? – раскатистым своим голосом возопил Сароян. – Так бы и сказали, а то морочите голову. Поем, конечно. – И захохотал, и мы с ним заодно. Прямо стены дрожали.
Атмосфера была замечательная – непринуждÂшнная, вольная, искренняя, мы блаженствовали, и вдруг входят Давид, Авет и Джанибекян… Нас как ушатом холодной воды окатило. ВсÂш ясней ясного, их направили с партийным поручением, не случилось бы, мол, идеологической ошибки. Подняли бедолаг с постели, погнали в ночь…
Куда деваться, мы их волей-неволей представили, кажется, эту миссию взял на себя Норайр Геворкян. Норайра Сароян сразу же полюбил, он чудно танцевал, Норайр…
– Знакомьтесь, господин Сароян, это наши народные артисты.
– Как то есть народные? Почему народные?
– Ну, словом, наши крупные артисты…
– Они народные, а вы тогда чьи будете?
– Ну, звание такое, господин Сароян…
– Что такое звание? А у вас его нету?
То ли он вправду не понимал нашей жизни, нашей ситуации, то ли не хотел понимать. Как бы то ни было, продолжать не имело смысла. Наши незваные гости решили выполнить свой долг и поочерÂшдно провозгласили тосты.
– …Наша могучая советская родина… У нас есть государственный театр…
– …Нам не страшен империализм… Америка… Мы победим…
– …Мы верные солдаты нашей родной партии… Если нам прикажут, мы сделаем… Скажут, иди дерись – пойдÂшм, скажут, играйте на сцене – будем играть… Мы солдаты…
Политзанятие, да и только… МÂшртвая тишина… Сароян изумлÂшнно выслушивал дикую эту ахинею, потом поднялся, наполнил доверху фужер коньяку, улыбнулся, и зал затрясся от его рыка:
– Э-э-х, м-да… Ну ладно… Ты говори, говори, я схожу отолью…
Джанибекян буркнул что-то под нос, невесть кого выругал, и они, слава Господу, встали.
А Сарояна нет как нет. Пошли посмотрели – стоит у писсуара… и прикладывается к коньяку. Повернулся к нам:
– Ну?
– Господин Сароян, мы ждÂшм…
– Эти, как их… эти солдаты ушли?
– Ушли.
– А, ну, значит, иду… СпоÂшм вместе весÂшлую песню.
Пирушка пошла своим чередом. Песни, танцы, декламация. Он с нами заодно, самый среди нас шумливый, травит анекдоты. Подвал "Арарата" гудит…
Рано поутру вышли на площадь; он прислонился широкой спиной к туфовой стене, окинул орлиным взором площадь.
– В этих машинах кто, армяне? Эти люди вокруг — армяне? Тот вон полицейский – армянин?
– Да, конечно.
– Эти вот хорошенькие дамочки — армянки?.. Все – армяне?
– Да, да.
– Так чего ж нам ещÂш надо? – на всю площадь прокричал Сароян. – Мы все тут армяне. Чего нам ещÂш?
То был едва ли не самый яркий и насыщенный из прожитых мною дней. Он вошÂшл в общую нашу – твою, мою, любого из нас – биографию, и да не изгладится он из памяти.