Воспоминания Георгия и Александра Микаэлянов о своем отце — талантливом тбилисском архитекторе Гранте Микаэляне интересны не только как хроника уходящего времени, но и как кусочек истории грузинского армянства. Живя в США, Александр горячо реагирует на все, что происходит в Армении, а Георгий в Тбилиси немало содействовал организации Посольства Армении в Грузии. Семейная летопись Микаэлянов является своеобразным документом, повествующем о людях, внесших свою лепту в историю архитектуры Тбилиси.
Потомки Абаша Саркавага
Отец родился 2 июня 1909 года в Тифлисе. Семья жила в старом районе — Колортахе, что на Хлебной площади. После советизации квартиру, занимавшую первый этаж здания, "уплотнили", оставив нам лишь две комнаты и "шушабанд". Наше детство прошло во дворе старого перезаселенного 3-этажного дома, в котором мы были "единственной интеллигентной семьей", — в то время это звучало как упрек и создавало нам известные трудности.
Наш прадедушка Геворк Микаэлян родился в Египте, но был вынужден, по неясным причинам, бежать оттуда в Тифлис. В период советизации Армении был разграблен архив Геворка, хранившийся в Ереване у его дочери Фелиции. Наш предок был широкообразованным человеком, владевшим восточными языками, и гипнотизером, известным в Тифлисе под именем Абаш Саркаваг. Его сын и наш дед Михаил Георгиевич Микаэлян женился на Сатеник Мурадбегян, брат которой Александр принял при посвящении в духовный сан имя Хорен и вошел в историю как католикос Хорен Мурадбегян. В 1939 году он был убит НКВД за отказ отдать Берия сокровищницу Эчмиадзина. За убийством католикоса последовали аресты и расстрел его братьев, проживавших в Тбилиси добрейших и интеллигентных Сергея и Левона (последний был награжден орденом за отвагу, проявленную под Порт-Артуром во время русско-японской войны). Бабушка чудом уцелела. . . У нас сохранились письма католикоса, фотографии (в их числе детский снимок с отцом и братом Сергеем) и панагия из перегородчатой эмали, которую он носил, возглавляя в 20-х годах ереванскую епархию. Оригиналы всех этих снимков мы в 80-х годах передали в Госархив Армении.
. . . Михаил Георгиевич Микаэлян был главным бухгалтером Манташева. Однако по натуре он был человеком искусства, виртуозно играл на таре, свободно владел армянским, русским, грузинским, турецким и персидским языками. Был хлебосольным человеком и душой общества, собиравшегося в ту пору в знаменитых ортачальских садах. Его гостями были Спендиаров и Ипполитов-Иванов (заимствовавший у него массу армянских мелодий, ставших впоследствии известными как "восточные") , Мелик-Пашаев. Дед воспитал в детях любовь к искусству. Его старшая дочь Софья стала солисткой Минской госоперы, а вторая дочь — Екатерина окончила консерваторию в Москве по классу фортепиано у Мясницкого.
От Качазнуни до. . . Берия
Отец любил вспоминать годы, проведенные им в детстве в Ереване. Было это в период Первой Республики. Семья жила в Арачнордаране, в резиденции будущего патриарха. Находилась она на месте нынешнего музея Параджанова (сохранился сарьяновский пейзаж с изображением этого дома). Отец не без гордости говорил, что его сажал себе на колени сам Ованес Качазнуни, частенько наведывавшийся в гости к дяде-епископу. Не менее восторженно говорил он и о дяде Хорене, учившем его армянской грамоте.
Атмосфера духовности и высокой культуры продолжала сопровождать его и в молодости, проходившей в дружеском общении с Павлом Лисицианом, Ваней Мурадовым (ставшем позднее известным как Вано Мурадели) , Иосифом Гришашвили, Мелик-Пашаевым и другими деятелями армянской и грузинской культуры.
Отец стал архитектором. По окончании Академии художеств он принял участие в конкурсе на проект здания фзу полиграфпрома, был удостоен первой премии, а спустя какое-то время его вместе с архитектурным начальством города вызвали к первому секретарю ЦК КП Грузии Берия. Он так рассказывал об этом приеме: "Мы вошли в кабинет и прошли несколько шагов, остановившись на почтительном расстоянии. За столом сидел круглоголовый мужчина в очках. Его лицо в профиль казалось мягким и почти приятным. Он повернулся и заговорил, подняв голову. Вздернутая бровь и сжатые углы рта делали его лицо асимметричным. Берия всего-то произнес несколько слов: "Проект победил в конкурсе? Так дайте молодому человеку строить! Начинайте немедленно". Прием окончился, но чувствовалось, что мои спутники охвачены гнетущим чувством страха".
Строительство началось, а в 1939 году "дворец книги", как его называли тогда, вскоре был уже готов. Это сооружение, переименованное позднее в Дом книги, построено, как было принято в тот период, в классическом стиле. Оно и по сей день украшает своим закругленным углом въезд на улицу Марджанишвили с моста Сталина. К сожалению, осуществлена лишь ничтожно малая часть отцовского проекта — кроме расширения Дома книги отец планировал постройку симметричного ему корпуса с другой стороны улицы Марджанишвили для создания грандиозного ансамбля, сравнимого по величию с ансамблем парижской площади Согласия. Отец не сомневался, что осуществление этого замысла преобразовало бы левобережье Куры.
Еще одно прекрасное здание, спроектированное им в стиле французского классицизма, — трест "Груззолото" на улице Пастера, в котором сегодня располагается грузинское отделение Интерпола. Отец активно участвовал и в строительстве Дома железнодорожников, проект которого разрабатывался под руководством его учителя, выдающегося архитектора Тер-Мекелова. Это здание в стиле генуэзских палаццо больше отвечало эстетическим вкусам Микелова — отец же отдавал предпочтение изяществу. . . Однако участие в проекте положило начало его многолетней дружбе с архитектором Эдмондом Тиграняном, навещавшем затем его в Тбилиси и подарившем ему в один из последних приездов монографию об их общем учителе Тер-Микелове.
. . . Последней серьезной работой стал проект дома на углу улиц Палиашвили и Аракишвили, выполненный в хорошем армяно-грузинском стиле и скопированный позднее на проспекте Важа Пшавела. В хрущевское время здание попало в список отмеченных "архитектурными излишествами" строений. Отец тяжело переживал, воспринял это как конец своей профессиональной карьеры. Всего за 3 года он потерял отца, двух обожаемых им сестер и полуторагодовалого первенца-сына, и все это происходило в разгар репрессий, которые, как уже говорилось, не обошли стороной и его семью.
Травле и невзгодам вопреки
. . . В 1941-м отец пошел на фронт. Он прослужил капитаном инженерно-саперного батальона, состоявшего практически из смертников. Он воевал на Волге, Северном Донце и под Москвой, получил награды за боевые заслуги. А в 1943-м был контужен и переведен на службу в Тбилиси.
После войны, демобилизовавшись, он вернулся к зодчеству, но его ожидало еще более жестокое разочарование. В архитектурном цехе появились царьки, которым мешал талантливый и маститый конкурент. Отца лишили доступа к творчеству, оставив ему мелкие работы. Этот удар чуть не сломил не только его, но и всех нас. Спасло лишь необыкновенное терпение нашей дорогой матери, уроженки Лори Веры Асатуровны Антонян. Она окружила отца такой заботой, что он постепенно начал приходить в себя. Но было очевидно, что работа перестала его радовать, он не чувствовал удовлетворения. А его все продолжали отстранять, вытеснять. . . И однажды, устав вконец от такой травли, он решил пойти инженером в "Грузгоспроект". Последней работой стал проект ЗакВО.
. . . Архитектор Тигранян сделал все для нашего переезда в Ереван. После войны по его инициативе отцу предложили пост заместителя главного архитектора города, но, к сожалению, это предложение пришлось отклонить: семья опасалась, что родство с убитым за 8 лет до того католикосом сделает нас мишенью НКВД. Связей с Арменией, однако, отец не терял. У него были хорошие отношения с приехавшим однажды в нам Рафо Исраэляном (отец высоко ценил его архитектурное дарование) , с Марком Григоряном, Сафаряном — автором здания МИД в Ереване.
Особое место в его жизни занимало общение с Ервандом Кочаром, приходившимся нам родственником. Он часто приезжал в Тбилиси, и как-то отец, восторгавшийся гением Кочара, высказал ему недовольство размером постамента памятника Давиду Сасунскому, который, по его мнению, должен был быть втрое выше. Кочар, своей непосредственностью сильно напоминавший нам отца, резко сказал: "Ду шинир!" Единственный отцовский проект в Армении — трехэтажный жилой дом в Кировакане — пострадал во время Спитакского землетрясения 1988 года.
Отец принадлежал к плеяде тифлисских архитекторов-армян, имена которых стали гордостью города. Он был любимейшим учеником Тер-Микелова, а одним из его учеников был главный архитектор Тбилиси Шота Кавлашвили. . .
Menu
