Худрук и директор Ереванского кукольного театра имени Ованеса Туманяна Рубен Бабаян развил совсем уж невиданную прыть и обгоняет в антицерковной риторике самого Пашиняна. Если гауляйтер «бастиона демократии» в три горла кричит о необходимости низвержения действующего Католикоса и принятии какого-то нового «канонического свода» Церкви, то армянский «Карабас-Барабас», несмотря на сдержанно-интеллигентный тон, озвучивает широкой аудитории еще более чудовищные мысли и тезисы, безусловно, навеянные соросовской идеологией, выветрить которую из его головы уже никоим образом невозможно.
А ИМЕННО: БАБАЯН ПРЕДЛАГАЕТ «РЕВОЛЮЦИОННО» РЕФОРМИРОВАТЬ ВЕСЬ ИНСТИТУТ ЦЕРКВИ, ее учение, таинство и традиции. К примеру, выбросить прочь институт целибата и даже сделать женщин священнослужителями, полностью исключить всякое вмешательство духовных лиц в дела политические и государственные. А тех церковников, кто, подобно архиепископу Микаэлу Аджапахяну, «разглагольствует», как выражается Бабаян, о необходимости насильственной смены власти, не сажать в тюрьму, а публично отхлестать розгами.
Приснопамятный католикос Ованес Одзнеци уж точно перевернулся в гробу, узнав, что настало-таки время «скончания времен», ибо лицедеи-безбожники таким вот образом позволяют себе порочить Церковь и ее отцов. Ведь именно Одзнеци когда-то написал знаменитое сочинение о том, как опасны балаганные театры и шуты для неокрепших народных мозгов и как поганят они свод заветов Божьих.
По Бабаяну, Армянскую Церковь следует поставить с ног на голову, ибо ее традиции и каноны давно не коррелируют с прогрессивным мышлением общества и не отвечают его запросам. Худрук думает, что Церковь — это театр, где репертуар составляется по вкусу «погоса», а стиль спектаклей всегда шагает в ногу с веяниями времени, дабы, не дай Бог, театральная касса не оскудела и зрительный зал не остался пустым. Он дает советы Церкви, учит, как ей жить и действовать, как подстроиться под вкусы «прихожанина-гордого гражданина», словно обращается к другому театру через улицу, втолковывая грамотную, по его убеждению, политику администрирования.
Следовало бы спросить этого кукольного худрука, а как бы он отреагировал, если бы какой-нибудь епископ или сам Католикос, или Высший духовный совет Св. Эчмиадзина приставали бы к нему с упреками в том, что его театр давно закоснел, а постановки и стилистика ни к черту не годятся? И начали бы давать советы: дескать, художника-кукольника надобно лишить зарплаты, мастера по свету отлупить за брак, а актеров уволить.
И вообще, в таком-то спектакле кошка должна заменить собаку, енот — осла, а по окончании занавес должен не опускаться сверху вниз, а тянуться снизу вверх и поперек сцены.
БЕЗУСЛОВНО, ХУДРУК БАБАЯН РАЗРАЗИЛСЯ БЫ СТРАШНЫМ СКУЛЕЖОМ и непременно предал бы «театральной анафеме» церковников, позволившим совать нос не в свои дела. Так почему же он считает допустимым совать собственный нос в дела церковные, к тому же умишку его никоим образом недосягаемые?
Интересно, как бы поступил сей «Карабас-Барабас», кабы с требованиями радикально реформировать кукольный театр, поставив его с ног на голову, к нему заявился сам варчапет? А ведь Рубен Бабаян годами трезвонит по всем телеканалам и газетам, что государству надобно предоставить театрам больше свободы и не лезть в их финансово-хозяйственные дела. А тут еще и варчапет объявит, что, кроме финансово-хозяйственных дел, намерен вмешаться со своей цензурой и в репертуар, и в художественную политику. Худрук кукольного наверняка попросту застрелился бы после этого.
Так почему же касаться театра нельзя ни Церкви, ни варчапету, ни «погосам», а влезать в дела церковные можно всем, кому заблагорассудится, включая Бабаяна с его любимым Николом? И вообще, почему Бабаяну можно на всех углах рассуждать о политике и делах государственных, а архиепископу Аджапахяну, которого он предлагает наказать розгами, категорически это запрещено? Кто установил бабаяновские критерии насчет того, что «можно» и чего «нельзя» — сам армянский «Карабас-Барабас» или, может быть, господин Сорос, у которого худрук кукольного театра давно работает марионеткой?
И напоследок: что там случилось с театром «Гой»? Может, служителю искусства, творцу, большому художнику и интеллигенту Бабаяну стоило бы в свое время использовать собственную общественно-гражданскую активность на театральном фронте, отстаивая попранные права собратьев по сцене, а не лезть со своим уставом, как оказывается, в абсолютно чужой ему монастырь?
