— В конце прошлого года Министерство НОКС заявило о беспрецедентном миллиарде, который будет выделен на ремонт, реконструкцию и техоснащение очагов культуры. Как это эпохальное решение отразилось на Ванадзорском театре?
— Никак! Вот абсолютно никак! Мы три года с нетерпением ждем часа начала обещанного ремонта. Каждый раз, когда я вхожу в здание нашего театра, у меня ощущение, что пол уходит из-под ног и я куда-то проваливаюсь. В один прекрасный день это и случится с кем-нибудь из работников театра. Простите, но театр не заслуживает такого отношения! Простите за нескромность, но это не тот театр, который можно отложить на потом. Вот я просто прошу написать большими буквами — «СПАСИТЕ!». Буквально вчера ходил в министерство — мне объясняют, что затянули с проектом, соответственно, мы не вошли в план этого года. Словом, причины отложить каждый раз находятся. Если и в этом году не начнут … Хотя, судя по всему, не начнут. Я вообще не знаю, куда ушел этот миллиард, и вообще ушел ли он, где он? Уже не верю, что он вообще выделен. Я уже готов обращаться ко всем СМИ, театральному миру. В конце концов, каждый коллектив, приезжающий к нам на гастроли, обязательно отмечает — что за чудесный зритель! Так он же не из воздуха возник — это десятилетия работы! Мы не можем его потерять. Так что, я считаю, что реконструкция нашего театра — это проблема всей театральной Армении.
— А что вы как профессор ГИТиК-а и даже бывший ректор считаете по поводу слияния Театрального и Академии изобразительных искусств?
— К этому соединению я отношусь очень плохо. Ставить под угрозу любой очаг культуры, даже самый незначительный, не есть хорошо, а тут речь идет о целой кузнице кадров. Но об этом много говорится, и я хочу немного сместить фокус. Речь ведь не только о слиянии артвузов. Речь идет и о закрытии филиалов ГИТиК-а в регионах. В Горисе его, кстати, уже закрыли… Вот я основное время провожу в Ванадзоре, но с января отказался преподавать в филиале. Потому что почувствовал, что там нездоровая обстановка, какие-то козни — не против меня, просто противный климат. С другой стороны этот филиал, уже третий год все достраивается и достраивается. Сейчас он, бедный, разместился на первом этаже школы, в которой им предоставлено то ли одна, то ли две комнаты. Нельзя! Нельзя учить искусству в таких условиях. Это оставляет свой отпечаток. Но есть и филиал в Гюмри, о котором у меня сложилось прекрасное впечатление. И если вдруг поставят вопрос о его закрытии, это будет нечестно и некрасиво, просто неуместно. Все это я говорю к тому, что дело двигается, когда им занимаются те, кто действительно может и способен его двигать. Если в Ванадзоре найдут в себе мужество всерьез взяться за это дело, заботиться не о личном статусе, не о форме, а о содержании — тогда прекрасно. Но так или иначе, любое закрытие — это плохо. В конце концов, ведь этот филиал работает для всей Лорийской области.
— Министерство все норовит сократить театры, а количество каких-то новых независимых трупп все увеличивается…
— Вот как раз об этом я хотел сказать! Меня все время «беспокоят» мои бывшие студенты, которые работают сегодня в разных театрах, в том числе и в Национальном. Они все создали какие-то студии и очень серьезно ими занимаются, что ощущается по уровню спектаклей, на которые меня постоянно приглашают. Буквально вчера я был в одной из таких студий, которой руководят Нарек Айказян и его жена Цовинар Мартиросян. Пьесу написала семнадцатилетняя девочка, причем о сегодняшнем дне. В спектакле примерно 25 участников, и у них на этот спектакль два состава! Это говорит о том, что молодежи Армении театр интересен. Причем то же Нарек и Цовик сделали в Ванадзоре — приезжают каждый уикенд и занимаются с молодежью. В Ванадзоре студия есть и у Абела Абеляна — тоже все очень серьезно. Это вот так, навскидку. Повторюсь, интерес есть, и очень большой. Просто мы, наверное, не умеем его до конца использовать, как-то структурировать, брать оттуда кадры. Так что я поднимаю свой голос за любые очаги культуры, студии, самодеятельность. Это ведь воспитывает — пусть не будущего актера, но будущего качественного зрителя и просто человека. А это очень важно.
— А чем вы объясняете очевидно возросший после войны зрительский интерес к театру?
— Во-первых, я этому очень радуюсь! Я радуюсь, когда вижу театральные афиши, а на них порядка 15 спектаклей в месяц. На сегодняшний день это просто прекрасно! А насчет того, почему это происходит… Мы все время переживаем стрессы. Не проходит дня, чтобы нас не всколыхнуло очередное «событие». Это же ужасно и неестественно. И естественно, что после большого стресса человеку — и это не всегда осознанно — нужно что-то совсем другое. Что-то доброе, красивое, гуманное — даже если это иллюзия. Что поделаешь — такова наша жизнь сегодня.
— А как армянскому театру правильно воспользоваться этим интересом? О чем говорить со зрителем в первую очередь, тем более, когда очевидно, что публика выходит из спячки?
— Вот недавно в Ванадзоре был назначен старый спектакль «Рузан» по историко-героической пьесе Мурацана, события которой происходят в Арцахе. Я помню, как ее играли в советские времена — «спектакль на патриотическую тему», никто не горел ни этими ролями, ни этим спектаклем. Сейчас совершенно иная ситуация. Как в зале чувствовались тот заряд, та энергия, которую переживали актеры, и как они посылали их в зал! Я сидел на репетиции, и у меня слезы выступали на глаза. Или — 24 апреля мы назначили спектакль «Один час памяти». Понятно, о какой памяти идет речь. Это один из лучших наших спектаклей, и мы просто бережем его. Но я чего-то психанул на репетиции и заявил — все, хватит, вы не в форме, надо закрывать спектакль. Сказал и ушел в свой кабинет. Часа через два вышел идти домой. Все сидели во дворе театра — все, никто не ушел! Если бы ты видела их лица! Вот я сейчас говорю, и ком подступает к горлу… Мы, естественно, сыграли. Очень любят этот спектакль и актеры, и зритель. Это ответ на вопрос, что сейчас надо играть, потому что люди действительно начинают вновь просыпаться и пытаются обрести себя. Конечно, доля истины есть и в том, что нам хватит плакать — надо жить. Я совершенно не против добротной яркой комедии. Я совершенно не настаиваю на том, что ставить надо исключительно патриотические пьесы. Но в любой постановке должен быть сегодняшний посыл. Именно сегодняшний! И не важно, Шекспир это или Чехов, Мурацан или Грант Матевосян. Если твое высказывание откликнулось в зрительном зале, значит ты достиг своей цели, значит театр разбудил душу зрителя.
— А что хочется сегодня поставить лично вам, какое высказывание для вас сегодня крайне важно?
— У меня в душе есть бруковское «пустое пространство» — относительно Гранта Матевосяна. Сегодняшний армянский театр по-моему в очень большом долгу перед ним. Вообще армянское искусство ему должно. Честно признаюсь, раньше я этого не понимал. Когда-то, почти 30 лет назад, сделал «Осеннее солнце» с нашей нынешней звездой Джульеттой Степанян — она два-три года работала в Ванадзоре, когда в Степанакерте театр стал невозможен. И я ничего не сказал этим спектаклем — не получилось. Только совсем недавно понял, почему. Я сделал такой реалистичный спектакль «по законам профессии». В том спектакле не было моих корней… За последнее время несколько раз перечитывал «Хозяина». Он то приближается ко мне, то удаляется. Матевосян это такой объем, такая глыба — совершенно другой масштаб! И если Бог даст, мне удастся осилить это, найти своего Гранта и осуществить эту постановку… Я абсолютно уверен — то, из чего состоит проза Гранта, сегодня необходимо не только мне, оно необходимо всем нам.
