Московский художественный театр им. Чехова привозил в Ереван знаменитый спектакль «Гамлет», в котором Михаил Пореченков исполнял роль Полония и открылся перед знающим его по киноролям зрителем с совершенно неожиданной стороны. Прошло четыре года, и МХТ вновь оказался гостем Еревана. Нынешний визит прославленного театра в нашу столицу проходил в рамках межгосударственного договора между министерствами культуры России и Армении и вошел в число мероприятий, приуроченных к 90-летию Национального театра им. Г.Сундукяна.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ. «КРЕЙЦЕРОВА СОНАТА». ПОСТАНОВКА АНТОНА ЯКОВЛЕВА, кстати, сына замечательного артиста Юрия Яковлева. В заглавной роли Василия Позднышева, человека, исповедующегося перед случайным попутчиком в поезде и всем зрительным залом в убийстве из ревности жены, — заслуженный артист России Михаил ПОРЕЧЕНКОВ. «Мы рады приехать в Армению, не в первый раз на этой благословенной земле, — говорил Михаил Евгеньевич до начала спектакля. — Нас здесь всегда очень хорошо принимают, и нам очень приятно встречаться с ереванским зрителем. Четыре года назад Московский художественный театр приезжал сюда с «Гамлетом» большим составом, и, кажется, спектакль понравился. Так что мы и сейчас постараемся произвести впечатление».
Режиссер спектакля Антон Яковлев так мотивировал свой достаточно неожиданный выбор исполнителя: «Михаил — замечательный артист, это во-первых. К тому же так получилось, что у него оказалось время — он не снимался, как обычно, с утра до вечера. Ну и, главное, мне захотелось посмотреть, каким будет современный Позднышев — не традиционный рефлексирующий книжный персонаж, как обычно играют «Крейцерову сонату», а герой, который живет рядом с нами, ассоциируется с человеком, который может войти в каждый дом, и с ситуацией, которая может произойти с каждым. Вот это было очень важно, и мне кажется, что Миша очень точно перебросил мостик из конца XIX века в сегодняшний день.
А ВСТРЕЧА С МИХАИЛОМ ПОРЕЧЕНКОВЫМ ПРОХОДИЛА В РЕЖИМЕ БЛИЦ всего за час до начала спектакля.
— Не страшно было браться за такую роль?
— Чем больше мы погружались в материал, тем больше понимали, что и где-то в глубине нас это есть, что мы не знаем, какими мы можем быть в критические моменты. Мы не знаем о самых темных силах, которые могут рождаться в нашей душе и вырываться наружу. Но есть Бог, и для того и создан человек, чтобы он мог остановиться . Для этого человеку дан разум. В противном случае возникают такие вот ситуации, из которых выйти невозможно. Про это, собственно, спектакль.
— А каково было вживаться в такой образ и прогонять себя через всю эту гамму терзающих чувств? Тем более что на первый взгляд это вообще не ваша психофизика?
— Это очень сложная работа. Конечно, я совсем не подходил на роль этого персонажа. Во всех обращениях к «Крейцеровой сонате» Позднышев — тонкий рефлексирующий интеллигент, попавший в такую ситуацию, из которой ему не выбраться. А я вроде на интеллигента не очень похож, не смахиваю даже — в боевиках снимаюсь. И вот Антон доверил мне эту работу, и мы с ним попытались пройти этот сложный, тернистый путь. Это самая сложная моя роль в театре, и по сей день остается самой сложной. Вначале мы сидели вдвоем с Антоном, «присваивали» толстовский текст. Но фактически до первого показа человека у нас не было. Мы довели всю ситуацию вокруг до апогея, практически все уже закипели, напряглись, уже назревали ссоры, были сказаны последние, самые страшные слова и — только после этого вдруг включился наш герой. И зажил своей, отдельной жизнью.
.jpg "Миша очень точно перебросил мостик из конца XIX века в сегодняшний день.")
— И вы с ним так гармонично существуете?..
— Когда я на сцене, конечно, вполне гармонично — я его понимаю и оправдываю. Если бы было иначе, не надо было бы выходить к зрителю. Разногласий с ним у меня нет, раздвоения личности — тоже. Но я понимаю, что дьявол — темные силы — живет и во мне, и надо его как-то не выпускать. Еще понимаю, какие финты может выкидывать с нами наше воспаленное сознание — мы даже не можем до определенного момента себе этого представить. Постоянно идет такая сложная исследовательская работа самого себя. Со временем я какие-то ходы стал упрощать, но по страсти и по накалу того, что происходит, всегда пытаюсь выходить на пик эмоционального взрыва. В любом варианте задача спектакля — выдавливать из себя по капле бесов, которых в каждом человеке в достаточном количестве. Такой сеанс психотерапии. Мы постарались этот сеанс возвести в художественную форму. «Крейцерова соната» — это все сложности взрослых мужчин и женщин. Как это обойти — вечная проблема, и ничто не меняется. Каждый раз все приходит на круги своя, и начинаем сначала. Две разные планеты — никогда не кончающаяся история. Поэтому зрители так и реагируют — иногда смеются нервным защитным смехом. Когда понимают, что видят отражение своих же эмоций, а это страшная штука.
— В кино снимаетесь с той же интенсивностью?
— Обязательно, а как же. Сейчас работаю с Кареном Левоновичем Оганесяном. Вот — начинаю называть моих армянских друзей! Мы сняли уже две картины, они сейчас выходят. Первая — «Марафон», вторая — «О чем молчат женщины». Первая — лирическая комедия с Екатериной Васильевой, вторая — со всей плеядой наших женщин-звезд. Скоро на экран выйдет и картина про великого русского борца Ивана Максимовича Поддубного, роль которого я исполняю.
— На сцене МХТ вы, кажется, сейчас заняты только в трех спектаклях. Кино вам все-таки ближе?
— В театре тоже пытаемся репетировать, но это тяжело, потому что занятость в кино колоссальная. Между театром и кино я не ставлю знаков «ближе-дальше», «лучше-хуже» — это разные профессии, в которых артист должен работать. В кино своя специфика, в театре своя, на телевидении своя. Я есть во всех ипостасях. И даже занимаюсь режиссурой, скорее, делаю попытки. Сейчас собираюсь продюсировать документальный фильм о Второй мировой войне — совместно с Первым каналом и Министерством культуры. Мы хотим сделать шестнадцатисерийный фильм «Мифы Второй мировой войны». Там я буду выступать в качестве продюсера, ведущего и, может быть, режиссера.
— Десятки сериальных ролей не давят тяжким грузом на плечи? Ну по крайней мере образ агента национальной безопасности Лехи не влияет на зрительское восприятие, когда вы выходите в «Крейцеровой сонате» и подобных ролях?
— Блестящая вещь — сериал. Дает возможность молодым актерам попробовать себя. Дает возможность актерам заработать, что немаловажно в наши дни, потому что мы знаем: в театре заработки — это, как говорит мой друг Константин Юрьевич Хабенский, жестокое хобби. Мы занимаемся жестоким хобби. А сериалы — прекрасно, замечательно. Посмотрите — есть такие сериалы «Ликвидация», «Исаев», вот сейчас вышел «Жизнь и судьба» — это то, что снимал Урсуляк. До этого была «Белая гвардия». Это прекрасные многосерийные телевизионные фильмы, сделанные по кинопринципу. Было время — такое свободное поле для продюсеров, «отпилить на заходе» называется — тогда сериалы были, конечно, ужасающими. Но сейчас все набили руку. Все понимают — чтобы телепродукт имел успех, нужно делать качественную вещь. А что до агента — Леха живет отдельно, без меня. Ну, я повзрослел, а он нет.
— А кого бы вы не стали играть ни при каких обстоятельствах?
— Мне предложили сыграть персонаж — предателя армянского народа. На полном серьезе! Я прочел сценарий и в какой-то момент понял: что бы ни предлагали, откажусь — «простите, ребята, но у меня есть друзья-армяне, они меня не поймут!»
ЛЕВ ТОЛСТОЙ. «КРЕЙЦЕРОВА СОНАТА». ПОСТАНОВКА АНТОНА ЯКОВЛЕВА, кстати, сына замечательного артиста Юрия Яковлева. В заглавной роли Василия Позднышева, человека, исповедующегося перед случайным попутчиком в поезде и всем зрительным залом в убийстве из ревности жены, — заслуженный артист России Михаил ПОРЕЧЕНКОВ. «Мы рады приехать в Армению, не в первый раз на этой благословенной земле, — говорил Михаил Евгеньевич до начала спектакля. — Нас здесь всегда очень хорошо принимают, и нам очень приятно встречаться с ереванским зрителем. Четыре года назад Московский художественный театр приезжал сюда с «Гамлетом» большим составом, и, кажется, спектакль понравился. Так что мы и сейчас постараемся произвести впечатление».
Режиссер спектакля Антон Яковлев так мотивировал свой достаточно неожиданный выбор исполнителя: «Михаил — замечательный артист, это во-первых. К тому же так получилось, что у него оказалось время — он не снимался, как обычно, с утра до вечера. Ну и, главное, мне захотелось посмотреть, каким будет современный Позднышев — не традиционный рефлексирующий книжный персонаж, как обычно играют «Крейцерову сонату», а герой, который живет рядом с нами, ассоциируется с человеком, который может войти в каждый дом, и с ситуацией, которая может произойти с каждым. Вот это было очень важно, и мне кажется, что Миша очень точно перебросил мостик из конца XIX века в сегодняшний день.
А ВСТРЕЧА С МИХАИЛОМ ПОРЕЧЕНКОВЫМ ПРОХОДИЛА В РЕЖИМЕ БЛИЦ всего за час до начала спектакля.
— Не страшно было браться за такую роль?
— Чем больше мы погружались в материал, тем больше понимали, что и где-то в глубине нас это есть, что мы не знаем, какими мы можем быть в критические моменты. Мы не знаем о самых темных силах, которые могут рождаться в нашей душе и вырываться наружу. Но есть Бог, и для того и создан человек, чтобы он мог остановиться . Для этого человеку дан разум. В противном случае возникают такие вот ситуации, из которых выйти невозможно. Про это, собственно, спектакль.
— А каково было вживаться в такой образ и прогонять себя через всю эту гамму терзающих чувств? Тем более что на первый взгляд это вообще не ваша психофизика?
— Это очень сложная работа. Конечно, я совсем не подходил на роль этого персонажа. Во всех обращениях к «Крейцеровой сонате» Позднышев — тонкий рефлексирующий интеллигент, попавший в такую ситуацию, из которой ему не выбраться. А я вроде на интеллигента не очень похож, не смахиваю даже — в боевиках снимаюсь. И вот Антон доверил мне эту работу, и мы с ним попытались пройти этот сложный, тернистый путь. Это самая сложная моя роль в театре, и по сей день остается самой сложной. Вначале мы сидели вдвоем с Антоном, «присваивали» толстовский текст. Но фактически до первого показа человека у нас не было. Мы довели всю ситуацию вокруг до апогея, практически все уже закипели, напряглись, уже назревали ссоры, были сказаны последние, самые страшные слова и — только после этого вдруг включился наш герой. И зажил своей, отдельной жизнью.
— И вы с ним так гармонично существуете?..
— Когда я на сцене, конечно, вполне гармонично — я его понимаю и оправдываю. Если бы было иначе, не надо было бы выходить к зрителю. Разногласий с ним у меня нет, раздвоения личности — тоже. Но я понимаю, что дьявол — темные силы — живет и во мне, и надо его как-то не выпускать. Еще понимаю, какие финты может выкидывать с нами наше воспаленное сознание — мы даже не можем до определенного момента себе этого представить. Постоянно идет такая сложная исследовательская работа самого себя. Со временем я какие-то ходы стал упрощать, но по страсти и по накалу того, что происходит, всегда пытаюсь выходить на пик эмоционального взрыва. В любом варианте задача спектакля — выдавливать из себя по капле бесов, которых в каждом человеке в достаточном количестве. Такой сеанс психотерапии. Мы постарались этот сеанс возвести в художественную форму. «Крейцерова соната» — это все сложности взрослых мужчин и женщин. Как это обойти — вечная проблема, и ничто не меняется. Каждый раз все приходит на круги своя, и начинаем сначала. Две разные планеты — никогда не кончающаяся история. Поэтому зрители так и реагируют — иногда смеются нервным защитным смехом. Когда понимают, что видят отражение своих же эмоций, а это страшная штука.
— В кино снимаетесь с той же интенсивностью?
— Обязательно, а как же. Сейчас работаю с Кареном Левоновичем Оганесяном. Вот — начинаю называть моих армянских друзей! Мы сняли уже две картины, они сейчас выходят. Первая — «Марафон», вторая — «О чем молчат женщины». Первая — лирическая комедия с Екатериной Васильевой, вторая — со всей плеядой наших женщин-звезд. Скоро на экран выйдет и картина про великого русского борца Ивана Максимовича Поддубного, роль которого я исполняю.
— На сцене МХТ вы, кажется, сейчас заняты только в трех спектаклях. Кино вам все-таки ближе?
— В театре тоже пытаемся репетировать, но это тяжело, потому что занятость в кино колоссальная. Между театром и кино я не ставлю знаков «ближе-дальше», «лучше-хуже» — это разные профессии, в которых артист должен работать. В кино своя специфика, в театре своя, на телевидении своя. Я есть во всех ипостасях. И даже занимаюсь режиссурой, скорее, делаю попытки. Сейчас собираюсь продюсировать документальный фильм о Второй мировой войне — совместно с Первым каналом и Министерством культуры. Мы хотим сделать шестнадцатисерийный фильм «Мифы Второй мировой войны». Там я буду выступать в качестве продюсера, ведущего и, может быть, режиссера.
— Десятки сериальных ролей не давят тяжким грузом на плечи? Ну по крайней мере образ агента национальной безопасности Лехи не влияет на зрительское восприятие, когда вы выходите в «Крейцеровой сонате» и подобных ролях?
— Блестящая вещь — сериал. Дает возможность молодым актерам попробовать себя. Дает возможность актерам заработать, что немаловажно в наши дни, потому что мы знаем: в театре заработки — это, как говорит мой друг Константин Юрьевич Хабенский, жестокое хобби. Мы занимаемся жестоким хобби. А сериалы — прекрасно, замечательно. Посмотрите — есть такие сериалы «Ликвидация», «Исаев», вот сейчас вышел «Жизнь и судьба» — это то, что снимал Урсуляк. До этого была «Белая гвардия». Это прекрасные многосерийные телевизионные фильмы, сделанные по кинопринципу. Было время — такое свободное поле для продюсеров, «отпилить на заходе» называется — тогда сериалы были, конечно, ужасающими. Но сейчас все набили руку. Все понимают — чтобы телепродукт имел успех, нужно делать качественную вещь. А что до агента — Леха живет отдельно, без меня. Ну, я повзрослел, а он нет.
— А кого бы вы не стали играть ни при каких обстоятельствах?
— Мне предложили сыграть персонаж — предателя армянского народа. На полном серьезе! Я прочел сценарий и в какой-то момент понял: что бы ни предлагали, откажусь — «простите, ребята, но у меня есть друзья-армяне, они меня не поймут!»
