Я, наверное, злой человек. Еще бы! Собираются творческие люди, горя желанием удивить мир, пишут пьесы, ставят оперы, играют на радость публике. А тут прихожу я и гремлю саблей, вместо того чтобы срывать цветы удовольствия. Пишу что-то, чтоб поострить насчет деятелей, и все время спрашиваю: "А камуфляж — это что, так нужно?" Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. . .
Хотя есть у меня одно крошечное оправдание. Я люблю театр, как не знаю. . . любите ли его вы. Порой он увлекает меня своим чувством слепо, без рассуждений, без первоначальной причины, отгоняя сознание хоть на время спектакля. Тогда я живу спокойно — да ведь это прелесть! И ухожу из театра с легкостью необыкновенной, и руки тянутся к перу. Однако ж, когда смотришь, бывало, на сцену и предмет, вот уже соткавшийся из воздуха, вдруг улетучивается, резоны испаряются, виновник не отыскивается, обида становится не обидой, а фатумом, чем-то вроде зубной боли. И избавиться от нее ну никак невозможно. И хочется стену побольнее прибить.
Кажется, Рихард Вагнер был первым, кто повернулся лицом к оркестру, — до него дирижеры работали лицом к зрительному залу. Интересно, не родилось ли у Карена Дургаряна желание нарушить вагнеровскую традицию? Потому что слушать оперу Тиграняна "Давид Бек", премьера которой в постановке Гегама Григоряна и оформлении Гриши Саакяна состоялась недавно на сцене Национального театра оперы и балета, не глядя на действо, ей-богу, времяпрепровождение в данном случае гораздо более привлекательное.
Дургаряну хорошо — сиди себе в яме, откуда и сцены-то не видно, смотри в партитуру, занимайся своим благодарным делом. А публике каково? Кресла в театра комфортабельные, но усесться в них спиной к сцене нет никакой возможности — вот и приходится зрителю наблюдать умопомрачительный китч, мешающий звуковому восприятию, и только руками разводить.
Нет, появившиеся с первыми звуками увертюры в левом отсеке сцены люди в камуфляже — радисты-саперы, медсестры с красным крестом на сумке — еще ничего особенного не предвещали. Ну мало ли. . . Герои войны недавней, вдохновляемые светлым образом героя дней минувших. И даже в первой картине при виде вооруженного по последнему слову техники хора возникла лишь легкая досада — ну зачем же так топорно-современно!. . Но вот дело дошло до царских палат и совсем заплохело: это слепящее многоцветие в нелучших традициях ресторанов иранской кухни. Батюшки светы! Кто такие эти гусар-девицы в бирюзовых трико, черных сапожках и золотых киверах? Откуда взялись эти Гавроши-кинтоши в огромных кепи и пронзительно-синих шальварах такой ширины, за которыми разглядеть танцы-прыжки исполнителей нет никакой возможности?
Пред ясные очи царя Вахтанга, витязя в барсовой шкуре, предстал фактурный мужчина в папахе а-ля Махмуд Эсамбаев все в том же камуфляже и. . . Нет, плащ-палатку я бы еще с большим трудом, но выдержала. Но пятиметровая шелковая накидка голубой феи на косой сажени в плечах — это же туши свет! И услыхав в антракте в фойе из чьих-то уст воспоминание о Давиде Беке — Давиде Маляне, только и гнала от себя шальную мысль: при том роскошном герое оставалось бы нынешним исполнителям разучивать одну на всех роль Тени отца Гамлета.
После семилетнего перерыва Министерство культуры предоставило Национальному оперному театру 45 миллионов драмов — деньги по нашим меркам неслыханные — на три постановки: "Аршак Второй", "Давид Бек", "Саят-Нова". Все три — отечественные оперы, призванные возрождать национальный дух и воспитывать патриотизм. Патриотизм, который сегодня ставится во главу угла и дает вольную волю деятелям искусств. Спекулируй — не хочу! Под "патриотический" проект деньги можно получить гораздо быстрее, чем под какой-нибудь другой, если под другой их еще вообще можно получить. А кому придет в голову потом критиковать, кто рискнет замахнуться на святая святых? О том, что на святая святых замахиваются, опошляя все и вся, именно такие произведения искусства, у нас стало принято не замечать.
Вот только не надо сказок про модернизм — мы, мол, такие продвинутые, а вы, мол, заболоченные и закостенелые, мир, мол, ушел далеко вперед, а вы, мол, все не сойдете с накатанной колеи. Знаем, слышали! И видели. И макбетов в фашистских плащах со свастикой, и. . . Стоит ли долго и бессмысленно перечислять? Ответ на вопрос, почему конкретную историческую личность, национального героя, при виде которого, кстати, даже сам грозный Петр I выпал в осадок, надо выставлять в таком условно-забавном виде, все равно не отыщется. И вообще, мухи отдельно — котлеты отдельно. Китч, вкусовщина, отсутствие единства замысла и достойных форм его реализации — сами по себе, а модерн — сам по себе.
. . . А когда в финале балаганный "патриотизм" накрылся огромным разверзшимся прямо с колосников национальным триколором, стало и вовсе неуютно. Не приходило в мою недогадливую голову, что национальный флаг можно использовать как бумажный фантик, в который можно завернуть все что угодно, как ширму, которой можно прикрыть творческую наготу.
Государственный заказ на духоподъемность обернулся фанерными фантазиями, напоминающими пионерский драмкружок. Великая победа искусства оказалась отложенной. Героика не состоялась. А счастье было так возможно, так близко. В общем, хотели как лучше, а получилось — как всегда.