Логотип

ТРИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАЙЦА

ВОПРОС НАЗРЕВАЛ ДАВНО – ЛЕТ ЭДАК  50-60 — И УСУГУБЛЯЛСЯ С КАЖДЫМ ГОДОМ. Гром гремел многажды, но ни один мужик не спешил перекреститься, дрых себе в ухе осла, как говорит народная поговорка. Кто ж не знал, что большинство приграничных районов республики страдает от нехватки воды, а некоторые и вовсе ее лишены — там воду дают по часам, да и то не каждый день.

В любой стране подобные проблемы решались чуть ли не каждый год. Перекрыть русло какому-нибудь чересчур ретивому ручью и попросить его орошать виноградник или высокогорные луга — чего уж проще…

               В данном случае дело обстояло так: крайне нуждались в воде семь приграничных районов, по другим подсчетам, двенадцать то ли тринадцать. Такой разброс мнений объяснялся спецификой подсчета: или территорий, совсем лишенных природной воды, даже колодезной, или с мизерным количеством, которого не хватало даже для полива индивидуальных огородов, с которых кормится все крестьянство, не говоря уж о поливе засеянных участков, воду для которых приходилось постоянно «выбивать»  чуть ли не с боем, или же брали в расчет все уцелевшее население в приграничных районах, которое следовало удержать в селах любой ценой.

Такой же разнобой был и в вопросе переброски около десятка маленьких речушек, которые в сумме образовали бы довольно вместительный водоем. А уж сколько копий было сломано, сколько замков сокрушено, сколько голов разбито из-за места будущего водохранилища! Действительно, где его строить – южнее или севернее, западнее или восточнее, очень крупное или три поменьше? Было еще несколько незначительных проблем – настолько несерьезных, что в докладе о них и упоминать не стали – их предстояло решать в процессе строительства «армянского проекта века».

Прений почти не было. Единогласно проголосовали за создание комиссии, которой предстояло выбрать место для будущего резервуара, разработать проект и представить смету на утверждение правительству, а потом, как всегда, заняться изысканием финансовых ресурсов.

ТАКИМ ОБРАЗОМ, РЕШАЛСЯ, ВО-ПЕРВЫХ, ВОПРОС ПОЛНОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ водой всех приграничных и безводных районов страны – причем водой, которая фактически пропадала, не использовалась, утекая в буквальном смысле за границу, да еще в страну, которую иначе как враждебной и назвать было нельзя. За последние 60 лет о бессмысленной пропаже этой воды осмеливались говорить немногие. Во-вторых, для осуществления проекта потребовалось бы огромное количество рабочих рук. Что же касалось стройматериалов – слава богу, который засыпал ими Армению в баснословном количестве, лишь бы камнерезов хватало. Армянский труженик испокон веков был строителем, созидал  и строил, строит сегодня и будет строить завтра. Как резко сократилась бы безработица, а может, и вовсе сошла на нет… Ну, и в-третьих, такая стройка, тем более если строить два или три водохранилища, могла не только остановить миграцию, но и потребовать громадных людских резервов – и все хопанщики из России вернулись бы, и беженцев из Сирии привлекли бы, и отряды волонтеров-армян со всего света приехали бы… Одним ударом сразу три зайца были бы убиты, да каких зайца! Учитывая масштабность и государственное значение «армянской стройки века», зайцы обретали статус государственных. Это тебе не морковку с огородов таскать…

Все уже было предельно ясно, заседание шло к концу, и по привычке секретарь обратился к присутствующим и спросил, нет ли у кого вопросов. Вопрос был у очень рядового начальника, какого-то Мхитаряна Меликсета, который успел лишь произнести:

— А не воспротивится ли соседняя республика…

Его кто-то грубо прервал, проворчав с места:

— А ей какое собачье дело до того, что мы строим в нашей стране? У кого мы должны спрашивать, как нам жить?

Меликсет Мхитарян продолжал, будто и не слышал грубой реплики:

           — …потому что в любом случае она лишается всей воды, которая веками текла с территории Армении на ее территорию. Они привыкли пользоваться нашей водой, развивать свое сельское хозяйство, орошать сады, посевы, бахчи.  И потом, это прекрасная горная питьевая вода, которая во всем мире ценится на вес золота. Если ее перекрыть, огромные районы по ту сторону границы через два­три года превратятся в безжизненную пустыню и население будет вынуждено покинуть их…

— Вот и очень хорошо, пусть катятся к чертовой матери, — выкрикнул тот же грубый голос, — нашей водой пользуются, и наших жеребят на границе каждый день убивают…

Министр, аккуратно собрав свои бумаги, спокойно заметил, что каждое государство вправе распоряжаться собственными природными ресурсами по своему усмотрению:

 — Мы же не получаем никаких доходов с их нефти. А ведь нефть тоже природный ресурс. Им с нефтью повезло, а нам нет. Но нам повезло с водой. Почему же она не должна служить только нам?

У МИНИСТРА БЫЛА ОЧЕНЬ ПРАВИЛЬНАЯ ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО МУЖА позиция – любой сложный вопрос решать быстро, но спокойно и буднично, без нервов и крика. Но Мхитарян не унимался, и, как в знаменитом анекдоте, было непонятно, он за себя или за тигра. Не унимался и обладатель грубого голоса, который, полупривстав, метал гневные взгляды на окружающих —  мол, чего не поддерживаете, неужели в этой стране совсем уже всем на все наплевать…

— А все-таки, —  продолжал Мхитарян, — вдруг большой международный скандал получится?  Они же, даже когда кругом виноваты, скандалят, а тут их воды лишают. Вон Турция – сама российский самолет сбила,  да еще на чужой территории — и сама же побежала жаловаться. Это турецкий национальный характер – полное отсутствие чести, справедливости и достоинства, только звериная хитрость и подлость… Да и утвердит ли правительство такой проект?

— Думаю, что утвердит, – сказал министр, сходя с трибуны и направляясь к своему месту в президиуме.

— А если не утвердит? – захлебываясь, взорвался-таки грубый голос. — Пусть тогда люди вспомнят о двух миллионах безвинных жертв Геноцида!

— Пусть вспомнят тысячи умерших от жажды детей и женщин в пустыне Дейр-эз-Зор!

— Пусть вспомнят гибель Зохраба и Сиаманто!

— Пусть вспомнят потерявшего от их дикости разум Комитаса!

— Пусть вспомнят безумие варваров из Сумгаита!

— Пусть вспомнят будапештский топор, с которого еще капает неотомщенная кровь убитого во сне парня, и пусть падет она на голову того, у кого дрогнет рука и он не проголосует за этот проект!

— Я первый готов день и ночь бесплатно работать на этой стройке, только чтобы лишить этих мерзавцев воды! И таких, как я, сотни тысяч! Да вся передовая мыслящая молодежь поддержит это святое дело…

         Голоса умолкли. Заседание грозило стать неуправляемым. Министр снова вышел к трибуне, подождал, пока утихли громкое перешептывание и грозный гул в зале, и опять-таки очень спокойно и уверенно произнес:

 — Все, что здесь прозвучало, возможно, слишком эмоционально, но правильно, мной предусмотрено и продумано. Но дело в том, что есть и запасной вариант. Если вопрос будет поставлен на высоком международном уровне, мы, пожалуй, можем согласиться с тем, чтобы приостановить этот проект, при следующих непременных условиях: все соседние с нами страны безоговорочно признают независимость Нагорно-Карабахской Республики и подписывают с ней мирный договор —  под эгидой ООН, Совета Европы и Европарламента…Турция признает Геноцид 1915-1923 годов и возвращает наши исторические земли согласно Севрскому договору … Если ей так дорога вторая турецкая республика, она не захочет лишить ее воды… А потом мы вернемся к вопросу обеспечения водой наших приграничных районов. Время работает на нас. Будем работать и мы, господа.