Еще живы его друзья, те, кто помнит его рукопожатие, его печальную улыбку. А для более молодого поколения имя Галенца сделалось едва ли не легендарным.
Галенцу исполнилось 5 лет, когда в том трагическом 1915 году турецкие ятаганы пролили кровь полутора миллионов армян. «Не было у нас детства. Ведь мы были армяне. И мы были сироты». Эту фразу из повести Андраника Царукяна «Люди без детства» мог бы повторить и Галенц, как и многие западноармянские художники его поколения, испытавшие ужасы резни, грозившей поголовным истреблением целому народу. Но боль и гнев не оглушили его: он выдержал, вышел из своего горя с незамутненными глазами. И это перелилось в его картины, позволило ему дарить людям радость.
Галенц приехал на свою историческую родину после войны известным художником, уже осознавшим великую истину, что личность способна утвердить и защитить свою суверенность, лишь следуя примеру Антея — припадая к родной земле, к духовной основе народа. На земле вновь обретенной родины он построил дом. После его смерти жена — художница Армине Галенц — надстроила домик вторым этажом и отвела это помещение под выставку его работ, а сын позже вырыл подвальное помещение, которое вполне можно назвать этажом. И в этом доме в три этажа, ушедшем нижним — в скалу, а верхним — устремленным в небо, мне посчастливилось побывать с группой московских писателей уже после смерти художника.
…Было солнечное утро ранней ереванской весны. В доме Галенца ярком, спокойном, так необходимом для восприятия свете, цвели картины художника. И все было знакомо и радостно в этом мире, сотканном Галенцем из воздуха, гор, солнца, деревьев и цветов Армении. Хотя художника не было среди его созданий, но мы ощущали его присутствие — между нами и его картинами рождались странные, неожиданные сцепления. Мир, оказывается, уже включил в себя его существование, хранил память о нем. Картины поселились на этих стенах, заключая в себе вечное движение живой жизни. Словно само солнце пришло в гости и расцветило немые стены, заставило картины заговорить, засиять всеми цветами спектра.
В живописи Галенца нет ничего рассчитанного на легкий успех — при всем своем «простодушии» его живопись мудра, при всей простоте — сложна, таинственна, а легкость исполнения не исключает изощренности глаза, чувства, техники. У него свое особое, ему одному присущее восприятие, он видит мир «по-галенцевски». Этот мир заключает тайну, он фантастичен, а подчас причудлив. Поэтому каждую отдельную картину воспринимаешь как деталь, фрагмент большого галенцевского мира, и она жива тем, что органически монтируется в этот мир, является его частью.
Муза Галенца — светлая, наивная — не знала лжи. Пройдя через Геноцид, через горе и разрушения, через другие испытания, он понял, как прекрасна и незаменима человеческая стойкость. Художник знал всю горечь нищеты, но все же не было человека счастливее, чем он — ведь художник владел всем миром, полным мрака и слез, света и радости. Творец и мыслитель, он забывал обо всем, когда натягивал на подрамник холст. Тогда совершалось чудо. Кажется, что эти картины выводила рука доброго бога — так они прекрасны, будто созданы в лучшие мгновения жизни. Лишь сердце, которое не может не любить и остается плененным земной красотой, способно создать эти полотна, нужные людям, как хлеб и кров.
Галенц прошел испытание совестью перед временем и людьми. Его живопись напоена соками жизни, подлинным, «из первых рук», ощущением природы. Возможно, именно от этой первозданности и идет та энергия, которая даже трагическое озаряет светом высокой гармонии и заставляет каждый миг ощущать как торжество жизни.
Звучание полотен Галенца полифонично. Вглядитесь! Вам не хватит целого дня, чтобы разобраться в психологической бездне, содержащейся в его портретах. Каждый портрет — характер, начиная от мальчика в широкополой шляпе, упрямого, живого, с грустью в глазах, до мудрого Эренбурга, одухотворенной Майи Плисецкой и многих других. Что за океан чувств хлещет с этих полотен! Герои их живут свободно, раскованно.
С неутомимым терпением средневекового мастера Арутюн Галенц отдавался работе, создавая свои композиции, искал и находил цвета, мощные и изысканные одновременно. Ни разу, кажется, светоносная кисть Галенца-живописца не положила ни одного мрачного мазка. Вопреки всему, он упрямо творил свой мир. Исполнение его лишено трагических обмолвок, как и его рисунки — лишнего штриха, а декорационные композиции — лишних оттенков. Ни разу уточенная кисть мастера не сделала ни одного неверного движения. Могучий инстинкт преобразовывал все в его полотнах в упорядоченную игру красок и пластики. Во многих картинах — «Ночью», «Натюрморт с фигурой», «Урожай» — радость и печаль человеческого духа, освободившегося от бремени неразрешимых проблем, от неразберихи, царящей в умах и сердцах.
Богатая, насыщенная до краев плодотворная жизнь в искусстве соединила Галенца со многими замечательными представителями культуры. Мартирос Сарьян, Илья Эренбург, Александр Гитович, Александра Пистунова, Александр Дымшиц, Дмитрий Молдавский, Рубен Зарьян, Рафаэль Арамян, Арто Чахмахчян, Майя Плисецкая, Раиса Мессер, Левон Мкртчян… Эти люди вошли в мир Галенца личностно, с их высокими помыслами, стремлениями, творчеством. По праву таланта он сам вошел в их жизнь и оставил значительный след в их творчестве. Удивительна константа их творчества: все они тоже знали горькие минуты неудовлетворенности и сомнений, но никогда не теряли уровня.
Почему созданные Галенцем творения переросли национальные границы? Может быть, дело в его исключительной, безупречной технике? Нет, разумеется. Ремесло, пусть даже величайшей пробы, никого еще не возводило к вершинам художественного творчества. Главное, мне кажется, в духовности искусства Галенца. Именно она выдвинула его в ряд уникальных явлений в мировом изобразительном искусстве. Глядя на пронизанные солнцем картины, на их словно звенящие краски, теряешь иной раз ощущение реальности. Все внешнее исчезает — остается лишь пронизывающее и интенсивное духовное излучение.
Теперь искусство Галенца дает уроки, и, возможно, еще не раз его живопись сыграет решающую роль в жизни художников, имен которых мы еще не знаем. Воспитывая вкус, чувство гармонии, облагораживая душу, разве не является оно продолжением биографии, новой страницей жизни художника?