С Микаелом ПОГОСЯНОМ, к своим многочисленным отечественным и международным наградам прибавившим звание народного артиста Республики Армения, интервью решила делать сразу после официального высочайшего признания его заслуг перед отечественным искусством. Потом решила погодить — слишком большую волну возмущения подняла последняя «раздача слонов». Микаела Погосяна она, естественно, не задела – его талант, заслуги, любовь к нему публики, а значит «народность» очевидны даже самым заядлым скептикам. Пена поднялась и сошла, унеся с собой мусор, а Микаел Погосян остался стоять! Полный новых творческих планов.
— Звания – давно уже больная тема. Кто-то готов заложить за звание свою бессмертную душу, кто-то относится со скепсисом и даже на афишах не пишет — мол, не отказался просто, чтобы не злить власть. А что скажешь ты?
— По большому счету звание – это признание народа. Есть много людей искусства, которых узнают, они популярны. Но самое главное, когда народ тебя не только узнает, но и уважает. Это и есть признание – как заслуженного человека, как народного артиста. Пусть не прозвучит самонадеянно с моей стороны – я чувствую это уважение. А то, что где-то в верхах долго не могли принять по этому поводу решение – это была их проблема, не моя. Меня полностью удовлетворяло то отношение, тот импульс, которые я получаю от людей. Когда незнакомые люди на улице с улыбкой здороваются и говорят какие-то приятные слова… Узнаваемым я стал давно, но на протяжении лет эта узнаваемость обрела совершенно другие краски. Я почувствовал, что наконец заслужил уважение народа. Даже пошутил на своей страничке в соцсети: «был инородным – стал народным».
— А если по работам? Когда ты почувствовал в отношении к себе эти другие краски?
— С момента, когда начал делать свои проекты. Потому что именно тогда я стал демонстрировать свое личное отношение к действительности. До этого просто исполнял роли, которые не я придумывал, мне предлагали, я их исполнял с той или иной мерой успеха. Но с того момента, когда нарисовалась моя собственная позиция, вот тогда что-то изменилось…
— То есть с «Хатабаллады»?
— Ну да. Я не работал на стационаре, строил иллюзии, что когда-нибудь какой-нибудь режиссер предложит какую-то серьезную роль. Это все были именно иллюзии. До того момента, пока я не понял, что надо самому начать новый путь. Стечение обстоятельств, эти черные годы… Мы встретились с Арменом Амбарцумяном — не только страна была в кризисе, но и каждый из нас. И мы вместе задумали сделать то, что выведет нас из этого транса. Так родилась «Хатабаллада». Потом оказалось, что из транса она вывела и многих вокруг нас. В общем я принял это решение и до сих пор ему верен — одиночка, который как бы пытается искать единомышленников.
— Тем не менее, насколько мне известно, сейчас ты снимаешься в российском проекте, посвященном, правда, Спитакскому землетрясению.
— Без таких «походов налево» сложно реализовывать собственные проекты. Да, снимаюсь и чувствую себя очень хорошо. Не надо доставать деньги, решать миллион вопросов. А тут полный комфорт, замечательная команда, прекрасные партнеры — Константин Лавроненко, Маша Миронова, наши друзья-артисты. Это проект Рубена Дишдишяна, снимает Сарик Апресян — огромный проект, который собираются представить от Армении на «Оскара». Я уже отработал свой «московский период», сейчас группа приедет снимать в Ереване и Ленинакане. Это история — первые три дня землетрясения. Свою роль я выбрал сам – сильный, суровый человек по имени Ерем.
— А какие собственные проекты ты считаешь для себя этапными?
— «Ереван Блюз», в котором родился персонаж Апетик, сначала больше похожий на юродивого. Но уже как бы в продолжение картины «Ереван джан», где я был и режиссером, и сценаристом, он стал тем Апетиком, чья чудаковатость сменилась поступками для этого города. Он пытается что-то поменять, в частности, атмосферу этого Еревана. Даже приходит к гадалке, чтобы снять с города порчу. Фильм начинался с ситуации, которая случилась со мной в жизни, и я не мог ее переварить — хотел задать вопрос президенту, а меня очень грубо оттолкнула охрана. Это вошло в картину. Правда, в финале фильма все круто изменилось: когда президент видит, что мой персонаж босой, как и весь народ, он тоже разувается… В чем была идея? Или накорми- одень-обуй народ, или сам будь такой, как он. Награду «Лучший киноактер двадцатилетия» я получил именно за эту роль. И для меня это было очень важно…
— Ну, думаю, эту награду тебе дали бы за любой фильм этого периода. Всем понятно, что ты лицо армянского кино первых десятилетий независимости. А все-таки, что для тебя главное в собственных проектах? Личная независимость?
— Не просто личная. Все мои проекты про армян. Все мои образы, герои – это армяне. Часто одним из персонажей становился сам Ереван. Потом был спектакль «Добро пожаловать», который для меня тоже стал очень серьезным. Меня захватила идея единения – трое армян из разных стран, уже носители разной ментальности и культуры. Из этого родилась трилогия, к которой к теме единения добавилась еще одна – такое посвящение отцам. Это Welcome, Welcome, папа и Thank You, Dad. Каждый проект для меня по-своему дорог, потому что я делаю это не ради самоутверждения, а потому что считаю — сегодня это темы важные и нужные.
— То есть вот так концептуально-программно?
— Именно. Например, фильм «Если все…» Рано или поздно я должен был сделать что-то на тему Карабахской войны. Прошли годы, и я понял, что не могу не снять кино о людях, которые через нее прошли. В фильмах того периода я очень конкретно касался политики, нашей действительности – все это меня реально волновало. Потом понял, что есть темы более важные: нравственные темы. Например, тема любви. Ведь любое творчество – это объяснение в любви. Сейчас мне захотелось поговорить именно об этом, потому что сейчас мы дошли до последней точки безнравственности. Обрели независимость и лишились морали. Беспредел, который сейчас происходит! Я считаю, что сегодня каждый человек, который поднимается на сцену или снимает кино, просто обязан трубить об этом. В конце концов, искусство – это уход от реальности, когда ты ищешь того, чего нет, но чего бы хотелось. Почему сегодня в таком ходу комедии? Потому что зрителю трудно пребывать в нашей действительности. Его надо поддержать. С ним надо говорить о чем-то главном. Да, бывают трудные минуты, но нельзя терять лицо, устои, традиции. Возрождение рано или поздно состоится.
— Принято считать, что актер – человек психологически зависимый. Твоя тяга к творческой независимости – это черта характера или вынужденная посадка?
— Я долго думал над тем, чем может актер изменить нашу действительность. Думаю, надо придумать героя наших дней – не героя войны, а нормального интеллигентного человека — и сделать сериал. Да, сериал! Чтобы народ долго и подробно видел, на кого надо равняться, с кого брать пример. Вот сейчас мы начинаем картину о творческом человеке. Мария Саакян, молодой, но уже очень успешный режиссер, сделавшая несколько картин в России и получившая премию «Айяк» за картину «Алаверди», сейчас работает над сценарием. Идея моя. Мне хочется работать с Марией – уверен, смогу что-то переосмыслить, на что-то взглянуть новыми глазами. В марте запускаемся… В конце концов, все мы сначала рождаемся людьми, а потом уже приобретаем профессию, которая не отменяет в тебе человека. Хорошо бы, чтобы в твоем некрологе говорилось не только о том, что это был прекрасный актер, а что был достойный, принципиальный человек, к тому же хороший актер. Профессия – это способ стать человеком. Надо в искусстве совершать поступки. Я, кажется, пережил свою профессию. Быть просто актером, исполнителем – мне это даже не неинтересно, извините, унизительно. По мне, искусство ради искусства – это не интересно. Если ты самовыражаешься, скажем, через Шекспира, задай себе вопрос – а ты имеешь на это право? Искусство требует жертв, но не всегда от этого выигрывает. Как можно убежать от нашей действительности? Сегодня столько проблем! Это общество нуждается в интеллигенции, слове художника.
— Ты всерьез в это веришь?
— Конечно. По крайней мере такие люди есть. Другое дело, что их становится все меньше и меньше. И с этим надо срочно что-то делать, иначе потом восстановиться будет очень трудно. У нас все равно есть прекрасный зритель. Он есть всегда! Есть люди, которые живут в этом городе не по предлагаемым правилам, а по своим собственным. Есть потенциал, хотя его всячески пытаются уничтожить. Забудьте, олигархи и власть предержащие! Вы больные люди, и чем больше у вас денег, тем более усугубляются ваши болезни. И неизвестно, получите ли вы когда-нибудь отпущение грехов. В этом городе, слава богу, еще остались люди, не теряющие достоинства. У этого города еще такой запас положительной энергии!
— Звания – давно уже больная тема. Кто-то готов заложить за звание свою бессмертную душу, кто-то относится со скепсисом и даже на афишах не пишет — мол, не отказался просто, чтобы не злить власть. А что скажешь ты?
— По большому счету звание – это признание народа. Есть много людей искусства, которых узнают, они популярны. Но самое главное, когда народ тебя не только узнает, но и уважает. Это и есть признание – как заслуженного человека, как народного артиста. Пусть не прозвучит самонадеянно с моей стороны – я чувствую это уважение. А то, что где-то в верхах долго не могли принять по этому поводу решение – это была их проблема, не моя. Меня полностью удовлетворяло то отношение, тот импульс, которые я получаю от людей. Когда незнакомые люди на улице с улыбкой здороваются и говорят какие-то приятные слова… Узнаваемым я стал давно, но на протяжении лет эта узнаваемость обрела совершенно другие краски. Я почувствовал, что наконец заслужил уважение народа. Даже пошутил на своей страничке в соцсети: «был инородным – стал народным».
— А если по работам? Когда ты почувствовал в отношении к себе эти другие краски?
— С момента, когда начал делать свои проекты. Потому что именно тогда я стал демонстрировать свое личное отношение к действительности. До этого просто исполнял роли, которые не я придумывал, мне предлагали, я их исполнял с той или иной мерой успеха. Но с того момента, когда нарисовалась моя собственная позиция, вот тогда что-то изменилось…
— То есть с «Хатабаллады»?
— Ну да. Я не работал на стационаре, строил иллюзии, что когда-нибудь какой-нибудь режиссер предложит какую-то серьезную роль. Это все были именно иллюзии. До того момента, пока я не понял, что надо самому начать новый путь. Стечение обстоятельств, эти черные годы… Мы встретились с Арменом Амбарцумяном — не только страна была в кризисе, но и каждый из нас. И мы вместе задумали сделать то, что выведет нас из этого транса. Так родилась «Хатабаллада». Потом оказалось, что из транса она вывела и многих вокруг нас. В общем я принял это решение и до сих пор ему верен — одиночка, который как бы пытается искать единомышленников.
— Тем не менее, насколько мне известно, сейчас ты снимаешься в российском проекте, посвященном, правда, Спитакскому землетрясению.
— Без таких «походов налево» сложно реализовывать собственные проекты. Да, снимаюсь и чувствую себя очень хорошо. Не надо доставать деньги, решать миллион вопросов. А тут полный комфорт, замечательная команда, прекрасные партнеры — Константин Лавроненко, Маша Миронова, наши друзья-артисты. Это проект Рубена Дишдишяна, снимает Сарик Апресян — огромный проект, который собираются представить от Армении на «Оскара». Я уже отработал свой «московский период», сейчас группа приедет снимать в Ереване и Ленинакане. Это история — первые три дня землетрясения. Свою роль я выбрал сам – сильный, суровый человек по имени Ерем.
— А какие собственные проекты ты считаешь для себя этапными?
— «Ереван Блюз», в котором родился персонаж Апетик, сначала больше похожий на юродивого. Но уже как бы в продолжение картины «Ереван джан», где я был и режиссером, и сценаристом, он стал тем Апетиком, чья чудаковатость сменилась поступками для этого города. Он пытается что-то поменять, в частности, атмосферу этого Еревана. Даже приходит к гадалке, чтобы снять с города порчу. Фильм начинался с ситуации, которая случилась со мной в жизни, и я не мог ее переварить — хотел задать вопрос президенту, а меня очень грубо оттолкнула охрана. Это вошло в картину. Правда, в финале фильма все круто изменилось: когда президент видит, что мой персонаж босой, как и весь народ, он тоже разувается… В чем была идея? Или накорми- одень-обуй народ, или сам будь такой, как он. Награду «Лучший киноактер двадцатилетия» я получил именно за эту роль. И для меня это было очень важно…
— Ну, думаю, эту награду тебе дали бы за любой фильм этого периода. Всем понятно, что ты лицо армянского кино первых десятилетий независимости. А все-таки, что для тебя главное в собственных проектах? Личная независимость?
— Не просто личная. Все мои проекты про армян. Все мои образы, герои – это армяне. Часто одним из персонажей становился сам Ереван. Потом был спектакль «Добро пожаловать», который для меня тоже стал очень серьезным. Меня захватила идея единения – трое армян из разных стран, уже носители разной ментальности и культуры. Из этого родилась трилогия, к которой к теме единения добавилась еще одна – такое посвящение отцам. Это Welcome, Welcome, папа и Thank You, Dad. Каждый проект для меня по-своему дорог, потому что я делаю это не ради самоутверждения, а потому что считаю — сегодня это темы важные и нужные.
— То есть вот так концептуально-программно?
— Именно. Например, фильм «Если все…» Рано или поздно я должен был сделать что-то на тему Карабахской войны. Прошли годы, и я понял, что не могу не снять кино о людях, которые через нее прошли. В фильмах того периода я очень конкретно касался политики, нашей действительности – все это меня реально волновало. Потом понял, что есть темы более важные: нравственные темы. Например, тема любви. Ведь любое творчество – это объяснение в любви. Сейчас мне захотелось поговорить именно об этом, потому что сейчас мы дошли до последней точки безнравственности. Обрели независимость и лишились морали. Беспредел, который сейчас происходит! Я считаю, что сегодня каждый человек, который поднимается на сцену или снимает кино, просто обязан трубить об этом. В конце концов, искусство – это уход от реальности, когда ты ищешь того, чего нет, но чего бы хотелось. Почему сегодня в таком ходу комедии? Потому что зрителю трудно пребывать в нашей действительности. Его надо поддержать. С ним надо говорить о чем-то главном. Да, бывают трудные минуты, но нельзя терять лицо, устои, традиции. Возрождение рано или поздно состоится.
— Принято считать, что актер – человек психологически зависимый. Твоя тяга к творческой независимости – это черта характера или вынужденная посадка?
— Я долго думал над тем, чем может актер изменить нашу действительность. Думаю, надо придумать героя наших дней – не героя войны, а нормального интеллигентного человека — и сделать сериал. Да, сериал! Чтобы народ долго и подробно видел, на кого надо равняться, с кого брать пример. Вот сейчас мы начинаем картину о творческом человеке. Мария Саакян, молодой, но уже очень успешный режиссер, сделавшая несколько картин в России и получившая премию «Айяк» за картину «Алаверди», сейчас работает над сценарием. Идея моя. Мне хочется работать с Марией – уверен, смогу что-то переосмыслить, на что-то взглянуть новыми глазами. В марте запускаемся… В конце концов, все мы сначала рождаемся людьми, а потом уже приобретаем профессию, которая не отменяет в тебе человека. Хорошо бы, чтобы в твоем некрологе говорилось не только о том, что это был прекрасный актер, а что был достойный, принципиальный человек, к тому же хороший актер. Профессия – это способ стать человеком. Надо в искусстве совершать поступки. Я, кажется, пережил свою профессию. Быть просто актером, исполнителем – мне это даже не неинтересно, извините, унизительно. По мне, искусство ради искусства – это не интересно. Если ты самовыражаешься, скажем, через Шекспира, задай себе вопрос – а ты имеешь на это право? Искусство требует жертв, но не всегда от этого выигрывает. Как можно убежать от нашей действительности? Сегодня столько проблем! Это общество нуждается в интеллигенции, слове художника.
— Ты всерьез в это веришь?
— Конечно. По крайней мере такие люди есть. Другое дело, что их становится все меньше и меньше. И с этим надо срочно что-то делать, иначе потом восстановиться будет очень трудно. У нас все равно есть прекрасный зритель. Он есть всегда! Есть люди, которые живут в этом городе не по предлагаемым правилам, а по своим собственным. Есть потенциал, хотя его всячески пытаются уничтожить. Забудьте, олигархи и власть предержащие! Вы больные люди, и чем больше у вас денег, тем более усугубляются ваши болезни. И неизвестно, получите ли вы когда-нибудь отпущение грехов. В этом городе, слава богу, еще остались люди, не теряющие достоинства. У этого города еще такой запас положительной энергии!
