Фотографии конца позапрошлого столетия запечатлели образы армянок. Интерес возник в связи с ростом популярности в Российской империи восточных мотивов (тогда многие стали писать так называемые подражания персидскому), в которых часто фигурирует великолепная Ширин – символ восточной красоты и изящества. Собственно, тогда многие видные фотографы (Д.Ермаков, Ф.Орден, Д.Никитин) и пустились в поиски "своей Ширин", этой загадочной армянки. Кстати, сами работы оценивались по достоинству; например, Дмитрий Ермаков получил награду Французского фотографического общества, высокие премии Московской антропологической выставки и даже удостоился титула "Фотограф Его величества шаха Персидского".
ЗНАМЕНИТЫЙ СЮЖЕТ "ХОСРОВ И ШИРИН", ПОВЕСТВУЮЩИЙ О ЛЮБВИ сасанидского правителя Персии Хосрова II Парвиза и христианки Ширин, – один из распространенных мотивов средневековой литературы, востребованный творчеством многих персидских поэтов. Сюжет композиционно восходит к богатому фольклорному материалу, причем учеными не оспаривается, что в сочинении армянского летописца VIIв. Себеоса "История императора Иракла" как раз и фигурирует одно из наиболее ранних обращений к этой истории, оказавшей последующее воздействие на литературное обрамление регионального фольклора.
Виднейший специалист в области иранистики Агафангел Крымский писал в начале прошлого века: "Любовь сасанидского царя Первиза к армянской княжне Ширин должна аллегорически изображать стремление души человеческой к Богу".
Некоторые исследователи (тот же Крымский) действительно склонны полагать, что Ширин у классика персидской литературы Низами Гянджеви была армянкой. Отсюда и отдельные главы его знаменитой поэмы "Приезд Хосрова в Армению к Михин-Бану" или "Поездка Шапура в Армению за Ширин". (Впрочем, воспитанный в атмосфере оголтелого армяноненавистничества современный азербайджанский школьник никогда не поверит, что персидский поэт, "ставший" с конца тридцатых годов прошлого столетия "классиком азербайджанской поэзии", часто обращался к армянам и Армении).
Пустыню пересек, скакал в другой пустыне,
Спешил к Армении, к возвышенной долине.
Ведь там красавицы, бродившие толпой,
В нагорьях дни вели, покинув тяжкий зной.
Поднялся ввысь Шапур, там были в травах склоны.
Там базиликам путь открыли анемоны.
Там каждый склон горы цветов окраску взял
И в складках красных был иль желтых покрывал…
АРМЯНКА ШИРИН ФИГУРИРУЕТ ТАКЖЕ У АЛИШЕРА НАВОИ, жившего тремя столетиями позже Низами (академик Николай Конрад пишет: "Навои — великий поэт, у которого герои кто угодно: Фархад – китаец, Шапур – перс, Ширин – армянка, Кайс – араб, Искандар – грек). Несомненный авторитет в иранистике Владимир Луконин на примере поэмы "Шах-намэ" Фирдоуси рассматривал уже разные аспекты иранской жизни начала VIIв. и охотно цитировал армянского автора Себеоса: "Много больше сообщений об отношении Хосрова к христианству содержат сирийские, армянские и греческие источники. В некоторых из них упоминаются сведения, не вызывающие сомнений в достоверности. Покровительство монофизитскому толку в Иране при Хосрове II очень важно подчеркнуть. Монофизиткой была жена Хосрова, царица цариц, "христианка из земли Хузистан по имени Ширин".
Таким образом, рост популярности восточных мотивов, стартовавший в конце XIX в., предопределил и поиск "своей Ширин" (многие тогда стали увязывать имя красавицы с армянским "Сирун"). Вот какой и "обнаружили" ее фотографы…
