Сакура, саке, самурай, сегун, сумо, синоби, синтоизм, "Сузуки", "Сони"… Основные ингредиенты малого джентльменского набора представлений о Стране восходящего солнца. Для людей более искушенных есть еще "саби" — изящная простота и "сиори" — ассоциативное сознание гармонии прекрасного — основные эстетические принципы японской литературы, утвердившиеся в ней еще 300 лет назад, со времен великого Басе. Этой и еще многой другой информацией вооружилась до зубов Анжелика ДАДАЯН, прежде чем создать работы, сложившиеся в выставку, что проходит в эти дни в Культурном центре "Нарекаци".
ЯПОНСКОЕ ИСКУССТВО КСИЛОГРАФИИ — УКИЕ-Э, "образы изменчивого мира", зародилось в период Эдо, во второй половине XVII века, и, кажется, поначалу "на местах" не слишком ценилось. До тех пор, пока изысканное искусство японских мастеров не потрясло Европу. Мэтрами укие-э восхищались импрессионисты и постимпрессионисты, им пытались вторить Моне и Ван Гог, Золя и Гонкур, Мане и Дега истово коллекционировали ксилографии из экзотического и манящего Ниппона. Время идет, а утонченное японское искусство продолжает обретать апологетов. Нашлись такие — вернее, такая — и в нашем отечестве.
По первому своему артистическому образованию Анжела Дадаян — керамист. Как керамист по молодости приняла участие в международной выставке в Болгарии и даже умудрилась взять второе место. Потом увлечение керамикой сменилось повышенным интересом к дизайну, затем пришел период взаимной любви с графикой… Художественное училище, Художественно-театральный институт Еревана и Академия художеств Ростова… Постоянное стремление пробовать себя в разных видах изобразительного искусства, жанрах, формах.
"Всегда", — так отвечает Анжела на вопрос, много ли времени она уделяет творческой работе. "Могу просто кинуться рисовать, буквально вскочив с кровати рано утром, а потом поднимаешь голову — и оказывается, что уже стемнело. В смысле "рисовать" я патологический куркуль — не выбрасываю ни одной бумажки. У меня есть работы, которые доделываю сейчас, а эскиз рисовала еще в училище — даже через много лет может что-то щелкнуть, возникнуть какой-то образ, и тогда картина, которая когда-то только прорывалась, обретает законченность. В студенческие годы я принимала участие в выставках, была заинтересованность, которая потом куда-то делась. Сделать первую персональную выставку меня подвигла Евгения Подпомогова, дочь Валентина Подпомогова, работы которого меня восхищают. Жека взялась за меня круто: "не будь эгоисткой!" "В чем разница между Жекой и арабским террористом? — с террористом можно договориться. Под ее давлением в прошлом году я сделала первую персональную выставку", — рассказывает Анжела.
В ОСВОЕНИИ ЯПОНИЗМА ЛИЧНЫЕ ПРИСТРАСТИЯ ХУДОЖНИКА, идущие со времен недалекой юности, совпали со встречей — из тех, что влияют на течение жизни. Два года назад Анжелика Дадаян познакомилась с Анной Петросян — специалистом японского языка и Японии — случаются и у нас такие. Хороший специалист — профессия. Умение заражать любовью к тому, что любишь сам, — божий дар.
"Жить лишь дарованным тебе мгновением, наслаждаться, любуясь луной, цветением вишни, осенними листьями кленов…" — так прекрасно и трепетно сформулировано основное кредо японской гравюры, которые так увлекли Анжелу и ко многим из которых Анна Петросян для выставки подобрала ключи — хайку великого Басе.
Японскому искусству неведомы рефлексии — создание этих манящих работ требует не только колоссального и кропотливого труда, но и знания бесконечных символов, ассоциаций, метафор, и, не дай бог, впрясть в одну телегу коня и трепетную лань. "Я так вижу" — здесь не проходит. "Как-то я проработала несколько дней, глаза уже не выдерживали, а потом пришла Анна, посмотрела и сказала: "Ты же живую женщину рисуешь, а кимоно у тебя запахнуто не с той стороны, как на покойнице, это грамотным людям показывать нельзя". Меня чуть инфаркт не хватил!" — рассказывает Анжела.
Невесть откуда оказавшиеся в Центре "Нарекаци" в день вернисажа японцы откровенно выражали свое восхищение — даже не представляли, что неяпонка способна на такое, придраться не к чему. Ни разу утонченное перо Анжелики Дадаян не сделало ни одного судорожного движения. Даже черный цвет здесь сверкает и сияет, союзничая с синим и голубым, соперничая с красным. Линии остры, быстры, блестящи, прихотливы, а колорит ослепительно ярок. Рисунок — точно иглой, а красочный слой, напротив, кажется нерукотворным. Японская гравюра не знает трехмерной перспективы — тончайшие линии и мелкие, мельчайшие детали. И здесь нужно неутомимое терпение средневекового цехового мастера или японца — или Анжелики Дадаян.
ПЕРЕХОДЯ ОТ РАБОТЫ К РАБОТЕ, ЕЩЕ РАЗ УБЕЖДАЕШЬСЯ, КАК ШИРОК КРУГ ее чисто художественных интересов. Освоены все техники, все доступные материалы, проведены все эксперименты. Золотисто-палевое мерцание на шелку затейливой ширмы и роскошные орнаменты почти имперского веера-опахала, пронзительная красота цветка перед увяданием, перед смертью, навсегда застывшая в узорах керамической вазы. По-раблезиански расслабившийся борец сумо и грозные самураи — отдельная и обязательная тема под названием якуся-э и экзотические красавицы, их изображение так же классифицируется в отдельное направление — бирдзин-га. Персонажи этих гравюр — скорее женщина-бабочка или женщина-цветок. И одеты они не просто в кимоно, хотя необычайно искусное, колористически изощренное. Эти одежды словно одушевлены, несмотря на свою утонченно-материальную фактуру. Костюм пластичен, а пластика одетых в них персонажей — это не пластика театральных поз, но пластика природных состояний. Здесь волнует не грубая эротика ренессансных картин и новелл, но утонченная эротика райского уголка "плывучего мира". Укромные неги и стремление остановить мгновение жизни в его хрупкой гармонии.
Перед каждой работой Анжелики Дадаян можно стоять подолгу, удивляясь чистоте рисунка и соотношению красок. А если удастся уловить волну, тогда вам, возможно, откроется та самая сокровенная красота, веками воспеваемая не только в Японии, но и во всем мире.
