Он основал Ереванский молодежный экспериментальный театр, который очень быстро завоевал признание у зрителя. Его спектакли привлекали новизной сценического решения, оригинальностью выбора пьес и особой злободневностью темы. Не менее интересные постановки он осуществил в Академическом театре им.Сундукяна. А последние годы режиссер Грачья Казарян работал над моноспектаклями, получившими Гран-при на различных международных фестивалях.
Беседовать с мастером — интересно. Эрудированный, блестящий рассказчик, настоящий армянский интеллигент, которых сегодня днем с огнем не сыщешь.
— Грачья Рубенович, открыть новый театр в советский период было непростым делом. Как вам это удалось?
— В 1978 году в Ереване родился Молодежный экспериментальный театр. Это было событием не только для меня. В тот период я работал у Вардана Аджемяна. Тогда из Москвы приехал замечательный художник Евгений Сафронов, с которым мы крепко подружились. Наша дружба вылилась в творческое содружество, которое и помогло созданию нового театра. К этому времени я уже стал преподавать в Театральном институте. Театр открылся благодаря первому секретарю ЦК ВЛКСМ Армении Айку Котанджяну и Араму Саркисяну. Благодаря им я смог воплотить в жизнь мечту своей жизни. Конечно, открыть новый театр в то время было делом непростым. У истоков этого театра помимо меня стояли художник Евгений Сафронов, актеры Карен Джангиров, Мурад Джанибекян, Лала Мнацаканян и другие талантливые молодые люди.
— А почему в народе этот театр называли "Поси татрон"?
— Идиома "рыть землю", означающая "добиться своего изо всех сил", в нашем случае вернула себе и буквальный смысл. Актеры, художники, вообще все, считающие себя причастными к тому, что потом стало Молодежным экспериментальным театром, копали грунт, долбили камни, расширяя крошечный подвальчик до необходимых размеров, "выгрызали" неглубокий, всего до пояса, но такой необходимый для будущих постановок трюм. Наверное, потому наш театр прозвали "поси".
— За очень короткий промежуток времени ваш театр стал одним из самых популярных и любимых в Ереване.
— Открытие нашего театра стало настоящим бумом. Приезжали со всех концов бывшего Союза. Первым спектаклем, который я поставил, была композиция Маяковского "Шершавым языком плаката", затем притча А.Састре "У Вильгельма Теля печальные глаза". Следующими были "Дядя Ваня" Чехова, "Мы играем" Пароняна. Последний спектакль вызвал большой шум.
— А что было дальше? Почему театр закрылся?
— В 1990 году состоялась поездка на гастроли в Италию. Это были первые гастроли армянского театра за рубежом. До этого никогда ни один армянский театр не выезжал с гастролями в капиталистическую страну. Фактически этот год стал последним удачным годом для нашего театра. А потом… Потом настали тяжелые времена аодовского беспредела. Мы играли в неотапливаемом зале, под свечами. К этому времени в труппе произошел раскол. Мне больно говорить об этом, но многие мои единомышленники ушли. А в середине 90-х театр прекратил свое существование. Помещение продали неизвестно кому. Сейчас там бильярдная и сауна. Обидно, что театра, которому аплодировали Захаров и Любимов, нет.
— Грачья Рубенович, сейчас вы ставите моноспектакли. Почему вы выбрали именно этот жанр?
— В 2003 году в Армении стали организовывать фестивали моноспектаклей. Я хотел попробовать себя на этой стезе. А потом Акоп Казанчян предложил мне сделать спектакль для Шекспировского фестиваля. Я остановился на "Ричарде III". В Македонии он получил Гран-при. "Ричард III" позволил мне глубже проникнуть в удивительный мир великого трагика, и я решил поставить "Гамлета". Я считаю, что Шекспир сегодня очень созвучен нашему времени. В этом году я участвовал в Шекспировском фестивале с постановкой "Леди Макбет". Идея этого спектакля возникла случайно. Я встретился со своей бывшей актрисой по экспериментальному театру Норой Бадалян, которая изъявила желание поработать со мной.
Моноспектакль — работа только с актером. Это очень интересно и увлекательно. Открывается много неизвестных граней человека, его возможности. К тому же сегодня при наших ограниченных финансовых возможностях ставить моноспектакль легче.
— Как вы относитесь к тому, что многие актеры сегодня заняты в сериалах?
— Понять их можно. В театре сегодня мизерные зарплаты, а в сериалах платят хорошие деньги. Но здесь получается очень опасная вещь — антракт в искусстве. Актеры сегодня совмещают работу в театре и в кино. В сериалах творческая сторона дела отходит на второй план — идет конвейер. Разумеется, говорить о качестве уже не приходится. Это легкий путь к славе, популярности и деньгам. В итоге пропадает дух театра.
— Получается, что театр в Армении умирает?
— Нет, конечно, театр не умрет никогда. Он был, есть и будет. Но сегодня в театре не хватает героя, не хватает мощного, сильного образа. Состояние сегодняшнего общества оставляет желать лучшего. Нам сегодня нужны Кориолан в исполнении Хорена Абрамяна, Председатель в исполнении Михаила Ульянова. Это герои, за которым идут массы.
А между тем армянский театр сегодня на поводу у зрителя: он его развлекает, не давая пищи для ума и сердца. Это плохо, потому что испокон веков театр был идеологическим фронтом. Сегодня государство отошло от театра. И это связано не только с финансами. Вспомним прошлый век, когда диктатура большевиков громила церкви. Сегодня мы вернулись к вере, строятся церкви. Почему же мы не можем возродить театр? Живой дух театра необходим во все времена, при любой формации.
— Неужели сегодня в театре все так плохо? Ведь ставятся новые спектакли, проводятся фестивали…
— Единственный театр, на мой взгляд, который стабильно и хорошо работает, — это Драматический театр под руководством Армена Хандикяна. Об остальных говорить не буду. И все-таки я уверен, что мы выйдем из этого положения. У нас замечательные актеры, режиссеры, художники. Просто им надо создать условия. А посмотрите, какая у нас молодежь! В силу профессии я много общаюсь с подрастающим поколением. Это неправда, что они неграмотные. Меня очень воодушевляет, что в театр стали ходить молодые. Значит есть потребность. Люди пресытились сериалами и дешевыми телепрограммами. Они хотят настоящего искусства.