Экс-министр обороны Армении Вазген Манукян — один из тех, кто стоял у истоков создания армянской армии. Возглавлял он это ведомство не так уж и долго, однако тот период, пожалуй, был одним из самых сложных для армянской армии. Так что ему есть что вспомнить о первых шагах наших вооруженных сил. Мы попросили г-на Манукяна поделиться своими воспоминаниями и оценить 15-летний путь, пройденный армянской армией.
— Вы возглавляли Министерство обороны страны в период начала формирования армянской армии. Какие задачи тогда были особо актуальны, как решались они?
— Начну с того, что вообще необходимость создания собственных вооруженных сил в Армении стала ощущаться уже после сумгаитских событий. Именно тогда стало ясно, что надеяться на Советскую армию мы не можем. Фактически тогда в Сумгаите мы столкнулись с настоящим геноцидом, о котором до этого знали из книг и думали, что после 15-го года такое уже не повторится. Но. . .
Так вот, первые военные отряды начали создаваться именно в этот период. Мы, представители комитета "Карабах", участвовали в формировании этих отрядов. Являясь координатором комитета "Карабах", я регулировал эти процессы. Первым сформированным тогда подразделением был так называемый афганский отряд, состоявший из бойцов, прошедших афганскую войну. Потом были созданы и другие отряды. Законодательство Советского Союза позволяло в системе Министерства внутренних дел иметь военные подразделения. Мы, воспользовавшись этой возможностью, призвали ребят, которые ранее участвовали в боевых действиях в Карабахе и на границе Армении, вступить в это подразделение. Это была первая государственная военная структура Армении.
Потом, уже в 91-м, решением правительства был создан Комитет безопасности. По законодательству СССР он был не совсем законным органом. Кстати, первой создала подобную структуру Украина. Если я не ошибаюсь, они даже назвали это ведомство министерством, что вызвало серьезное негодование Москвы. В нашем же случае создание комитета прошло как-то незаметно. Ну, во-первых, мы назвали ведомство не министерством, а во-вторых, происходило это во время серьезных разборок внутри Союза. Таким образом, мы создали структуру, по сути приступившую к формированию армии.
— Это фактически был период подготовки к созданию армянской армии. . .
— Да. Реальный процесс формирования армии начался позднее. Даже во время операции по освобождению Шуши армия еще не была по существу сформирована. В тот период нам казалось, что координации боевых отрядов вполне достаточно для достижения военных успехов. Но когда начались наши поражения — мы потеряли Мартакерт, Вагуас и т. д. , — стало очень важным создание действительно армейской структуры. Тогда я был назначен министром обороны. К этому времени Левоном Тер-Петросяном уже был приглашен генерал Норат Тер-Григорянц для того, чтобы оказать помощь в строительстве армии. Одним из первых моих приказов в должности министра обороны было повышение жалованья офицерам за звание. Наши офицеры стали получать в полтора раза больше денег, нежели в Советской армии. Кстати, тогда в рядах Советской армии служило более 4000 офицеров-армян. Конечно, исходя из патриотических побуждений они вернулись бы и, кстати, возвращались в Армению. Но все же необходимы были и механизмы поощрения.
Впрочем, привлечение кадровых офицеров в армянскую армию принесло новую проблему. Получилось так, что наша армии состояла из так называемых кадровиков и отрядов фидаинов. Эти группы вообще по-разному представляли себе войну. С одной стороны, отряды добровольцев, привыкших к партизанской войне, нужно было интегрировать в создаваемую армию, с другой — кадровики ситуацию представляли в отрыве от реальности. Помню, тогда в повестке дня стоял вопрос: какой должна быть армянская армия — похожей на вооруженные силы СССР или США? Впрочем, было очевидно, что советский образец более приемлем для нас. Ведь большинство наших парней отслужили именно в Советской армии. Для них более понятна была именно эта форма. Поэтому мы стали формировать регулярную армию посредством призыва на срочную службу. Так, по существу, и началось формирование нашей регулярной армии. В ее руководстве были задействованы в основном кадровые офицеры, хотя были и фидаины. Отмечу, что мы старались новобранцев не использовать во время военных действий — лишь в редчайших случаях.
Параллельно этому процессу сформировалась, так сказать, профессиональная армия. С ребятами, которые уже воевали, мы начали заключать контракты. Конечно, шли они на войну не из-за денег, однако они должны были быть уверены в том, что их семьи материально обеспечены. Словом, в итоге стала формироваться и регулярная армия, и в то же время начали создаваться бригады контрактников, которые участвовали как в войне, так и в защите границ Армении. И лишь впоследствии эти две группы слились в одну-единую регулярную армию. Скажу, что такой подход, как показало дальнейшее развитие событий, себя оправдал.
— А как решался вопрос обеспечения армии оружием?
— Действительно, в этот период очень важным был вопрос вооружений. Например, постоянно возникала необходимость в ремонте танков. В итоге мы решили задействовать наши предприятия в этой работе. Для нас очень важное значение имел и вопрос противовоздушной обороны. Ведь, в отличие от азербайджанцев, у Армении не было самолетов. Между тем противник вел постоянные обстрелы с воздуха. Для реанимации противовоздушной техники пришлось привлечь электронщиков: они из нескольких радиолокационных станций, оставленных Советской армией, по сути — развалюх, собирали одну. Все это дало конкретные результаты. А именно благодаря в том числе и реанимации арсенала мы вернули Мартакерт, заняли Кельбаджар, началась физулинская операция. . . Словом, нам удалось сломать хребет азербайджанской армии. Кроме того, я думаю, что в наших военных успехах важную роль сыграло то взаимодействие, которое было налажено между Карабахом и Арменией. Речь идет о Министерстве обороны Армении, с одной стороны, и об альянсе Роберт Кочарян-Серж Саркисян-Самвел Бабаян, с другой.
— В период наступления армянской армии существовало мнение, что если бы у армии было соответствующее добро, то она дошла бы чуть ли не до Баку. Хотелось бы знать, насколько эти разговоры имели под собой реальную основу?
— Скажу, что, во-первых, тогда противник пребывал в замешательстве, а у нас была динамика победителя. Можно было значительно продвинуться вперед. Я в то время в шутку даже говорил Левону Тер-Петросяну: "Вы решите политические вопросы, а мы возьмем Кировабад". А вообще, в определенных кругах обсуждался вопрос использования с нашей стороны замешательства противника для того, чтобы продвинуться настолько вперед, чтобы тот подписал договор о капитуляции. Но по этому пути мы все-таки не пошли. По нескольким причинам. Во-первых, потому, что для нас имело большое значение мнение международного сообщества. Во-вторых, очень опасно во время войны, будучи воодушевленными победами, идти вперед, отрываясь от тыла. И наконец, на каком-то этапе международные силы могли бы вмешаться, и в очень грубой форме.
— Вы рассказали о достижениях. Но ведь были упущения и недостатки?
— Я думаю, что военные победы мы не использовали для воодушевления нашего народа. Зачастую победы проходили незамеченными для общественности. Например, после взятия Мартакерта никакого сообщения об этом не последовало. Политическое руководство страны старалось как бы показать миру, что мы здесь ни при чем. Между тем Запад отлично знал о происходящем. В бытность министром обороны мне довелось видеть кадры боевых действий, снятые со спутника. Так что Запад обмануть было невозможно. Зато можно было поднять дух народа этими победами. С болью отмечу и то, что имена множества героев, отдавших жизнь, были преданы забвению. Они не получили той дани уважения со стороны общества, которую заслужили. Фактически эта война оказалась, так сказать, войной Неизвестного героя.
Хочу обратить внимание и на социальный аспект проблемы. Некоторые вернувшиеся с войны парни незаконно обогатились, тогда как большинство воевавших оказались в нищете. Между тем государство должно было решить эту проблему.
— Как вы оцениваете нынешнее состояние армянской армии?
— Конечно, она сегодня самая мощная в регионе. Но пока. Ибо сила армии состоит из нескольких компонентов. В частности, это — экономика страны, ее финансовое положение, морально-психологический климат внутри государства. По этим параметрам мы постепенно начинаем уступать.
— Г-н Манукян, все наши министры обороны и вы в том числе — люди гражданские. Чувствовали ли вы недостаток военного образования, будучи на посту министра обороны? И вообще, как вы считаете, глава военного ведомства должен быть кадровым военным?
— Я думаю, если бы в годы войны руководителем армянской армии был кадровый офицер, мы бы потерпели поражение. Потому что в этой войне психология, политика и военное искусство были как-то смешаны. А вообще я считаю, что начальник штаба должен быть кадровым военным, но министр обороны, принимающий важные решения, должен быть политическим деятелем.
Menu
