На фоне богатого индивидуальностями армянского искусства конца ХХ века творчество Рубена Абовяна отмечено как по-настоящему оригинальное явление. Оно остается таким и по сей день, вписываясь в художественный контекст нашего времени, но и выбиваясь из него, так как художник оставляет за собой право нарушать естественный ход преемственности. Он выбирает предшественников по своему вкусу и всегда стремится к психологической и эмоциональной утонченности, преподнося это с неподражаемой иронией.
ОСМЫСЛЕНИЕ ЛЮБОЙ КАРТИНЫ ТРЕБУЕТ ВРЕМЕНИ. А по отношению к работам Рубена Абовяна такой подход необходим, так как позволяет приблизиться к смыслу его композиций. А если даже не удается поспеть за автором, все равно проделанные перед его полотнами умственные и духовные усилия раскрывают зрителю ранее не известные эмоциональные пространства. Пытаясь проникнуть в суть его работ, зритель невольно сосредоточивается и на необычном художественном языке художника. И в итоге нас уже не слишком беспокоит неразрешенность смыслового слоя. Внимание переключается на саму структуру, материю, "плоть" картины, ее видимую часть, которая оказывается не менее ценной частью его искусства.
В ранних работах Рубен Абовян решает для себя проблему реального изображения действительности. Тематика этого времени вполне соответствует устоявшемуся кругу сюжетов, популярных в эти годы в армянском искусстве, где много места занимают театральные мотивы, игровые ситуации, темы мастерских художников, поединки, евангелические сюжеты. . .
Если это мастерская художника, то для Рубена Абовяна это вместилище смутно летающих образов, способных либо раствориться в ее атмосфере, либо обернуться истиной и гармонией. Рваный ритм таких композиций, хрупкость деталей, готовых разбиться при неловком прикосновении, и сам художник как часть этого мира — все это позволяет чуть-чуть ощутить движение творческой мысли.
В ряде работ на театральную тему та же конструктивная сложность и разнородность компонентов приведены к необходимой пластической гармонии и ценности. Найденное равновесие между элементами реалистического и абстрактного характера подводит к какой-то завораживающей тайне духовного настроя. Перевозящая актеров и театральный скарб повозка обещает волнующее зрелище. И вот уже жалкая повозка в другом полотне оборачивается волшебной шкатулкой или табакеркой с обещанными чудесами, а запряженная кляча видится неведомым фантастическим зверем, совершающим немыслимые прыжки на глазах изумленной публики. И что же это, если не детские воспоминания о магической притягательности театрального или циркового искусства?
К 80-м ГОДАМ ПРОШЛОГО ВЕКА в творчестве Р. Абовяна определяются его главные цели и интересы. Это пристрастие к драме жизни, ее скрытым радостям и неразрешимым проблемам. И каждое новое произведение — это попытка разобраться в загадочном несоответствии поэзии и грубой реальности. Художник для этого изобрел язык плавного скольжения и лавирования между этими понятиями. Осуществляя с помощью этого языка сложные творческие замыслы, автор вкладывает в них весь свой жизненный опыт с его перегруженным интеллектуальным и эмоциональным багажом, и поэтому на его полотнах возникает нечто небывалое. Зрелое творчество художника обретает уже иной характер: оно строится на изощренной перекличке с искусством предыдущих веков, которая оборачивается с точки зрения сегодняшней жизни совсем иным смыслом.
Р. Абовян перерабатывает внешние формы культурных явлений настолько, что, даже будучи узнаваемыми, они обретают признаки индивидуального почерка художника, подчиняясь его творческой воле. Язык его — гладкий, гибкий, совершенно оригинальный — обретает свою суверенность и право на существование утонченной иронией и пародийностью. Эта авторская насмешливость сразу освобождает работы от обязательной серьезности в обсуждении всех грехов мира. С помощью пародирования, прихотливой образности и психологической зоркости сразу снимается ощущение вторичности. Его блестящее мастерство уводит от поисков прямых корней. Стремление найти источник — занятие бессмысленное. Остроумие, с которым художник разворачивает свои сложные структуры, исключает поиски первообраза. Рубену Абовяну нужно втянуть зрителя в эту игру, где ему удается безошибочно выбрать меру условности.
Самостоятельные интеллектуальные ходы, ветвящиеся смысловые линии — все это лишь подтверждает мысль художника, что реальность всегда сильнее человека. В ней царствует случай, а разум не властен над этой непредсказуемостью жизни. Неожиданные повороты сюжетных линий не нарушают гармонию композиций. Плавность переходов такова, что среди этих маленьких, изображенных рядом действий нет противоречий. Это — результат мастерства и импровизационной легкости автора. Мягкий лиризм, грациозная несмешливая мажорность удерживают внимание зрителя на искусстве художника создавать эмоциональную ситуацию, заставляя его улавливать волны смысла, исходящие из его полотен. Но связь этих смыслов сложна и смутна, словно автор маскирует сокровище мысли. Р. Абовян говорит о действиях вполне реальных: персонажи занимаются музыкой, поют, рассматривают часовой механизм или старинную пушку, дрессируют поросенка или попугая. . . Но эти видимые действия оберегают и хранят некую тайну. Зритель же испытывает постоянное желание приблизиться к скрытой истине, по-своему прокомментировать каждую работу. И в этой попытке угнаться за ускользающим смыслом, может быть, и не предусмотренным автором, скрыто величайшее наслаждение.
В ПОЛОТНАХ Р. АБОВЯНА порой неприкрыто используется самоповтор, однако в каждой новой работе наблюдаются по-новому рассчитанные мизансцены, жесты, движения, отчего каждая последующая композиция делается источником новых эмоциональных и психологических построений. Эксплуатация наработанных приемов приоткрывает метод творческого самовыражения. Из полотна в полотно переселяются персонажи-двойники, участвующие в дивных событиях, которые мягко и нежно освещаются изнутри, делая композиции еще более привлекательными. Проблемы его персонажей удивительно человечны, так как, несмотря на то что в действиях героев есть логическая необязательность и приблизительность, зритель под этими всеми неоконченными действиями прощупывает ту подпочву или ощущает то надпространство, которые хранят извечную тайну обаяния жизни. Композиции Рубена Абовяна оберегают свой подспудный, глубоко упрятанный внутренний текст, за которым скрывается трагическая неразрешимость смысла жизни и смерти, любви и творчества. Внешний мир необъятен и настолько избыточен, что объять его невозможно, а значит, и не нужно.
Сквозная и объединяющая все композиции и серии работ цель — это поиск ключей к самому основному сокровищу — смыслу жизни. Но ключей особенных — поэтических. Серьезность своих конечных целей автор маскирует под игру, наделяя своих персонажей эпатажными характеристиками. Но как нежны их причудливо деформированные лица и тела, какой свет они разливают вокруг, как опасливо и терпеливо они ждут встречи с чем-то неизведанным! Они чувственны и как-то наивно порочны, и сквозь их взрослые облики проступает какая-то по-детски непосредственная чистота. Окружающие их предметы написаны выпукло и убедительно материально. Эти многочисленные музыкальные инструменты, часы, шахматные доски с одной фигурой, карты, повозки изображены с той же долей иронии, что и герои, — все призвано перенести зрителя в мир парадоксов, где перемешаны добрая и недобрая красота.
Пародируя классические ценности и стили, Р. Абовян умело управляет ими, уводит от сложившихся определений, освещает ослепительно сказочным светом. И в итоге получается какое-то множество разлившихся по холсту времен со сложной сюжетной структурой. Это особенно ощущается в последних работах художника из серии "Фрегаты" и "Дома". Неповоротливое, перегруженное судно, что-то вроде "корабля дураков", все никак не выйдет в плавание. А в работе "Дом-3" видимый ветер времени подхватывает и уносит за собой людей, их дома, стирает следы истории, размазывая по холсту их остатки. . . Но в итоге богатство мимолетных, стремительно сменяющих друг друга эмоций в полотнах Рубена Абовяна — не что иное, как прославление жизни.