— Чего только не говорят о предстоящих выборах! Некоторые политологи, например, проводят параллели с выборами 90-х годов.
— Они на самом деле похожи на выборы начала 90-х, но уже на новом витке. Во-первых, тогда еще не было президентской системы и, во-вторых, не было политических партий. То есть формально они существовали, но не были оформившимися. Вспомним — тогдашний комитет «Карабах» просто трансформировался в АОД и только-только приходили дашнакцаканы, которые еще не успели стать на ноги в республике.
Сейчас ситуация похожая. В стране с парламентской формой правления партийная система в коллапсе — она рассыпалась, и мы опять оказались в ситуации, когда фактически нет политических партий. Понятно, что речь не о юридической реальности.
— А некоторые политики утверждают, что нынешние выборы — первые честные выборы…
— Я не очень четко понимаю, что такое «честные» выборы… Давайте разберемся, что происходит у нас. Такие выборы, когда люди массово голосуют в состоянии эйфории, называются протодемократией. То есть голосование происходит не «мозгами» — когда исходят из каких-то расчетов или хотя бы «желудком», а сердцем — в состоянии аффекта или, если угодно, любви. В развитых демократических системах так не бывает. В странах, где голосовали и бабушки, и дедушки избирателей, и еще их предки, люди рассчитывают, а не отдают свои голоса лишь потому, что им нравится тот или иной человек.
С другой стороны, у нас был процесс, когда начиная с 1995 года инструментом выборов в огромной степени была фальсификация. Вначале это были, во-первых, вбросы бюллетеней, а во-вторых, неправильный их подсчет. Подкупов было гораздо меньше. Потом количество подкупов постепенно стало расти, и на последних выборах результаты, в общем, отражали реальную картину голосования. Серьезных инструментов фальсификаций не было, а основным инструментом был подкуп.
Говорить, что сейчас вообще не будет этого феномена, я бы не стал. Думаю, что в каких-то местах будет использоваться административный ресурс. Так что дискурс о честных выборах выглядит упрощенческим.
— Задача, стоящая перед правящей силой, кажется не сложной?
— Перед правящей силой — партией «Гражданский договор» (ГД) стоит задача провести выборы таким образом, чтобы люди свободно выражали свое мнение и чтобы на них было оказано как можно меньше давления. Потому что в таком случае они проголосуют за ГД или, вернее, за «Мой шаг». И хотя уже видны индикаторы понижения рейтингов Никола Пашиняна и его сторонников, но достаточно серьезная эйфория еще сохраняется, и именно поэтому выборы проходят сейчас с такими неприличными, я бы сказал, сроками предвыборной кампании, а не через несколько месяцев. Но для ГД это правильная стратегия, в результате чего партия получит большинство в будущем парламенте.
— Для поддержания эйфории «Мой шаг» активно использует антиреспубликанскую риторику.
— Давайте разделим. Поддержание состояния эйфории — это высокая социальная легитимность. Именно массовая поддержка является их единственным инструментом до сегодняшнего дня. А вот институциональной поддержки у них практически нет. Нет оформившейся политической партии, нет по-серьезному ни идеологии, ни выстроенной иерархии. Чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на список кандидатов от «Моего шага». Этот процесс, когда очень неоднородные люди приходят в предвыборный список, называется самокооптацией. Но продолжающая царить на сегодняшний день эйфория позволит им взять точно больше половины голосов и с большой долей вероятности — те две трети, больше которых нельзя иметь по Конституции.
Второй аспект их предвыборной стратегии образовался благодаря «помощи» республиканцев. Они помогли «Моему шагу» тем, что участвуют в этой кампании. Таким образом, есть «враг», и можно активно использовать риторику антиреспубликанизма — говорить о борьбе с «монстром» — бывшим режимом. Впрочем, это, наверное, происходило бы и без участия РПА. Во всяком случае во время предвыборной кампании в Совет старейшин Еревана, в которых республиканцы не участвовали, риторика была такой же.
— Что же мы будем иметь в результате этих выборов?
— У нас восстановится полуторапартийная система, которая была при республиканцах. То есть будет одна партия, целиком занимающаяся принятием решений, и другие, которые каким-то образом будут занимать остальное место для дискурсов, риторики и т.д. Если в парламент пройдут республиканцы, то они будут исполнять ту роль, которую в любом армянском парламенте занимала миноритарная оппозиция. Ту самую роль, которую в последнем парламенте занимал блок «Елк».
Ситуация может измениться, но пока вырисовывается следующая структура. Подавляющее большинство занимают «имкайловцы», второе место с большой долей вероятности будет за «Процветающей Арменией», и реальная борьба идет за третье место. На него претендуют республиканцы, «Лусавор Айастан» и, может быть, «Сасна црер». А так как есть закон о третьей партии, то тому, кто займет третье место, даже и не надо набирать 5% голосов, теоретически можно пройти в парламент и с 2-3%.
— РПА позиционирует себя единственной силой, могущей быть реальной оппозицией. Скажем, тот же «Лусавор Айастан» сейчас не критикует Никола Пашиняна. Будет ли он делать это в парламенте?
— Думаю, что у разных групп в парламенте будут разные интересы и они будут пытаться их отстаивать. Эти группы могут быть в разных партиях, а могут быть и внутри одной. И в этом смысле любая группа из 105 человек будет дробиться на группы по своим интересам, особенно учитывая гетерогенность будущего парламента. Поэтому я не вижу партий, которые будут голосовать в едином порыве. Следовательно — да, будут критиковать.
Кстати, здесь можно вспомнить, что РПА тоже не была монолитной, и сейчас это стало очевидно. Впрочем, мы стали свидетелями того, как рассыпался тот же «Елк».
— После стольких лет пребывания во власти РПА оказалась в принципиально новом положении. Как вы оцениваете ее нынешние действия?
— То, что они делают сейчас, довольно грамотно. До апреля они являлись классической правящей партией полуторапартийных режимов. То есть это был профсоюз чиновников, ассоциированного с ними бизнеса и социальный лифт для молодых людей, которые хотели делать карьеру в политике. После того как партия отстраняется от власти, она начинает рассыпаться. Бизнесмены уходят, потому что вступали в партию не из-за ее святых идей, а потому, чтобы быть с партией власти. Уникальные, единичные случаи могут быть, но как класс эти люди уйдут. Молодые карьеристы теперь пойдут в другое место. Бюрократы перестроятся, потому что без них никуда не денешься, их надо использовать, и они, люди уровня глав департамента, начальников отделов министерств и т.д., будут продолжать работать как работали. А вот собственно политикам деваться некуда, и им нужно держаться вместе для того, чтобы сохраниться.
Что для этого надо делать? Делать ребрендинг, переформатировать партию, убрать наиболее одиозных личностей. В идеале — заиметь идеологию, создать новые символы и т.д. Вот только сделать все это за полгода чрезвычайно сложно. Поэтому республиканцам нужно было больше времени. Но не получилось, потому что сложившуюся ситуацию понимали не только они, но и пашиняновцы. Соответственно, очень быстро, на ходу надо было менять коней на переправе. Как-то попытались это сделать. Каких-то одиозных людей выкинули, бизнесмены сами ушли. И взяли некоторых новых людей.
Понятно, что в такой ситуации на передние позиции выходят уже не аппаратчики, а люди, которые могут говорить. И они правильно строят свою предвыборную кампанию. Признали, что делали ошибки, и сосредоточились на критике нынешней власти. Это правильная риторика.
