Сегодня, как никогда, ветшают и обесцениваются слова. Но жажда света и поиск истины остаются. В балете «Гравитация» самого востребованного современного армянского композитора Ваче Шарафяна по мотивам философско-символистской драмы Шанта «Старые боги» сделана попытка утолить эту вечную жажду хореографическими средствами.
И ВОТ ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЗИМЫ ОЗНАМЕНОВАЛСЯ МИРОВОЙ ПРЕМЬЕРОЙ ЭТОГО НОВОГО БАЛЕТА, который с большим успехом прошел на сцене Национального академического театра оперы и балета им. А. Спендиарова. Для нашего театра это истинный прорыв: он наконец-то рискнул обратиться к произведению современного автора. Ведь в последние три десятилетия дальше обещаний дело не шло, хотя новые произведения для музыкального театра создаются и в наши дни. Кто знает, скольких премьер мы лишились за те годы, пока разными руководителями театра решалась дилемма — примет ли публика новое произведение или нет? Слава богу, лед наконец-то тронулся.
И вот теперь по инициативе руководителя театра Карена Дургаряна осуществлена постановка балета Шарафяна — композитора удивительного тонкого вкуса и поэтической натуры. Он давно уже пользуется мировой известностью, а его произведения находят сегодня широкий отклик во многих странах, исполняются известными артистическими силами на самых престижных площадках мира — нью-йоркского Карнеги-холла, где прошла премьера его нескольких сочинений, Метрополитен-музея, в концертных залах Чикаго, Брюсселя, Кельна, Рима, Милана, Флоренции, Лондона, амстердамского Концертгебау и многих других. Стоит ли удивляться тому, что публика с таким интересом ждала премьеру его нового балета?
Первоначально за постановку должен был взяться блестящий хореограф Вилен Галстян, но болезнь помешала ему осуществить этот замысел.
Идея написать балет по мотивам «Старых богов» Шанта родилась у Ваче Шарафяна давно, но осуществилась она после звонка из Америки нашей соотечественницы Кати Кушереян, ставшей затем меценатом спектакля. Главный спонсор — Всеармянское западноамериканское общинное управление музыкального союза.
Обращение к драматургии Шанта для каждого художника — сложнейший экзамен. За долгие годы запрета имя его успело обрасти легендой, и оживить его героев на сцене или на экране вдвойне ответственно. К тому же драма «Старые боги» среди всех других произведений драматурга отличается особой философской зрелостью, глубоким психологизмом, а это также обязывает.
Первую попытку вернуть драматурга в нашу культуру (вот уже воистину всему подлинному в искусстве «как драгоценным винам, настанет свой черед») была сделана в середине 90-х годов армянским кинематографом. За экранизацию драмы взялся режиссер Александр Каджворян, премьера прошла успешно, но, к сожалению, фильм проката не имел, и его увидели не многие зрители. А на сцене Театра им. Сундукяна эта драма нашла отражение в режиссуре незаурядного Ваче Шахвердяна и держалась в репертуаре довольно долго.
И ВОТ ТРЕТЬЯ ПОПЫТКА, НА СЕЙ РАЗ ХОРЕОГРАФИЧЕСКИМИ СРЕДСТВАМИ. Музыка к балету отличается удивительной выверенностью формы, театральностью, неукоснительной логикой каждого движения и поворота, образной выразительностью и драматизмом, доходящим во втором отделении до полного катарсиса.
С большой впечатляющей силой в музыке переданы страсть и пафос философско-романтической драмы. Она покоряет не только драматизмом, но и поразительно острыми контрастами и многогранной сложностью образов. С непревзойденной убедительностью передана в музыке лирическая тема любви, которая придает силы герою балета Абега совершить пугающий шаг, вступить в борьбу с религиозными догмами, отстаивать свое право жить и любить, как велит ему совесть. В мелодии этой темы — трепет, искренность, порыв и страсть, надежда и отчаяние. Она льется то плавно и неспешно, то взмывает ввысь, чтобы затем летать в мягком ниспадающем движении.
В целом композитором избран масштабный стиль изложения драмы. Бесспорно значение этой самобытной музыки, ее языка, особенностей. Шарафян верен себе: музыку написал очень серьезную и очень трудную. Исполнителя ставит в условия сложные, обязывает думать, преодолевать инерцию привычек или инертность собственного материала.
Инициатор и музыкальный руководитель постановки Карен Дургарян — дирижер многоопытный, искушенный в тонкостях балета. Однако и для оркестрантов, и для маэстро исполнение музыки нового балета оказалось испытанием серьезным. Тем не менее в день премьеры музыка звучала вдохновенно, с блеском и мастерством. Стремление проникнуть в глубины музыкальной концепции, уловить и передать атмосферу произведения, одухотворить танец музыкой, ее настроениями, ее конфликтами, не огрубив и не нарушив тончайшей ткани звукового ряда, определяют образную тональность спектакля. Именно он, дирижер, заботился об оркестровом балансе, об интонационной выразительности партитуры. Репетиции Дургаряна с оркестром, солистами стали уроком истинно творческой работы, пронизанной чувством ответственности перед театром и публикой.
Автор либретто и режиссер Нарине Григорян, для которой эта постановка — дебют в Оперном театре, балетмейстер-постановщик Ара Асатурян, сценограф и художник по костюмам Виктория Риедо Ованнисян. Все они заодно в понимании своих задач, в поисках красноречивых, жанровых и стилистических контрастов в служении музыке.
Создав нестандартный спектакль, авторы спектакля восстановили в правах шантовскую романтическую философию и шантовскую страсть, его поэтический настрой. Источник романтической драмы не в театрально-сценической роскоши, а в глубинном метафоризме, свойственном мироощущению драматурга-символиста. В их работе чувствуется уважительное отношение к балетной форме, к облику сцены и обличию персонажей, к тем деталям хореографического языка, которые побуждают видеть в них художников, чуждых стереотипному мышлению.
Символика спектакля многозвучна и объемна. Выбор обусловлен тяготением к условной сценической эстетике, стилистическим поискам, близким символистскому театру. Спектакль сложен и для понимания, и для воплощения. В символистской «одежде» таятся идеи глубокого философского смысла — о бренности и бессмысленности жизни, о фатальности человеческих усилий, о тщетности попыток изменить жизнь — с одной стороны, о нескончаемости стремления человека к совершенству, к преодолению себя и воли обстоятельств — с другой.
ЧТО ЗАПОМИНАЕТСЯ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ? ДРАМАТИЧНОСТЬ ДЕЙСТВИЙ с вкраплениями мизансцен, связывающих воедино всю танцевальную композицию. Точная по линиям и рисунку первая картина, художественная целостность спектакля, единство сольных и дуэтных номеров и ансамблей — все эти достоинства принадлежат режиссеру Нарине Григорян и талантливому балетмейстеру Ара Асатуряну, им выпала значительная доля успеха спектакля.
В спектаклях участвовали на правах истинного сотворчества поистине заинтересованные люди, не только помогавшие режиссеру и балетмейстеру в осуществлении их замысла, но и обогатившие их творческую палитру. Это сценограф и художник по костюмам Виктория Риедо Ованнисян, интенсивно чувствующая цвет, объем. Декорации ее создают поэтическое пространство, в котором музыка Шарафяна и рожденные балетмейстером пластические образы получают возможность проявить сквозь материальные формы свои духовные очертания. Пространство у нее наделено неким сдвигом, открывающим в реальном мотиве мистичность, настроенность на событие драматические.
Когда смотришь этот спектакль, необычный, своеобразный, складывается ощущение, что хореограф лишь задает артистам характер персонажей и модель поведения на сцене, а дальше они сами импровизируют. Но это обманчивое ощущение, так как в спектакле четко чувствуется стиль балетмейстера, приводящий к оригинальным решениям. Танцевальные номера освобождены от навязчивой экзотики, обошлось без театральности эмоций, привычно изображающих томление плоти. Своеобразным лейтмотивом действия проходят танцы через весь спектакль, организуют и обогащают его философско-поэтическую атмосферу. Артистов, занятых в спектакле, нельзя упрекнуть в слабости техники, в небрежности к хореографическому тексту, в несоблюдении пространственных рисунков. Прослеживались эволюция в развитии образов, одухотворенность, умение жить в танце.
Балет выигрывает прежде всего от изящного и глубокого, насыщенного психологическими подробностями исполнения партии Абега — Раффи Галстяна (к сожалению, второго спектакля, где заняты другие танцовщики, мне не довелось увидеть), превосходен Игумен — Севак Аветисян. Хорошей техникой и тонкими нюансами исполнения радуют Анаит Василян в партии Седы и исполнительница роли Княгини Татевик Болшикян, Ваге Бабаджанян (слепой) и Артак Ованнисян (Князь).
…У самого берега моря Абега, окруженный другими персонажами, любившими и страдавшими в реальном мире, устремляется ввысь, парит в бесконечной мелодии, возносясь в сферы вечного света и покоя…
И ВОТ ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЗИМЫ ОЗНАМЕНОВАЛСЯ МИРОВОЙ ПРЕМЬЕРОЙ ЭТОГО НОВОГО БАЛЕТА, который с большим успехом прошел на сцене Национального академического театра оперы и балета им. А. Спендиарова. Для нашего театра это истинный прорыв: он наконец-то рискнул обратиться к произведению современного автора. Ведь в последние три десятилетия дальше обещаний дело не шло, хотя новые произведения для музыкального театра создаются и в наши дни. Кто знает, скольких премьер мы лишились за те годы, пока разными руководителями театра решалась дилемма — примет ли публика новое произведение или нет? Слава богу, лед наконец-то тронулся.
И вот теперь по инициативе руководителя театра Карена Дургаряна осуществлена постановка балета Шарафяна — композитора удивительного тонкого вкуса и поэтической натуры. Он давно уже пользуется мировой известностью, а его произведения находят сегодня широкий отклик во многих странах, исполняются известными артистическими силами на самых престижных площадках мира — нью-йоркского Карнеги-холла, где прошла премьера его нескольких сочинений, Метрополитен-музея, в концертных залах Чикаго, Брюсселя, Кельна, Рима, Милана, Флоренции, Лондона, амстердамского Концертгебау и многих других. Стоит ли удивляться тому, что публика с таким интересом ждала премьеру его нового балета?
Первоначально за постановку должен был взяться блестящий хореограф Вилен Галстян, но болезнь помешала ему осуществить этот замысел.
Идея написать балет по мотивам «Старых богов» Шанта родилась у Ваче Шарафяна давно, но осуществилась она после звонка из Америки нашей соотечественницы Кати Кушереян, ставшей затем меценатом спектакля. Главный спонсор — Всеармянское западноамериканское общинное управление музыкального союза.
Обращение к драматургии Шанта для каждого художника — сложнейший экзамен. За долгие годы запрета имя его успело обрасти легендой, и оживить его героев на сцене или на экране вдвойне ответственно. К тому же драма «Старые боги» среди всех других произведений драматурга отличается особой философской зрелостью, глубоким психологизмом, а это также обязывает.
Первую попытку вернуть драматурга в нашу культуру (вот уже воистину всему подлинному в искусстве «как драгоценным винам, настанет свой черед») была сделана в середине 90-х годов армянским кинематографом. За экранизацию драмы взялся режиссер Александр Каджворян, премьера прошла успешно, но, к сожалению, фильм проката не имел, и его увидели не многие зрители. А на сцене Театра им. Сундукяна эта драма нашла отражение в режиссуре незаурядного Ваче Шахвердяна и держалась в репертуаре довольно долго.
И ВОТ ТРЕТЬЯ ПОПЫТКА, НА СЕЙ РАЗ ХОРЕОГРАФИЧЕСКИМИ СРЕДСТВАМИ. Музыка к балету отличается удивительной выверенностью формы, театральностью, неукоснительной логикой каждого движения и поворота, образной выразительностью и драматизмом, доходящим во втором отделении до полного катарсиса.
С большой впечатляющей силой в музыке переданы страсть и пафос философско-романтической драмы. Она покоряет не только драматизмом, но и поразительно острыми контрастами и многогранной сложностью образов. С непревзойденной убедительностью передана в музыке лирическая тема любви, которая придает силы герою балета Абега совершить пугающий шаг, вступить в борьбу с религиозными догмами, отстаивать свое право жить и любить, как велит ему совесть. В мелодии этой темы — трепет, искренность, порыв и страсть, надежда и отчаяние. Она льется то плавно и неспешно, то взмывает ввысь, чтобы затем летать в мягком ниспадающем движении.
В целом композитором избран масштабный стиль изложения драмы. Бесспорно значение этой самобытной музыки, ее языка, особенностей. Шарафян верен себе: музыку написал очень серьезную и очень трудную. Исполнителя ставит в условия сложные, обязывает думать, преодолевать инерцию привычек или инертность собственного материала.
Инициатор и музыкальный руководитель постановки Карен Дургарян — дирижер многоопытный, искушенный в тонкостях балета. Однако и для оркестрантов, и для маэстро исполнение музыки нового балета оказалось испытанием серьезным. Тем не менее в день премьеры музыка звучала вдохновенно, с блеском и мастерством. Стремление проникнуть в глубины музыкальной концепции, уловить и передать атмосферу произведения, одухотворить танец музыкой, ее настроениями, ее конфликтами, не огрубив и не нарушив тончайшей ткани звукового ряда, определяют образную тональность спектакля. Именно он, дирижер, заботился об оркестровом балансе, об интонационной выразительности партитуры. Репетиции Дургаряна с оркестром, солистами стали уроком истинно творческой работы, пронизанной чувством ответственности перед театром и публикой.
Автор либретто и режиссер Нарине Григорян, для которой эта постановка — дебют в Оперном театре, балетмейстер-постановщик Ара Асатурян, сценограф и художник по костюмам Виктория Риедо Ованнисян. Все они заодно в понимании своих задач, в поисках красноречивых, жанровых и стилистических контрастов в служении музыке.
Создав нестандартный спектакль, авторы спектакля восстановили в правах шантовскую романтическую философию и шантовскую страсть, его поэтический настрой. Источник романтической драмы не в театрально-сценической роскоши, а в глубинном метафоризме, свойственном мироощущению драматурга-символиста. В их работе чувствуется уважительное отношение к балетной форме, к облику сцены и обличию персонажей, к тем деталям хореографического языка, которые побуждают видеть в них художников, чуждых стереотипному мышлению.
Символика спектакля многозвучна и объемна. Выбор обусловлен тяготением к условной сценической эстетике, стилистическим поискам, близким символистскому театру. Спектакль сложен и для понимания, и для воплощения. В символистской «одежде» таятся идеи глубокого философского смысла — о бренности и бессмысленности жизни, о фатальности человеческих усилий, о тщетности попыток изменить жизнь — с одной стороны, о нескончаемости стремления человека к совершенству, к преодолению себя и воли обстоятельств — с другой.
ЧТО ЗАПОМИНАЕТСЯ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ? ДРАМАТИЧНОСТЬ ДЕЙСТВИЙ с вкраплениями мизансцен, связывающих воедино всю танцевальную композицию. Точная по линиям и рисунку первая картина, художественная целостность спектакля, единство сольных и дуэтных номеров и ансамблей — все эти достоинства принадлежат режиссеру Нарине Григорян и талантливому балетмейстеру Ара Асатуряну, им выпала значительная доля успеха спектакля.
В спектаклях участвовали на правах истинного сотворчества поистине заинтересованные люди, не только помогавшие режиссеру и балетмейстеру в осуществлении их замысла, но и обогатившие их творческую палитру. Это сценограф и художник по костюмам Виктория Риедо Ованнисян, интенсивно чувствующая цвет, объем. Декорации ее создают поэтическое пространство, в котором музыка Шарафяна и рожденные балетмейстером пластические образы получают возможность проявить сквозь материальные формы свои духовные очертания. Пространство у нее наделено неким сдвигом, открывающим в реальном мотиве мистичность, настроенность на событие драматические.
Когда смотришь этот спектакль, необычный, своеобразный, складывается ощущение, что хореограф лишь задает артистам характер персонажей и модель поведения на сцене, а дальше они сами импровизируют. Но это обманчивое ощущение, так как в спектакле четко чувствуется стиль балетмейстера, приводящий к оригинальным решениям. Танцевальные номера освобождены от навязчивой экзотики, обошлось без театральности эмоций, привычно изображающих томление плоти. Своеобразным лейтмотивом действия проходят танцы через весь спектакль, организуют и обогащают его философско-поэтическую атмосферу. Артистов, занятых в спектакле, нельзя упрекнуть в слабости техники, в небрежности к хореографическому тексту, в несоблюдении пространственных рисунков. Прослеживались эволюция в развитии образов, одухотворенность, умение жить в танце.
Балет выигрывает прежде всего от изящного и глубокого, насыщенного психологическими подробностями исполнения партии Абега — Раффи Галстяна (к сожалению, второго спектакля, где заняты другие танцовщики, мне не довелось увидеть), превосходен Игумен — Севак Аветисян. Хорошей техникой и тонкими нюансами исполнения радуют Анаит Василян в партии Седы и исполнительница роли Княгини Татевик Болшикян, Ваге Бабаджанян (слепой) и Артак Ованнисян (Князь).
…У самого берега моря Абега, окруженный другими персонажами, любившими и страдавшими в реальном мире, устремляется ввысь, парит в бесконечной мелодии, возносясь в сферы вечного света и покоя…
