ВПЕРЕД — К ТУМАНЯНУ!

Заметки о новейшей армянской поэзии
Новейшая армянская поэзия переживает не самые лучшие времена. Очевидно, что "опасная вакансия поэта", который сумел бы стать собирательной совестью и мудростью народа, так и осталась пуста.
Можно, конечно, посетовать, что поэты, громко заявившие о себе в начале 70-х и продолжающие задавать тон в сегодняшнем литературном процессе, по прошествии трех десятилетий творческой деятельности, имея за плечами десятки книг, так и не обрели всенародной известности, не стали "властителями дум" для своих соотечественников. Но здесь следует сделать поправку на произошедшие политические и социально-экономические сдвиги, когда были утеряны жизненные ориентиры, когда не только поэзия, но и вообще вся культура в одночасье потеряла свое место и назначение в жизни общества, выпала из расходных статей госбюджета, перестала представлять для государства стратегический интерес.
Девяностые годы, особенно первая их половина, по-видимому, войдут в историю армянской литературы как годы поэтического безвременья. Социальное расслоение общества, девальвация творческого и вообще умственного труда не могли не найти отклика в творчестве поэтов, не отразиться на общем состоянии поэзии. Потребовались годы, чтобы наконец прошла растерянность, принесенная "сумгаитом" и разрушительным землетрясением, развалом Союза и издержками переходного времени, чтобы из стихов постепенно стала выветриваться газетная плакатность и обличительная публицистичность. Поэзия, которой по определению предписано "быть с людьми, когда шумит гроза", должна была уследить за самыми тонкими движениями человеческой души. . . Какие же новые тенденции наблюдаются в армянской поэзии последних лет?
Говоря о тенденциях и закономерностях развития современной армянской поэзии, нельзя не отметить, что все направления ее жанровых, тематических и нравственных исканий проецируются в контексте нашей эпохи, отображают сдвиги в сознании и ощущениях личности и всего поколения. Если прежде это было вневременное пространство, "страна знаков", то теперь стало значительно больше конкретики, реалий времени, "знаков страны".
В сегодняшнем литературном процессе деление поэтов на поколения стало условным. Теперь уже нет прежнего мировоззренческого водораздела, противостояния между старшими по возрасту Людвигом Дуряном, Татулом Болорчяном, Размиком Давояном и поэтами, пришедшими в литературу тридцатью и даже сорока годами позднее. Решающим фактором стал не возраст, а творческая активность, молодость духа. Не противопоставляя себя старшим, полноправными участниками литературного процесса стали поэты, заявившие о себе в 90-е годы. Сегодняшняя армянская поэзия находится в оппозиции к самодовольству, сытости и пресыщенности, к равнодушию и цинизму новоявленных "поводырей" нации. Чувство ответственности перед народом за испытания, выпавшие на его долю в последние два десятилетия, стали для творческой интеллигенции лакмусовой бумагой, определяющей истинный патриотизм и озабоченность судьбами людей.
Года два-три назад один депутат в своем телевыступлении глубокомысленно разъяснял нам, что его работа оплачивается хорошо, потому что он создает "продукт", а ученые, деятели культуры и искусства, поэты и иже с ними живут плохо, потому что не создают "продукт". Этому парламентарию не дано, видимо, понять, что народ и его поэты живут плохо именно потому, что он и его коллеги-депутаты работают плохо. . .
В книге Ованеса Григоряна "Половина времени" много хлестких стихов-пощечин, об одиозных персонажах и уродливых явлениях он говорит языком гротеска ("Полицейская хроника", "Многопартийная панихида", "Торжественное заседание, посвященное концу света и завершению истории человечества", "Конституция").
. . . На исходе ХХ века
в четырнадцать часов пятнадцать минут
армянский народ вышел из своей страны
и не вернулся. . .
Приметы: древний, многострадальный,
талантливый, трудолюбивый, терпеливый,
в глазах — бесконечная грусть,
в сердце — глубокие трещины. . .
Просим всех, кто его видел,
срочно сообщить об этом в парламент,
которому на несколько дней
нужен народ
в связи с приближением новых выборов. . .Пер. Альберта Налбандяна
Усилились публицистические интонации и в стихах Давида Ованеса. Его поэзия совершила заметный крен от общечеловеческих проблем к общеармянским. "Знаки страны", приметы времени, реалии политических катаклизмов, на гребне которых оказалось человеческое отребье, возомнившее себя трибунами, и наконец-то дорвавшиеся до руля управления "храбрые назары" — все это стало неотъемлемой атрибутикой нашей сегодняшней действительности, а значит, и отражающих эту действительность стихов ("Агамемнон", "Вечный армянин", стихи о Геноциде армян).
Прозрачная аллегория стала неотъемлемой составляющей стихов Гукаса Сируняна ("Пена", "Жила-была на свете лампа"). Философское осмысление уроков истории и их реминисценции в сегодняшней жизни — предмет раздумий для Эдварда Милитоняна (сборник "История древнего мира"). Остается верен своим стилевым особенностям и разработанным с годами творческим принципам Грачья Сарухан в сборнике "Нимб любви". Исповедальность и доверительная интонация являются по-прежнему отличительными качествами стихов Армена Шекояна.
Как во все времена, повышенным спросом пользуется детская поэзия. Детям нет дела до взрослых проблем, до душевных и творческих кризисов у поэтов. Им нужны добротные, умные и непременно жизнеутверждающие стихи. В этом непростом и очень ответственном жанре активно и плодотворно работают Сурен Мурадян, Юрий Саакян, Эдвард Милитонян, Ерванд Петросян. Главным испытательным "полигоном" для детских писателей являются иллюстрированные журналы "Цицернак" и "Ахпюр".
Тенденции глобализации нашли свое отражение не только в мироощущении, но и в поведенческой модели современного армянского общества — интерес к поэзии, спрос на поэзию резко упал, поэтические сборники издаются сегодня в Армении мизерными тиражами (в среднем по 300, в лучшем случае по 500 экземпляров). Век информационных технологий, помноженных на резко возросшую меркантилизацию современного человека, с неизбежностью привел к его отчуждению от книги. Прагматизм и вещизм стали приобретать совсем уж уродливые формы. Чтение благополучно заменили слащавые сериалы для взрослых и компьютерная жвачка в виде "стратегических стрелялок" — для подростков. Понятно, что в этих условиях поэзия в силу своей обращенности к душе человека не может конкурировать с заполонившими телеэфир развлекательными передачами. Телевидение и радио насквозь политизированы и открыты настежь для духовной порнухи типа "больших стирок". Понятно, что они смотрят на литературу как на "бедного родственника" и являются для поэзии закрытой зоной. Сегодня самый захудалый политик или участник пошленького рекламного ролика известнее самых лучших поэтов. Это далеко не локальная, не "армянская" проблема, это скорее еще одна гримаса глобализации.
И все же с удовлетворением отмечу, что в последние годы наметились обнадеживающие симптомы, свидетельствующие о росте интереса к поэзии. На эстрадные подмостки, в концертные залы вернулась классика. Стали периодически проводиться поэтические вечера, посвященные Чаренцу, Севаку, Ширазу, Сагияну. Армянская поэзия вновь становится участником мирового литературного процесса, налаживаются и восстанавливаются творческие связи. В разных странах и на разных языках снова издаются антологии многовековой армянской поэзии. Армянской литературе посвящают свои страницы и даже специальные номера престижные российские издания. Пусть сегодня это носит несколько спонтанный характер, но позитивные перемены налицо.
Грант Матевосян как-то рассказывал, что, когда он в школьные годы учил наизусть стихи Туманяна, его отец удивился: "Не могу себе представить, как можно изучать Туманяна. Ведь мы и так его знаем". И это было действительно так. Поэзия Туманяна текла в венах народа, была у всех на устах. Паруйр Севак писал о нем: "Это наш хлеб-лаваш". И хотя "золотой век" армянской поэзии остался в истории, для наших современных поэтов он остается тем ориентиром, той недосягаемой планкой, к которой нужно всегда стремиться.