Логотип

«ВЫ ВСЕ ЭТО НЕ ВИДИТЕ — Я ВСЕ ЭТО ЗНАЮ. . . «

"Я вчера видел раков — по пять рублей!. . " Маленький человечек таращит глаза, и публика в Большом зале им. Хачатуряна заходится в хохоте — так же, как всегда и везде, где бы ни появился Роман Карцев, легенда, последний из могикан вымирающего жанра отточенного юмора, сатиры и артистизма, которого Акоп Казанчян пригласил в Ереван в рамках продюсерской деятельности культурного центра "Сценический перекресток".
Пресс-конференции не получилось. Это были не ответы на вопросы, а почти монолог, достойный его программы. "Это в Ереване столько журналистов?! — удивился он, входя в конференц-зал. — Просто я вспомнил: в Америке в аэропорту стоит тысяча человек — армяне. Спрашиваю — это 86-й, суперсамолет? — Да нет, лайнер, маленький, 150 человек. — А почему столько народу? — Провожающие!"
Я НЕ С ЮМОРА НАЧАЛ, А С ЖИЗНИ. Мы вообще очень серьезные люди — и я, и Миша Жванецкий, который с нами уже много лет, и Витя, которого с нами уже нет. Мы никогда не шутили просто так и всегда относили себя к театру миниатюр — начиная с Райкина, с 62-го года, потом стали работать самостоятельно, 8 лет в Театре миниатюр в Одессе, потом в театре "Эрмитаж". А когда Витя от нас ушел в 92-м, я уже 15 лет работаю один, и это тоже театр — спектакли "Моя Одесса", "Престарелый сорванец", "Зал ожидания". Конечно, есть Клара Новикова, Фима Шифрин — я говорю о приличных артистах, но это все-таки эстрада. А мы выросли на театре, кончили театральный институт, всегда сами выбирали режиссеров. У нас были Виктюк, Розовский, Левитин и Ланской — вот такие четыре фигуры.
Я считаю — автор определяет лицо любого театра. МХАТ это, Райкин или театр на Таганке — автор, режиссер, актер. Когда это сочетается, получается хорошая вещь. Театр — это когда ты можешь — если можешь — пробовать, репетировать, импровизировать. Кино — это режиссер, камера и ножницы. Хотя с Рязановым мы что-то там пробовали, и осталось огромное удовольствие от общения с актерами.
Недавно я работал с собственным сыном, мы играли Хармса. . . К сожалению, публика. . . Она не то чтобы не доросла, она еще не взросла. Ничего особенно сложного в Хармсе нет — мы играли его в "Эрмитаже" и с Любой Полищук, и с Витей Ильченко, он идет до сих пор, уже без нас, стал визитной карточкой театра. Готовили премьеру с Таней Васильевой. Она, кстати, так и не состоялась из-за конфликта с режиссером. Зато какая сексапильная женщина! У нас это все давно с ней — на расстоянии. Вообще высокие женщины — у нас сразу контакт. Маленькие все-таки язвы. А большие и толстые люди — они добрые, это закон. Недавно мы с семьей плавали на теплоходе. Там была девушка — метра два, так она за мной просто ходила. Мы с ней танцевали — теплоход останавливался!. .
МОСКВА, ЛОС-АНДЖЕЛЕС, ЕРЕВАН, ТЕЛЬ-АВИВ — ЛЮДИ ВЕЗДЕ ОДИНАКОВЫЕ.
К сожалению, подчеркну, к сожалению, в Армении я второй раз. В первый мы были с Витей то ли в 73-м, то ли 74-м году (в 72-м. — С. М.) — тогда был план, и мы его гнали. Пару лет назад был пролетом — сборный правительственный концерт, были ваш президент и Путин, и я там чего-то вякал. . . Ну это так — пролетая над гнездом кукушки. Мне периодически звонили из Еревана, приглашали, но как-то так — ненастойчиво. Обычно как звонят? "У нас тут культурный центр. . . — Когда? — 15 сентября. — Я не могу, у меня концерт. — Жалко, мы бы вас так встретили, у нас такая публика, у нас зал очень хороший. . . — 15-го я не смогу. . . — Жаль, мы бы вам показали то-то. . . — Я не могу, давайте в другой день. . . — Мы бы вам такой банкет организовали".
В первый приезд с Витей мы выступили в Большом зале, а второй концерт был назначен в Эчмиадзине. Мы знаем — столица армянского христианства! Приехали, это было летом, открытый концертный зал. Выходим на сцену. В зале сидят человек десять, пятеро спиной к сцене — там такие скамейки были — и играют в нарды! Ну, то, что с нами произошло — огромные залы, стадионы, Дворцы спорта — и вдруг! ". . . Добрый вечер, вот мы вчера были у вас в столице, сегодня приехали к вам. . . " Они так слегка поворачиваются и продолжают играть. Я говорю: "Витя, "Аваз" — и домой!". . . Надеюсь, армяне отнесутся к моим воспоминаниям с юмором.
Я РЕДКО ПОЯВЛЯЮСЬ НА ТЕЛЕВИДЕНИИ. Оно делает черт-те что — из бездарностей "звезд", это вы видите. Я это объясняю так: когда происходит на море буря, шторм, море выбрасывает вверх. . . все то, что всплывает. Вот так я ассоциирую сегодня наше телевидение — оно становится все хуже и хуже — в смысле разнообразия. В смысле юмора. . . Рассказывать анекдоты, пародии — это каждый может. Фабрики всякие. А то, что поднялось наверх. . . я имею в виду не только эстраду, но и театр, и кино, и жизнь. . . Буря, которая выбросила это все — это, к сожалению, будет еще очень долго, это востребовано публикой, как ни странно. Меня больше не артисты поражают, а публика. Хотя знаю, что во всех этих передачах подставляют людей, сидит режиссер, показывает, где хлопать. Вы это все не видите — я это все знаю. Вот в передаче "Субботний вечер" — одни и те же хлопают уже на протяжении целого года. Вы не замечаете, а я замечаю. Мне нужно знать, что там новенького — "Комеди-клаб", "Дурдом-2". . . Молодежь дышит. . . Плохо дышит и поверхностно. Если нравится — пусть смотрят. За это отвечают каналы. На каналах сейчас сидят одни женщины — редакторы, выпускающие, пропускающие. . . Главный продюсер — мужчина, директор — мужчина, а дальше идут все дамы. А они же очень исполнительные. И вот шепнет им хозяин канала, а ему — еще кто-то сверху — так они и делают. . .
Ну тот же "Комеди-клаб", от которого, честно говоря, вянут уши, они тут же появляются на первом канале. . . Это, я бы сказал, очень способные ребята, очень нахальные, ни души, ни сердца в них нет. Они занимаются развлекательностью, пошлостью — они занимаются тем, чем могут заниматься. Хотя меня больше волнует публика, которая там сидит. . . Почему востребованы все эти убийства из фильмов, суды — мать живет с любовником, любовник живет с отцом? Они это смотрят. Люди любят смотреть, когда другому плохо. Особенно женщины — любят кровавые вещи, любят детективы, они их читают и пишут.
Я ТОЖЕ НАПИСАЛ КНИГУ — "Малой, Сухой и Писатель". Это я, Витя и Миша Жванецкий. Это попытка что-то сохранить. Мы были черт-те как популярны, но не было техники, и очень много чего пропало — как и у Райкина. Мы сделали около 600 вещей, а публика, может, знает 20. Мы с Мишей помогаем семье Вити Ильченко все 15 лет. Таня, его жена, работает в нашем театре. Я очень любил Витю и написал об этом в книге. Миша написал к ней предисловие, что вообще! — добиться от него ласкового слова. Мы всегда относились друг к другу довольно мужественно — никаких сю-сю-сю. . . Мы все-таки были театром, и отношения у нас были достаточно жестокие. Наверное, это шло от Райкина — требовательность, в первую очередь, по отношению к себе.
В какой-то момент Миша сам стал выходить на эстраду. Раньше-то он подпольно писал, а постепенно стал выходить к публике. Ну, в самом деле, сколько можно! Потом он стал предлагать — на, вот, хорошая вещь! Я говорю: Миша, ты же меня знаешь, мне нужен спектакль на какую-то тему, полновесный, я получаю от этого удовольствие. Это школа Райкина — он мог делать один спектакль 2-3 года и доводил его до такого совершенства!. . В этом жанре, я считаю, уже никого нет. . . Я тоже могу запеть, как это делают многие, но зачем! Я пел в мюзикле "Биндюжник и король" — там и Джигарханян, и Евстигнеев, и Таня Васильева — хороший составчик был! И режиссер Саша Олейников — он успешно делал несколько фильмов в Америке — недавно позвонил мне: снимаю фильм и хочу, чтобы ты и Джигарханян пришли без кастинга. Я сразу согласился.
ВЫ ЗНАЕТЕ, НА ЧЕМ ПОСТРОЕН НАШ ЮМОР? В нем нет ничего придуманного. Это просто наблюдения над жизнью. Другое дело, что Миша это потом так повернет. Вот уже сорок пять лет я обалдеваю от него, от его глубины, работоспособности. Он до сих пор пишет — в семьдесят три года! Казалось бы, уже все есть, уже его цитируют в Думе! А в свое время мы были. . . ну какие-то неудобные. Ни одну нашу миниатюру на правительственных концертах не принимали. И Райкин на всех этих концертах двадцать лет читал одну вещь — монолог Хлестакова. А когда он решил читать "Аваз" в Большом театре — причем Витя заболел и я играл вместо Вити, вдруг звонит Фурцева и говорит: "Аркадий Исакович, "Аваз" играть нельзя!" Он — что, почему?! Мжаванадзе взяли! Райкин: "Так у нас же грузин хороший, у нас доцент тупой!". Нельзя, и все! У него чуть инфаркта не было — ничего другого не было подготовлено. Потом читал какие-то басни. . . И два года его не пускали в Москву. А мне за концерт, в котором я не участвовал, заплатили девять рублей.
Мы ушли от Райкина, потому что поняли — надо "размножаться" и делать свое. Уехали в Одессу, сделали там свой театр миниатюр. После Райкина, Лондона, Праги попали в Ростовскую область, в Новую Калиту, в Шахты. Нас было шесть человек вместе с техсоставом. Тогда нас не то что в Калиту, на кладбище могли пригласить — лишь бы заработать. Так мы мучались, пока в 70-м не попали на конкурс артистов эстрады и проснулись знаменитыми. Проработав восемь лет в Одессе, поняли, что опять надо расширяться. Ездили по девять месяцев в году. Детей я не видел — внуков вижу. В 80-м опять решили "брать" в Москву. Нам помог Кобзон, знакомые ребята из горкома партии — устроились в театр "Эрмитаж". Его закрывали тогда, но мы влились, сыграли первый спектакль Миши "Когда мы отдыхали" — поставил Левитин, потом "Чехонте", Хармс. . . Теперь это называется Театр миниатюр под руководством Жванецкого. Я там уже 16 лет. Лужков дал нам здание под офис, а своего помещения у нас нет. Ездим куда хотим.