Еще раз об эффективности экономики
Как и всякая революция, перестройка средствами идеологического воздействия в первую очередь постаралась опорочить в общественном сознании образ прошлого (как обычно, многократно преувеличив его дефекты) и пообещала взамен обеспечить народу благоденствие. Радикальная интеллигенция приложила огромные усилия, чтобы эта идея "овладела массами", и добилась своего.
Социологи еще в 1989 году установили: на вопрос, что убедит людей в том, что намечаются реальные положительные сдвиги, 73, 9% респондентов из числа интеллигенции ответили: "Прилавки, полные продуктов". В этом есть что-то мистическое. Ведь это значит, что для них важен был даже не продукт потребления, а образ этого продукта, фетиш, пусть недоступный: ясно же, что наличие продуктов на прилавках вовсе не означало их наличия на обеденном столе. Интеллигенты на это соглашались — пусть человек реально не сможет купить продукты — важнее, чтобы они были в свободной продаже.
Точно так же каждый понимал, что и при социализме можно было моментально наполнить прилавки продуктами, просто повысив цены (причем сравнительно немного, без разрушительной "либерализации"). Но повысить цены не позволяла "система", и это препятствие решили удалить.
Каков же был тот магический аргумент, который убедил интеллигенцию в необходимости не реформировать, а сломать экономическую систему, на которой было основано все жизнеобеспечение страны? Ведь не шуточное же дело было предложено. Аргументом стала экономическая неэффективность плановой системы. Но сам этот аргумент был сформулирован как заклинание. Многомиллионный слой интеллигенции, привыкшей логично и рационально мыслить в своей профессиональной сфере, поразительным образом принял на веру, как некое божественное откровение, разрушительную идею, воплощение которой в жизнь, очевидно, потрясало весь образ жизни огромной страны. Никто даже не спросил, по какому критерию оценивают эту эффективность (в мыслях-то были "полные прилавки"). А ведь основания для сомнений были — их даже никто и не скрывал. Более того, невозможно предположить, что архитекторы перестройки и их интеллектуалы-экономисты выдвигали этот тезис искренне: уж они-то реальность знали достаточно хорошо.
Вот их самые грубые подтасовки. Как стандарт для сравнения экономики СССР были взяты развитые капстраны — очень небольшая группа, в которой проживает лишь 13% человечества. Этот выбор абсолютно ничем не обоснован ни исторически, ни логически. Кроме того, тот факт, что СССР, отказываясь "влиться в эту цивилизацию", добился с Западом военного паритета, — действительно достоин изумления. Далее: за 400 лет капстраны сформировали главную производительную силу своей экономики — "индустриального человека" с особой мотивацией и поведением (даже с особой физиологией — в частности, суточными биоциклами). СССР же прошел первичный этап массовой индустриализации одно-два поколения назад и такой рабочей силой еще не обладал. Таким образом, по этому ресурсу сравнения просто некорректны, а эффективность между тем — это результат, соотнесенный с ресурсами.
В XX веке, а особенно сейчас состояние экономики во многом определялось использованием новых технологий. Союз же был лишен доступа к продукту мощного совокупного научно-технического потенциала капиталистического мира. Собственная же наука могла обеспечить хорошими технологиями лишь немногие ключевые отрасли. Так что и по этому ресурсу сравнение некорректно.
Страны "первого мира" получили для своего развития огромный стартовый капитал из колоний. На эти деньги было создано "работающее" до сих пор национальное богатство (дороги, мосты, здания, финансовый капитал и т. д.). СССР не имел таких источников: Россия не эксплуатировала, а инвестировала национальные окраины. Различие в накопленном за века богатстве не отражается в статистике, и мы просто не имеем о нем представления. Форсированное преодоление этого разрыва отвлекало от "наполнения прилавков" очень большие ресурсы.
Сравнивать экономические системы, находящиеся на разных стадиях своего жизненного цикла, опять же неправомерно. СССР в 70-80-е годы вошел примерно в ту фазу индустриализации, которую Запад прошел в 30-е годы с тяжелейшим структурным кризисом. Напротив, в 50-60-е годы никому и в голову не приходило говорить о неэффективности плановой экономики. В те годы виднейшие экономисты США писали, что рыночная экономика, конечно, менее эффективна, чем плановая, но это — та плата, которую Запад должен платить за свободу.
Рыночная экономика существует в форме единой, неразрывно связанной системы "первый мир-третий мир". Так называемые развитые страны представляют собой лишь витрину, небольшую видимую часть айсберга этой системы. Эта часть потребляет около 80% ресурсов и производит около 80% вредных отходов. Массивная часть (третий мир) поставляет минеральные, энергетические и человеческие ресурсы и. . . принимает отходы. Один гражданин США вносит в создание "парникового эффекта" такой же вклад, как 1450 граждан Индии.
Отработав экономические и политические рычаги (внешний долг, подготовка "демократической" элиты, коррупция и т. д.) , первый мир создал эффективную систему сброса в третий мир не только отходов и вредных производств, но и собственной нестабильности и кризисов. Латинская Америка при весьма высоком уровне развития и образования погружена в тяжелейший кризис при постоянном росте производства и извлечения природных ресурсов. Если представить себе, что развитые капстраны внезапно оказались отрезанными от третьего мира, от потока его ресурсов (то есть попали бы в положение СССР) , то само понятие эффективности их экономики потеряло бы смысл — она испытала бы коллапс, после которого ввела бы жесткую систему планирования. Малейшие попытки третьего мира контролировать хоть небольшой поток ресурсов вызывают панику на биржах и мобилизацию всех среств давления (война в Ираке, лишенная всякого идеологического прикрытия, показала это с полной очевидностью).Тезис о неэффективности советской экономики по критерию "полные прилавки" (уровень потребления) , очевидно, несостоятелен, если его прилагать ко всей системе "первый мир-третий мир", а не к ее витрине. В среднем уровень потребления (или шире — уровень жизни) всех людей — участников производственной цепочки капстран (включая добывающих олово боливийских индейцев или собирающих компьютеры филиппинских девочек) был гораздо ниже, чем в СССР.Вплоть до перестройки СССР лучшие ресурсы направлял на военные нужды. Как бы мы ни оценивали сегодня эту политику, она не была абсурдной и имела под собой исторические основания. Ее надо принять как факт. Та часть хозяйства, которая работала на оборону, не подчинялась критериям экономической эффективности (а по своим критериям она была весьма эффективной). По оценкам экспертов, нормальной экономикой, не подчиненной целям обороны, было лишь около 20% народного хозяйства СССР. Запад же — при его уровне индустриализации и доступе к ресурсам — подчинял внеэкономическим критериям не более 20% своего хозяйства. Таким образом, "на прилавки" работала лишь 1/5 советской экономики против 4/5 всей экономики капиталистического мира. Сравнивать надо именно эти две системы. Прикиньте в уме эффективность! Да и обеспечить военный паритет на современном уровне убогая и неэффективная экономика не смогла бы никак. Пусть подумает наш интеллигент, что означает создать и наладить крупномасштабное серийное производство такого, к примеру, товара, как МИГ-29.
Интеллигенция легко восприняла фальшивые критерии эффективности, легко согласилась разрушить составляющие лучшую часть национального достояния системы военно-промышленного комплекса. Она согласилась отказаться от "уравниловки", не подумав, что это означает для огромной части населения.Интеллигенция легко согласилась на демонтаж всех тех "нецивилизованных" (то есть отсутствующих на Западе) систем жизнеобеспечения, которые позволяли при весьма небольшом еще национальном богатстве создать всем гражданам достойный уровень жизни. Шумно радуясь "освобождению мышления", с поразительной покорностью подчинилась она гипнозу самых примитивных идеологических заклинаний — например, призыву перейти к "нормальной" экономике. И никто не спросил: а каковы критерии "нормального"? Что же "нормального" в экономике, при которой склады затоварены лекарствами, а дети в больницах умирают от недостатка простейших препаратов? Что нормального в том, что резко сократилось потребление молочных продуктов даже детьми? Ведь это "нормально" лишь в рамках очень специфической, отнюдь не общей системы ценностей, явно противоречащей здравому смыслу. . .
Menu
