Говорить об адекватном случившемуся литературном (проза) и кинематографическом отражении темы Геноцида в армянском искусстве не приходится. Из того, что написано, ближе других к теме, на мой взгляд, подходили Мушег Галшоян и Хачик Даштенц. Может быть, дело в том, что тем, кто мог бы силой своего таланта описать с натуры случившееся, просто размозжили бы камнями головы? А потом десятилетиями правил сталинский запрет на тему, и из жизни ушли очень многие из уцелевших очевидцев, унеся с собой картины и раздумья об армянской трагедии.
Одним из первых рассказал о Геноциде в советской армянской прозе Рачия КОЧАР. Вышедший в прошлом году русский перевод Каринэ ХАЛАТОВОЙ повести "Тоска" был приурочен к 100-летию известного прозаика.
Повесть вошла в изданный в начале 60-х годов сборник "Белая книга" и знакома многим по одноименному фильму. Читая прозу, убеждаешься, что в экранизации многое было утеряно, ибо акцент был смещен в другую сторону. Напомню, что простой сюжет книги сводится к тому, что спасшийся от смерти и обосновавшийся в Советской Армении крестьянин Аракел Элоян изнывает от тоски по "эргир". Все вроде наладилось: не гол, не бос, не голоден, и сын старший — председатель колхоза, а младший — комсомольский активист. Но Аракел постоянно видит во сне покинутое 15 лет назад село Дитак и, не выдержав, переходит Аракс, добирается до родного заброшенного дома, а через некоторое время возвращается обратно, потому что узнает через знакомых курдов, что его поступок стал предметом разбирательств между властями СССР и Турции и поэтому многие могут пострадать. Естественно, его тут же с порога дома забирают соответствующие органы, и в фильме запомнилось прежде всего бесчеловечное обращение следователей, что в книге подано вовсе не так топорно, потому что описывается 1930 год, и Р.Кочар знал это время лучше, чем те, кто сделал упор на беспощадных чекистах, и в результате была несколько смазана любовь Аракела к покинутой и оставшейся без хозяев земле.
В повести, в точном переводе, сохраняющем эпически размеренную интонацию Кочара, и на первом, и на втором, и остальных планах — владеющая без остатка Аракелом тоска по Родине, по сравнению с которой действия следователей (кстати, далеко не сплошь злодеев) проходят как-то мимо главного героя. Хотя, конечно, он постепенно осознает, куда угодил, подозреваемый "в контактах с английской разведкой". Аракела после допросов отпускают, и односельчане наводняют двор странника:
"- Рассказывай, Аракел.
— Счастливые твои глаза, Аракел.
— Везучий ты, Аракел, такая удача тебе выпала…"
Но он ничего не скажет собравшимся. Может быть, выговорился, рассказывая подробности следователям. В деревне он только скажет:
"- Ну, что видел? Наш храм как тогда стоял, так и сейчас стоит на том же месте, и речка все так же течет".
По сюжету Аракел натыкается на вооруженные отряды курдов, до которых, наконец, дошло:
"- Коварные турки одурачили глупых курдов, вооружили их до зубов, натравили против армян и перебили их, — рассказывал Мариф. — А как с армянами расправились, за нас теперь взялись, хотят с лица земли стереть. Бьем себя по голове, убиваемся, ревмя ревем, но что теперь поделаешь, былого не воротишь…"
Курды из старых знакомых навещают Аракела, приносят в подарок баранов — да только за Аракс их не переправишь. Аракел находит свой дом без крыши, одни стены остались, целует каждый вечер могилу отца на кладбище, затем камень на пороге своего дома. На прощанье курд Мариф говорит:
"- Вернись и спроси у Красной Москвы: когда же в мире возьмет верх справедливость?"
Кстати, этот самый Мариф, под пером Кочара, политически подкован, недоволен Сталиным, клеймит Кемаля-пашу, который "показную дружбу водит с Москвой, а у себя в стране убивает народы… Армян разгромил — вырезал, разделался с греками, теперь вот курдов уничтожает…" Ленина тогда трогать исключалось ("Тоска" издана в 1964 году). И вообще, читая повесть и помещенные в книге отрывки из публицистики Р.Кочара, не надо вырывать их из контекста времени. Хотя тогда, в 1930-м, армянин Аракел и курд Мариф могли искренне верить в справедливость Красной Москвы, не подозревая, что в XXI веке бог весть какого цвета Россия будет гордиться тем, что помогла туркам разделаться с армянами и греками, а президент РФ будет демонстрировать фотки с изображением Московского сговора двух государств-бастардов (на момент сделки), распоряжавшихся чужими землями.
Есть шаги, которые никогда не забываются и не прощаются. Отношение к Геноциду любого народа или к документам, закрепляющим результаты этого Геноцида, — исчерпывающая характеристика любого политика. Поэтому армяне чтят американского президента Вудро Вильсона. И не забывают о лицемерии тех всемогущих, из-за которых потомки таких, как Аракел, до сих пор лишены Родины.
В предисловии, рассказывая о судьбе писателя, тосковавшего о покинутом Алашкерте, К.Халатова напоминает: "После очередного инфаркта, находясь у себя на даче в Лусакерте, Рачия Кочар узнал о беспорядках и разгоне демонстрантов в Ереване 24 апреля. Сердце мужественного писателя и гражданина не выдержало этого последнего удара… Он скончался у себя на даче 2 мая 1965 года".
